Д. Моор. Плакат 1919 г.

А. Апсит. Плакат 1919 г.

293

ПОТЕРИ В ГОДЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

С осени 1917 г. и до конца 1922 г., когда гражданская война в России почти полностью прекратилась, насе­ление страны уменьшилось примерно на 13 миллионов человек (из них око­ло 2 миллионов эмигрировали).

Боевые потери воюющих армий при этом были относительно невелики. Например, Красная армия в эти годы потеряла убитыми, пленными и умер­шими от болезней, по различным оцен­кам, от 190 тысяч до 240 тысяч чело­век. Впрочем, некоторые источники называли более высокие цифры — 425 тысяч и даже 1 миллион человек.

Однако основная масса погибших по любым подсчётам принадлежала к мир­ному населению. Так, только в ходе еврейских погромов погибло около 300 тысяч человек. Примерно 5 мил­лионов жизней унесли эпидемии тифа, холеры и других болезней. Свыше 5 миллионов человек, по официальным данным, умерли в 1921—1922 гг. от го­лода. Общие потери, включая эмигран­тов, приближались к 10% всей числен­ности населения России.

В. Блюхер — главнокомандующий Народно-революционной армией ДВР.

БОРЬБА С БАСМАЧЕСТВОМ В СРЕДНЕЙ АЗИИ

В октябре 1917 г., через несколько дней после победы больше­виков в Петрограде, власть в Ташкенте также перешла в руки Со­вета. Опирался Совет в основном на железнодорожных рабочих и солдат, почти исключительно русских. Несколько лет спустя коммунист Г. Сафаров отмечал: «С первых же дней революции Советская власть утвердилась в Туркестане как власть тонкого слоя русских рабочих по линии железной дороги. Ещё и до сих пор здесь широко распространён тот взгляд, что единственным носителем пролетарской диктатуры в Туркестане может быть только русский».

Одно из первых постановлений новой власти запрещало мусульманам занимать государственные должности. Правда, спустя полгода это решение формально отменили, но на деле по­ложение осталось прежним. Советскую власть население Турке­стана (так называлась тогда большая часть Средней Азии) рас­сматривало как «власть русских». Это побуждало многих местных русских, например богатых крестьян («кулаков») и даже священ­ников, становиться сторонниками Советов. В 1920 г. в Туркеста­не никого не удивляло такое, например, объявление на улице: «По случаю того, что сегодня богослужение исполняется коммуни­стическим батюшкой, все члены коммунистической партии при­глашаются на это богослужение».

Политическое господство русского населения вызывало не­довольство коренных жителей Туркестана. Враждебность порож­дали также такие меры «военного коммунизма», как продразвёр­стка, запрет базаров и свободной хлебной торговли. Но самое сильное возмущение вспыхнуло в связи с ограничениями и за­претами, наложенными на многие мусульманские обряды и тра­диции.

Уже в 1918 г. в Ферганской долине против большевиков сра­жалось около 40 повстанческих отрядов. Красноармейцы окре­стили повстанцев басмачами. Это слово, означающее «вооружён­ные всадники», приобрело новое значение — бандиты. Повстан­ческие отряды применяли партизанскую тактику борьбы и оста­вались почти неуловимыми для Красной армии.

Тогда власти перешли к традиционным способам борьбы с партизанским движением: брали заложников, уничтожали целые селения. «Мы думали одно время ликвидировать басмачество огнём и мечом, — вспоминал в 1922 г. председатель Совнаркома Туркестана К. Атабаев. — В этих целях более или менее крупные кишлаки, „поражённые басмачеством", уничтожались беспощад­но, вследствие чего население уходило от Советской власти всё дальше и дальше. Не помогла нам и общая оккупация всей Фер­ганы. В одно время в Фергану было переброшено до 30 тысяч войск, и все крупные кишлаки были заняты гарнизонами из крас­ноармейцев. Население оставалось враждебным к нам, басмачи легко справлялись с нашими гарнизонами, и мы наконец вынуждены были убрать войска из кишлаков».