Б. Донской отказался бежать с места покушения, сославшись на евангель­скую притчу о зерне, которое даст урожай, только если само погибнет. «Я хотел, чтобы меня поймали, — призна­вался он, — и узнали, по какой при­чине я убил Эйхгорна». В прощальном письме матери он писал: «Благослови меня и не жалей, мне хорошо, будто в синее небо смотрю». Бориса Донского приговорили к смертной казни и пуб­лично повесили 10 августа 1918 г.

77

«СЪЕЗД БЫВШИХ ЭСЕРОВ»

18 марта 1923 г. в Москве собрался «Всероссийский съезд рядовых членов партии эсеров». (Заметим, что в эсе­ровской эмиграции его оценили как инсценировку советских властей.) На съезд, который продолжался три дня, съехались примерно 50 бывших эсеров. Они заявили, что партия распалась и разложилась, поэтому заграничный ЦК не может выступать от её имени. Кро­ме того, участники съезда отмеже­вались от эсеровского руководства, осуждённого в августе 1922 г. на «про­цессе эсеров». В заключение бывшие эсеры попросили принять их в РКП(б).

Журналист Михаил Кольцов писал об этом событии: «В маленьком зале на задворках Москвы собрался и прошёл съезд бывших эсеров. Не левых эсе­ров, а самых настоящих, подлинных обломков эсеровской партии, пред­ставлявших несколько сотен своих еди­номышленников, рассеянных по всей Советской России. Проделан трудный, мучительный, но такой необходимый акт — акт санитарии. Зарыты в землю последние разложившиеся останки мёртвой партии. Эсеровский генерали­тет, пышную верхушку партии, похо­ронили по первому разряду на красном помосте Дома Союзов, при публике, электрических люстрах, при поминаль­ном отпевании прокурора республики. А рядовые эсеры покончили со своим прошлым тихо и серо, без публики и судебных дам. Кучка измученных лю­дей стирает с лица земли самоё назва­ние партии, проклиная своих вождей, осуждённых за убийства и измены, стремится войти в РКП».

создать эсеры, подверглось «второму разгону». Многих депута­тов арестовали, а нескольких человек офицеры даже расстреля­ли на берегу Иртыша: как они говорили, «отправили в респуб­лику Иртыш».

После этих событий эсеры попытались вести борьбу «на два фронта» под лозунгом «Ни Ленин, ни Колчак» (за что их ирони­чески прозвали «нинистами»). Такую позицию, в частности, за­нимали В. Чернов, А. Аргунов, А. Керенский.

Другие под давлением обстоятельств склонялись к союзу с большевиками против А. Колчака. Большевики также как будто проявили готовность пойти навстречу эсерам. 27 февраля 1919 г. ВЦИК постановил «предоставить правым социалистам-револю­ционерам право участия в советской работе». Это означало, что партия может вести легальную деятельность.

В Москве вновь начала выходить эсеровская газета «Дело народа». В. Чернов вспоминал: «„Весна" была недолгой: наша га­зета выходила всего десять дней. Она имела блестящий успех, а на наши митинги стекались толпы народа. На тех заводах, где выступали наши ораторы, большевикам больше нельзя было по­казываться: их встречали бурей негодования, свистом, шикань­ем, их гнали с трибуны. Нашим же товарищам приходилось уго­варивать рабочих „выслушать и противную сторону"». После двух недель «весны» среди эсеров, вышедших из подполья, прокати­лась волна арестов...

Однако не все эсеровские группы на советской территории попали под запрет. Например, продолжали действовать эсеры-максималисты, украинские эсеры-борьбисты. Левые эсеры до 1922 г. выпускали в Москве журнал «Знамя», эсеры-максима­листы — журнал «Максималист».

В Кронштадте весной 1921 г. идеи немногочисленной со­ветской оппозиции неожиданно нашли мощную вооружённую поддержку. Стало ясно, что даже небольшие оппозиционные группы и партии далеко не безопасны для властей. Поэтому по­литика по отношению к ним стала гораздо более суровой. После подавления Кронштадтского восстания В. Ленин призвал отправ­лять эсеров за границу или «бережливо держать их в тюрьме». В мае 1921 г. эсеры ещё могли выступать на Всероссийском съезде профсоюзов. Но под влиянием арестов деятельность сохранив­шихся эсеровских групп постепенно затухала.