ПЕЧАЛЬНЫЙ КОНЕЦ ЦАРСТВОВАНИЯ ПЕТРА II

В это время международное по­ложение Российской империи ос­ложнилось. Швеция и Османская империя открыто демонстрировали свою готовность объявить войну, а прежде непобедимый русский флот,

на содержание которого теперь не выделялось денег, гнил на берегах Невы. Даже организация военных манёвров вблизи Москвы не при­влекла внимания Петра II — импе­ратор просто не поехал в войска. Многое из созданного в Петров­скую эпоху (и прежде всего воору­жённые силы) пришло в упадок, расстроилось, было утрачено при Петре II, Некоторые историки даже склонны считать эти годы «бояр­ским царством»: всё меньше оста­валось у власти «птенцов гнезда Петрова», всё большую власть при­обретала богатейшая аристократия. Старомосковские бояре, которым Пётр I насильно брил бороды и смирял гордость, ставя под начало безродных, но талантливых людей, переоделись в европейские кам­золы, вошли в Верховный тайный совет и вновь встали у кормила власти.

Постепенно Пётр II стал охла­девать к княжне Екатерине и начал грубо обращаться с ней даже в при­сутствии сановников. Как рассказы­вали, поводом к этому послужили

В. Серов.

Выезд императора Петра II и цесаревны Елизаветы Петровны

на охоту.

65

слухи о том, что девушка будто бы неверна ему. Долгоруковы забили тревогу, и 30 ноября 1729 г. в Ле­фортовском дворце состоялось об­ручение Петра Алексеевича и Ека­терины Долгоруковой. Император в толпе гостей увидел огромные, полные слёз глаза его прежней воз­любленной — дочери Петра I Ели­заветы, которой уже полгода отка­зывалось в праве присутствовать на охотах и балах, а также получать де­нежное содержание, достойное её высокого положения. Как бы то ни было, когда Елизавета подошла по­целовать руку Долгоруковой, им­ператор непроизвольно оттолкнул свою наречённую от Елизаветы. В зале послышался ропот. Это было плохой приметой и означало, что свадьбе не бывать. И всё же Пётр II нашёл в себе силы с любезным видом огласить указ, по которо­му все Долгоруковы получали выс­шие должности при императоре, а свадьба назначалась на 19 янва­ря 1730 г.

Подавленное состояние духа императора, которого мучила со­весть за судьбы Меншикова и Елиза­веты, усугубилось после его тайной встречи с Остерманом. Предчувствуя неизбежные перемены с возвышени­ем хитрых, деспотичных Долгоруко­вых, вице-канцлер приехал на Рож­дество в Москву, надеясь отговорить Петра от бракосочетания. Говорил в основном Андрей Иванович, заглу­шая тихие рыдания присутствовав­шей здесь же Елизаветы. Император слушал, только иногда задавая во­просы о конкретных фактах взяточ­ничества и казнокрадства новых родственников. Можно лишь гадать, что он имел в виду, сказав на проща­ние Остерману: «Я скоро найду сред­ство порвать мои цепи».

6 января 17 30 г., несмотря на сильный мороз, император не­ожиданно появился на параде мос­ковских полков и принимал его с фельдмаршалом Минихом и Остерманом. Возвращался он в толпе придворных невесты, следуя за её санями. Что замышлял угрюмый подросток, обманутый в лучших чувствах опытными интриганами

Долгоруковыми, почему не сел в карету Екатерины — остаётся за­гадкой.

Дома у Петра начался жар. Вра­чи обнаружили у него чёрную оспу и стали ждать кризиса, рассчитывая, что молодой организм справится с болезнью.

Иван Долгоруков отважился пойти на крайнюю меру — подде­лать почерк императора на завеща­нии. В своё время он развлекал Пет­ра копированием его почерка. Для обоюдной забавы они отсылали во дворец «распоряжения императора» с приказом прислать денег, и день­ги привозили. Сфабрикованная «по­следняя воля императора Петра II» предусматривала передачу власти его невесте. Трудность заключалась в том, что подпись должен был за­верить духовник царя, а также дове­ренное лицо, которым являлся Остерман. Андрей Иванович в течение всей болезни не отходил от посте­ли больного, не давая Долгоруко­вым ни единого шанса остаться на­едине с императором.