СИСТЕМА УПРАВЛЕНИЯ В МОСКОВСКОМ ГОСУДАРСТВЕ.

ПРИКАЗЫ

Если бы мы могли мысленно перенестись на 400 лет назад и оказаться на Ивановской площади Московского Кремля, то увидели бы расположенный юго-западнее Архангельского со­бора комплекс нарядных каменных построек. Украшенные богатой резьбой фасады и арки нижнего этажа выполнены в стиле итальянского Ренессанса, характерном для дворцового строи­тельства второй половины XVI в. В этом пышном здании размещаются приказы — первые в истории России центральные учреждения, предшествен­ники современных министерств.

На площади царит обычное многолюдье. Би­рючи (глашатаи) зычными голосами выкрикивают указы по решавшимся в приказах делам. С той поры до нас и дошло выражение: «Кричать во всю Ивановскую». Здесь же производятся наказания осуждённых, которых в зависимости от вины бьют батогами (палками) или кнутом. Перед приказами и под арками толпятся просители с челобитными (прошениями). Они ожидают приезда судей и дьяков (глав приказов) или выхода подьячих — непосредственных исполнителей канцелярской ра­боты.  Подача свёрнутой в трубочку челобитной

приказным служителям обычно сопровождается подношением. В зависимости от сложности прось­бы это может быть простой калач, пирог или что-нибудь более существенное. Недаром гласит пословица: «Всяк подьячий любит калач горя­чий». У входов в приказы снуют посланные по различным поручениям приставы (мелкие чинов­ники), из других городов прибывают посыльные с деловыми документами.

Если заглянуть в помещение какого-либо приказа, то можно увидеть большую комнату с длинным деревянным столом посередине. За ним на скамьях или лавках, покрытых мягкими матрасами («тюфяками»), сидят подьячие. Скрипя гусиными перьями, они пишут тексты документов, старательно выводя слова замысловатыми почер­ками и время от времени макая перья в медные чернильницы, иногда подвешенные к поясу. Вдоль стен громоздятся сундуки и коробья, в которых хранятся дела. Украшают комнату изразцовые печи (в XVI в. изразцы были зелёного цвета, позднее — трёхцветные, блестящие). Окна со вставленными в рамы кусочками слюды слабо пропускают свет. Но работа в приказах начинается

341

 

 

 

Здание приказов на старинной карте Кремля.

рано утром и заканчивается затемно, и поэтому в помещении можно увидеть фонари, а также свечи, стоящие в больших подсвечниках — шандалах. Убранство следующей комнаты (казёнки) богаче — ведь здесь заседают судьи и дьяки. В некоторых приказах стены казёнок обтянуты тиснёной ко­жей. Столы покрыты сукном, а фонари и шандалы со свечами крупнее и причудливее.

ВОЗНИКНОВЕНИЕ

ПРИКАЗОВ

И ИХ ЗАДАЧИ

Что же представляли со­бой эти учреждения и чем они занимались?

Прежде всего прика­зы не были созданы единым законодательным актом и по заранее продуманному плану. Они возникли в известной мере стихийно, подчиняясь требованиям времени и насущным нуждам госу­дарства и государя. Сам термин «приказ» произо­шёл от глагола «приказывать» и означал прика­зание, т. е. поручение, сделанное великим князем или царём тому или иному доверенному лицу — боярину, а чаще дьяку. Уже в конце XV в. при великокняжеском дворце в составе лиц, ведавших дворцовым хозяйством, появились особые дьяки (посольский, разрядный, ямской), перед которыми были поставлены более широкие задачи.

Зарождение приказов как учреждений относит­ся к началу XVI в. Они создавались по разным поводам, иногда носили временный характер и ликвидировались после решения какого-либо конкретного вопроса. Но чаще они были результатом «приказа» определённой отрасли государственных дел одному из дворцовых дьяков. В отличие от предыдущего периода при дьяке образовывалась группа подчинённых ему подьячих, а сам приказ постепенно превращался в постоянно действо­вавшее учреждение. Эти первые приказы помеща­лись или во дворце, или в самостоятельных зданиях вблизи дворцовых построек («избах»), отчего и носили иногда такие названия (например, Разрядная изба, Ямская изба и т. д.).

Решающую роль в окончательном превращении этих зародышей первых приказов в полноправные учреждения сыграли бурные события середины XVI в., связанные с правлением Ивана Грозного. Именно на приказы было возложено первым русским царём и его правительством проведение в жизнь крупных преобразований. В результате к концу царствования Грозного окончательно сло­жилась система приказов, состоявшая из 23 учреждений. В своей основе она сохранилась до конца существования самих приказов, т. е. до начала XVIII в.

Затяжные войны на востоке и западе, которые вело правительство Ивана IV, потребовали реши­тельной реформы вооружённых сил страны. Созда­ние поместной дворянской конницы и новых групп служилых людей — стрельцов и пушкарей — положило начало оформлению приказов, ведав­ших этими служилыми разрядами. Особое зна­чение имел Разрядный приказ, занимавшийся не только чисто военными делами (формированием полков, снабжением их вооружением и продо­вольствием, укреплением границ), но и учётом служилых людей страны, в первую очередь поместного дворянства, а также выдачей им жалованья. Для управления другими группами служилых   людей   были   созданы   специальные

342

 

 

 

приказы: для стрельцов — Стрелецкий, для пушкарей — Пушкарский. Большую роль играл ещё один крупный приказ — Поместный; в его распоряжение поступил земельный фонд страны, обеспечивавший землёй (поместьями) вновь со­зданные разряды служилых людей.

Реформы в области финансов, изменившие систему сбора налогов с населения, привели к организации сети финансовых приказов. Главным из них был приказ Большого прихода, куда стекалась основная часть собираемых средств. Чтобы лучше и правильнее оценивать платё­жеспособность жителей отдельных местностей, были организованы особые финансовые при­казы — «четверти» («чети»), отвечавшие за опре­делённые районы страны. Каждый из них получил название по основному из подведомственных ему городов (Галицкая, Владимирская, Новгородская, Нижегородская, Устюжская четверти). Территори­альный характер носили и приказы, созданные для управления вновь присоединёнными к России областями. После взятия Казани и Астрахани был организован приказ Казанского дворца. Такого же

«ДВОРЦОВЫЕ» ПРИКАЗЫ

Ряд  новых учреждений появился в области управ­ления дворцовым хозяйством (т. е. принадлежавшим государям московским). Наряду с существовавшим ранее приказом Большого дворца функционировали более мелкие, занимавшиеся отдельными отраслями дворцового хозяйства: Конюшенный, надзиравший за царской конюшней и обслуживавшими её людьми; Ап­текарский, которому надлежало оберегать здоровье царя и его семьи, и др.

С. В. Иванов. «В приказе московских времён».

343

 

 

 

 

АПТЕКАРСКИЙ ПРИКАЗ

Забота о здоровье царя являлась для людей XVI— XVII вв. важным государственным делом. Обя­занности подданных в этом отношении были сформули­рованы в текстах присяг («крестоприводных записей»), в которых прежде всего проступает страх перед возможностью отравления государя. Так, в начале XVII в. приносившие присягу клялись: «...В еде и в питье, ни в платье, ни в ином ни в чём лиха никакого не учинить и не испортить, ни зелья лихово и коренья не давать». Поэтому понятна особая роль, которую играл Аптекарский приказ, поставлявший лекарства для царя. Это делало возможным покушение на его жизнь. На должность судей этого приказа назначались особо доверенные лица, близкие царю и связанные с ним родственными узами. При царе Михаиле Фёдоровиче её занимал боярин И. Б. Черкасский, при Алексее Михай­ловиче — Ф.И. Шереметев, а позднее — И. М. Милославский. В последние годы жизни царя Алексея во главе приказа был поставлен крупный политический деятель и друг царя Артамон Сергеевич Матвеев.

Должность судьи Аптекарского приказа была не только почётной, но и ответственной. В его обязанности входило личное испытание прописываемых царю ле­карств. Прежде чем их принимал государь, судья должен был попробовать эти лекарства на себе. В слу­чае болезни и особенно смерти царя нередко возникали подозрения в отравлении, чем широко пользовались в борьбе за власть политические противники стоявшего во главе приказа лица. Так, после смерти Алексея Михайловича был обвинён в его отравлении и отправлен в ссылку уже упоминавшийся судья Аптекарского приказа Матвеев.

рода учреждение было задумано в ходе Ливонской войны для присоединённых земель Прибалтики. Оно получило наименование Городового приказа, т. к. занималось в основном укреплением ливонских городов. Приказ был ликвидирован после потери временно завоёванных территорий.

Создание на местах «губных» (местных) учреж­дений, занимавшихся разбором уголовных дел, вызвало организацию в столице Разбойного прика­за, которому эти учреждения подчинялись. На­конец, перестройка «ямской (т. е. почтовой. — Прим. ред.) гоньбы» для бесперебойной связи Москвы с внутренними районами страны привела к возникновению Ямского приказа.

Таковы основные приказы общегосударствен­ного значения. Ещё одному из них, главному учреждению, ведавшему внешней политикой, посвящена отдельная статья (см. ст. «Посольский приказ»).

Довольно рано проявились основные недостат­ки приказной системы управления в целом — отсутствие чёткого распределения обязанностей между отдельными учреждениями, смешение во­просов административных, финансовых и судеб­ных, столкновение деятельности разных приказов на одной и той же территории.

Окончательное оформление приказов как уч­реждений произошло в конце XVI в., когда для каждого из них были установлены определённый штат и бюджет. К этому же времени относится и постройка уже упоминавшегося здания приказов, призванного внушать почтение приходящим про­сителям. Первоначально штаты приказов были невелики. Кроме судьи и дьяка в приказе работали подьячие, имелись также приставы и сторожа, а в некоторых приказах (Посольском и Казанского дворца) — переводчики и толмачи (последние переводили устную речь). Преобладали небольшие учреждения с пятью-шестью подьячими. Наиболее крупные из приказов — Разрядный и Помест­ный — имели до десятка подьячих.

Особенностью приказов XVI в. была большая роль, которую играли в их деятельности дьяки, особенно думные (т. е. принимавшие участие в заседаниях Боярской думы). Дьяки того времени, зачастую выходцы из дворянской среды, были крупными государственными деятелями. Среди них выделялись дьяки Посольского приказа — Иван Михайлович Висковатый и братья Щелкаловы. Нередко приказы назывались по именам возглавлявших их дьяков. Например, Новгород­ская четверть, входившая в состав Посольского приказа, именовалась Приказом думного дьяка Василия Яковлевича Щелкалова. Приказные дья­ки в большей степени подчинялись царю, чем Боярской думе, и были верными царскими слугами. Однако это не помешало Грозному во время одной из расправ зверски казнить на Поганой луже (современных Чистых Прудах) почти всю дьяческую верхушку приказов, обвинив её в государственной измене.

344

 

 

 

ПРИКАЗЫ

В XVII СТОЛЕТИИ

Сильным потрясением для московских прика­зов, как и для всей стра­ны, стали события начала XVII в., так называемого Смутного времени. Нарушилась нормальная дея­тельность учреждений; были разбросаны по всей стране, а частью погибли старые деятели при­казной администрации. Создавались, правда в уре­занном виде, параллельные системы приказов — при боярском правительстве в захваченной поль­скими войсками Москве, в Тушинском лагере, в войсках народного ополчения (см. ст. «Люди и со­бытия Смутного времени»). Освобождение Москвы и избрание на престол Михаила Романова поло­жили начало возрождению приказного аппарата. Страна нуждалась в усилении обороноспособности и хозяйственном восстановлении. Поэтому наряду с реставрацией старых приказов шло и создание новых. Только за период с 1613 по 1619 г. было организовано 11 новых приказов. При этом, как правило, происходило дробление одних и тех же функций между несколькими ведомствами. Это особенно относится к финансовым приказам, в составе которых возникли Новая четверть и Боль­шая казна. Появились и новые военные приказы: Казачий, Иноземский и Рейтарский.

Затяжные военные действия на западной грани­це вызывали к жизни многочисленные временные приказы: Сбора ратных и даточных людей; Денежного и хлебного сбора (на армию); Сбора пятинных и запросных денег (чрезвычайных налогов) и др. Увеличилось и число приказов территориального управления. Из состава приказа Казанского дворца был выделен самостоятельный Сибирский приказ с большими полномочиями. Он ведал управлением сибирскими землями, пределы которых продолжали расширяться. Позднее, с присоединением к Московскому государству Укра­ины, образовался Малороссийский приказ.

Новым было появление в первой четверти XVII в. наряду с государственными и дворцовыми приказов патриаршего управления, в известной мере подражавших государственным. В годы патриаршества отца царя Михаила Фёдоровича — Филарета (в миру Фёдора), имевшего свой двор, было организовано три таких приказа (Дворцовый, Разрядный и Казённый), сохранившихся и после смерти патриарха и ликвидации его двора.

Происходили изменения и в составе руководст­ва приказов, где усиливалось влияние боярства, а дьяки постепенно отходили на второй план. К середине XVII в. дьячество заметно мельчает. Всё реже встречаются в его кругу представители старой приказной школы, к которой можно отнести, например, думного дьяка Разрядного приказа Василия Семёновича Зиновьева (Сыдавного), близ­кого к царю и связанного личными отношениями с патриархом. Зато появляются приказные деятели иного типа — выходцы из торговой среды, образцовые исполнители. Из них следует назвать три поколения дьяков Чистых-Ивановых.

К середине столетия общее число приказов

ВАСИЛИЙ СЕМЁНОВИЧ ЗИНОВЬЕВ (ПРОЗВИЩЕ — СЫДАВНЫЙ)

Этот человек добился положения одного из крупнейших, наиболее известных и влиятельных деятелей приказного аппарата в эпоху первых Романовых.

Он начал свою деятельность в качестве дворцового дьяка в несчастливую для Московского государства эпоху — в самый разгар Смутного времени. В ту гро­зовую пору Зиновьеву-Сыдавному пришлось принимать участие во многих важнейших событиях политической жизни России. Он служил в войсках Василия Шуйского под Тулой. Затем был отправлен в составе боярского посольства под Смоленск — к полякам — с целью просить королевича Владислава занять русский царский престол. Позднее ему пришлось выполнять другое за­дание дипломатического свойства: договариваться со шведами, чтобы они прислали в Россию своего пред­ставителя. В годы борьбы за освобождение Москвы Зиновьев-Сыдавный был дьяком в подмосковном ополчении.

После венчания на царство Михаила Романова этот опытный приказной оказался среди надёжных, верных и преданных новой династии людей, и по этой причине ему доверили один из центральных постов в высшей администрации страны. С 1613 г. и до самой смерти а 1619 г. он занимал место думного дьяка Разрядного приказа, одновременно совмещая это со службой в ряде других приказов.

По распоряжению патриарха Филарета после кон­чины Зиновьева-Сыдавного в его память в московском Спасском монастыре был назначен «ежегодный корм» — поминальная трапеза.

МОСКОВСКАЯ «ВОЛОКИТА»

Судебные дела в приказах нередко затягивались на несколько лет. Этому способствовала существовав­шая практика передачи дел из приказа в приказ, когда одна из ведущих тяжбу сторон объявляла недоверие судье. Чрезвычайно распространено было положение, при котором судьи и дьяки «по дружбе» решали дела отнюдь не объективно. Именно об этом говорил крити­чески относившийся к приказному аппарату патриарх Никон: «...Ведомые враги Божии и дневные разбойники, безо всякие боязни в день людей Божиих губят». Немалую роль играли в этом и подьячие, нередко подкупленные кем-либо из судившихся. Недаром в крестоприводной записи им вменялось: «...За делы дворян и детей боярских и всяких челобитчиков не волочити («не волочить» — не тянуть дела. — Прим. ред.), отделывати вскоре. И посулов и поминков ни у кого не имать ни которыми делы... И ис книг писцовых и из отдельных и из дач выписывать подлинно и прямо. И мимо книг в выписи ничего не написать ни которыми делы. И посулов и поминков от того ни у кого не имати...» Уже этот перечень обязанностей упоминает пути возможных злоупотреблений, затягивания и запутыва­ния дел, на что постоянно жаловались тяжущиеся. Не­редко заинтересованные лица успевали умереть, не до­ждавшись решения, или же помириться помимо суда. Вместе с тем всё относительно, и знаменитая мос­ковская судебная «волокита» при сравнении с англий­ским судом казалась шотландским путешественникам, посетившим Москву в XVII в., значительно более быстрой и справедливой.

345

 

 

Приказные люди за работой. Рисунок из старинной рукописи.

достигло 53. Однако этот рост происходил в основ­ном за счёт быстрого расширения штата подьячих, которых к концу века насчитывалось около 3,5 тыс. человек. Только в одном Поместном при­казе работали 400 подьячих. Посетивший в это время Россию Яков Рейтенфельс в «Сказаниях» писал о «почти бесчисленном количестве» подья­чих в Москве. С середины века при крупных при­казах создавались специальные школы для подго­товки квалифицированных кадров. Группы обу­чавшихся детей бывали довольно многочисленны и находились под надзором старых опытных подьячих. Источники того времени донесли до нас рассказы о шалостях и ссорах учеников, бро­савших друг в друга книги и столбцы (склеенные в длинную полосу документы). Устанавливается внутреннее деление приказов на «столы» и «повытья» (более мелкие подразделения).

Старое кремлёвское здание перестаёт вмещать многочисленную армию подьячих. Архимандрит Андреевского монастыря Авраамий говорил, что «иным де и сидеть негде, стоя пишут». В связи с этим в 70-х гг. XVII в. ряд приказов был вынесен за территорию Кремля и размещён в Китай-городе, а отчасти в Белом городе. Но даже через десять лет, когда на месте старого было построено новое двухэтажное здание, многие из приказов не вернулись в Кремль.

К середине века и особенно во второй его половине заметно обострились недостатки при­казной системы: её неповоротливость, нечёткость распределения обязанностей между отдельными учреждениями. Приказная «волокита» признава­лась и правительством, упоминавшим о ней в официальных документах. И если в делах го­сударственной   важности  решения   принимались

346

 

 

сравнительно быстро, то в частных, так назы­ваемых «челобитчиковых», делах медлительность рассмотрения была почти нормой. Нередко она использовалась приказными людьми для вы­могательства взяток. Случались в приказах и прямые хищения казны.

Ещё в середине века царь Алексей Михайлович пытался исправить изъяны приказной системы, предписав двум специальным учреждениям — приказу Тайных дел (своей личной канцелярии) и Счётному приказу — контролировать работу других приказных учреждений. Но после смерти царя оба ведомства были ликвидированы. Сле­дующая попытка реформ относится к царство­ванию Фёдора Алексеевича, когда принимались меры к сокращению числа приказов и созданию более крупных учреждений, в первую очередь в области финансового управления.

В конце XVII в. создаётся ряд приказов, связанных с новыми веяниями в царствование молодого Петра I: Военно-Морской, Адмиралтей­ский, Артиллерийский. Во главе их становятся и новые люди. Так, весьма непривычным явлением в практике русской администрации стало выдви­жение на высокие посты иностранцев. Одним из них был сын осевшего в России голландского купца Андрей Андреевич Виниус, возглавлявший некоторые приказы.

Нововведения не спасли старых приказов. Просуществовав до начала XVIII в., они в 1718—1720 гг. были заменены коллегиями. Неко­торые из них просуществовали дольше, например Сибирский приказ, окончательно ликвидирован­ный в 1763 г. Само здание приказов было снесено в 1769 г. при подготовке к строительству нового Кремлёвского дворца.

ДЕЛО О ПОХИЩЕНИИ «ЗОЛОТЫХ»

Наиболее крупным и нашумевшим преступлением, связанным с хищением ценностей из казны во времена Московского государства, было дело о краже наградных знаков (так называемых «золотых») из Разрядного приказа в начале 90-х гг. XVII в. В нём были замешаны представители всех трёх приказных чинов: думный дьяк Оловянников, дьяк Разрядного приказа Фролов и подьячий того же приказа Афанасьев. Афера была задумана подьячим, который сумел уговорить и частично подкупить её остальных участников. Так, думному дьяку он подарил свой загородный дом с садом. Основана она была на том, что в Разрядный приказ из приказа Большой казны были выданы «золотые» для награждения участников крымских походов. После их массовой раздачи в приказе осталось ещё немалое число «золотых», что и дало возможность для их похищения при помощи скреплённых подписями дьяков фиктивных документов о передаче этих наградных знаков в другой приказ. К делу были привлечены и торговые люди, которые осуществили выпарку золота из позолоченных серебряных знаков. Всего «золотых» было похищено на огромную по тому времени сумму — 7,5 тыс. рублей.

После разоблачения мошенничества все его участ­ники понесли жестокое наказание — были биты бато­гами, смещены с занимаемых ими должностей, а имущество их было конфисковано в счёт покрытия похищенной суммы. Дела подобного рода были не редкостью в приказной практике, но этот случай отличался особенным размахом.

ПОСОЛЬСКИЙ ПРИКАЗ

В  Евангелии от Луки сказано:   «Светильник тела есть око». Когда выдающийся дипломат XVII  в.  Афанасий  Ордин-Нащокин  назвал Посольский приказ «оком всей великой России», он,   безусловно,   имел  для  этого  основания.   По существу   Посольский   приказ,   куда   стекалась обширная информация о жизни народов других стран и о событиях в самой России, давал русским возможность «видеть» окружающий мир.

К концу XV в. молодое Московское государство, объединившее русские княжества и освободив­шееся от монголо-татарского ига, начинает играть самостоятельную роль в международной политике. XVI век поставил перед ним новые задачи: нужно было бороться за западные и юго-западные русские земли, вошедшие в состав Великого княжества Литовского; получить широкий и надёжный доступ    к    Балтийскому    морю,    преодолев    сопротивление Польши, Литвы и Ливонского ордена; укрепить южные и восточные рубежи государства. Для российской дипломатии открывалось широкое поле деятельности. Её возросшая активность (только в Литву в первой половине XVI в. было отправлено около 170 посольств) требовала созда­ния специального учреждения, которое ведало бы внешними делами и объединяло людей, состояв­ших на дипломатической службе.

Таким учреждением стал Посольский приказ. Его создание облегчалось тем, что уже в конце XV в. существовала устойчивая иерархия чинов­ников, занимавшихся внешними делами (посоль­ские дьяки, их помощники — подьячие), появился особый тип внешнеполитической документации («посольские книги»); складывались правила по­сольской службы, посольский церемониал, спе­циальный  дипломатический   язык.   Становление

347

 

 

 

Посольский дьяк.

Посольского приказа происходило в течение пер­вой половины XVI в., когда складывалась система государственного управления, получившая на­звание приказной (см. ст. «Система управления в Московском государстве. Приказы»).

Считается, что Посольский приказ был создан в 1549 г., когда вошёл в должность первый из известных нам начальников этого ведомства Иван Михайлович Висковатый. При нём «посольская изба» находилась в Кремле, на площади, недалеко от того места, где позднее была построена колокольня Ивана Великого. Там она простояла до 70-х гг. XVII в. Затем для московских приказов было возведено новое двухэтажное здание, в котором Посольская палата выделялась высотой и богатыми украшениями по фасаду. Кроме того, уже в XVI в. в Москве существовали особые дворы для размещения наиболее часто приезжавших в Москву послов (крымских, ногайских, польско-литовских и английских), а в начале XVII в. Посольский двор был построен недалеко от Кремля, в Китай-городе.

Как же проходила работа Посольского приказа, являвшегося по сути дела российским «ми­нистерством иностранных дел» в XVI—XVII вв.?

Важнейшие вопросы внешней политики решал царь совместно с Боярской думой. Приём и проводы иностранных посольств, ведение пере­говоров, отправка за рубеж российских дипло­матов и многое другое — всё свершалось «по государеву указу и боярскому приговору». Наи­более сложные, «тайные», дела государь предва­рительно обсуждал в узком кругу самых до­веренных лиц — в Ближней думе.

Задачей Посольского приказа было осуществле­ние решений верховной власти во всём, что касалось внешней политики. В его ведении находились также дела, связанные с проживанием в России иностранных купцов и ремесленников, выкупом пленных и некоторые другие. Позже Посольский приказ стал выполнять функции других ведомств. Он управлял некоторыми горо­дами, заведовал почтой, судом, сбором таможен­ных и кабацких доходов и т. д.

Но всё же центральное место в работе Посоль­ского приказа отводилось дипломатии, и возглав­ляли его люди, имевшие опыт работы на диплома­тическом поприще или в самом приказе. Преем­ники Висковатого уже носили звание думных дьяков, т. е. были членами Боярской думы. Они пользовались широкими полномочиями, присут­ствовали при «сидении» государя с боярами, делали доклады по работе своего ведомства, имели право высказывать своё мнение. В XVII в. главе Посольского приказа была передана государствен­ная печать, ему был присвоен титул «царственной большой печати и государственных великих по­сольских дел оберегатель». Поскольку на Руси подлинность любой грамоты испокон веку удосто­верялась подвешенной к ней на шнурке печатью, звание «печатника» считалось важным и почёт­ным. Думные посольские дьяки (или иначе — «судьи») пользовались большим авторитетом и влиянием при дворе. Во второй половине XVII в. некоторые из них подчас проводили самостоятель­ную политику, независимую от Боярской думы. Заместителями думных дьяков были вторые дьяки, их «товарищи» (т. е. помощники). Некото­рые из них со временем стали руководителями Посольского приказа.

В истории русской дипломатии особую извест­ность получили Иван Михайлович Висковатый, Андрей Яковлевич Щелкалов, Алмаз Иванов, Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин, Артамон Сергеевич Матвеев, князь Василий Васильевич Голицын, Емельян Игнатьевич Украинцев, в разное время возглавлявшие Посольский приказ. Большинство из них не могли похвастаться знатностью рода и своей карьерой были обязаны собственным заслугам. Некоторые, например Ордин-Нащокин и Матвеев, были пожалованы бояр­ским чином. Каждый из этих людей бесспорно был выдающейся личностью, оставившей заметный след   в   истории   России.   Их   дипломатические

348

 

 

 

таланты с удивлением, а иногда и с досадой, отмечали многие иностранцы. «Иван Михайлович Висковатый — отличнейший человек, подобного которому не было в то время в Москве: его уму и искусству как московита, ничему не учившегося, очень удивлялись иностранные послы», — писал составитель «Ливонской хроники» Бальтазар Рус­сов. «Тонкая и двуличная лиса», «хитрейший скиф, какой когда-либо жил на свете», — так характеризовал Щелкалова англичанин Джером Горсей. Ордина-Нащокина шведы называли «рус­ским Ришелье». Вот что писал о нём Самуил Коллинз, врач царя Алексея Михайловича: «Вели­кий политик, очень важный и мудрый государст­венный министр и, может быть, не уступит ни одному из министров европейских».

Под началом посольских дьяков и их товарищей находились дьяки и подьячие, составлявшие основной штат приказа. Они возглавляли отделы («повытья»), вели документацию на русском языке, занимались изготовлением географических карт и всех прочих чертежей. В приказе трудились золотописцы, расписывавшие золотом и красками грамоты, а также сторожа и приставы для сопровождения иностранных дипломатов. Помимо этого приставы разбирали судебные дела, находив­шиеся в ведении Посольского приказа.

Все служащие приказа в соответст­вии со служебным положением приво­дились к присяге на кресте, т. е. брали на себя различные обязательства — хранить государственные тайны, не красть государевой казны, «переводить вправду» и т. д. За свою службу они получали земельные пожалования (поместья), денежные и натуральные оклады. Жалованье здесь было выше, чем в большинстве других приказов.

До начала XVIII в. Россия не имела постоянных дипломатических представительств за рубежом. Связи с иностранными государствами осуществля­лись через посредство «послов великих», «лёгких послов», «посланников», «посланцев», «гонцов». Всё зависело от важности и цели посольства. За поведением членов посольства наблюдали подья­чие приказа Тайных дел: они «над послы и над воеводами подсматривают и царю, приехав, ска­зывают». Впрочем, послы часто подкупали этих осведомителей, чтобы те перед царём «их, послов, прославляли, а худым не поносили». За границей представители России содержались за счёт прини­мавшего их государства, а по возвращении на родину послов ожидали возросшие денежные оклады, новые поместья, повышения в чинах и продвижение по службе. В случае успешного завершения   посольских   дел   полагались  особые

В В. Шереметьев. «Посольское подворье в Москве в XVII в.».

349

 

 

 

 

И. Фолпевенс. Портрет известного русского дипломата А. С. Матвеева

награждения в виде дорогих подарков (меха, заморские ткани, серебряная посуда).

Главным руководством для дипломатов во время посольской миссии был особый документ — «наказ». В нём подробно перечислялись цели и задачи посольства, содержались строгие предпи­сания о нормах поведения в чужой стране, а также указания о сборе сведений, важных для Рос­сийского государства. Обстоятельно излагались будущие речи послов и их ответы на возможные вопросы иностранцев.

Послам вручались «росписи» — перечень по­дарков («поминков») иностранным владыкам и их приближённым. Как правило, дарили меха горно­стая, соболя, лисы, белки, «рыбий зуб» (моржовую кость), ловчих птиц (соколов, ястребов). Просить подарки не считалось зазорным, особенно на Востоке. В начале XVI в. при Иване III ногайцы обращались в Москву с просьбами прислать хлебных запасов, красок, олифы, гвоздей, бумаги. В 1642 г. хивинский хан Исфендияр желал получить деньги на свадьбу сына, а при Петре I бухарский хан, узнав о победе русского государя над шведами, просил прислать ему девять шведок. В свою очередь русские государи также получали подарки различной ценности и оригинальности. Например, в 1692 г. среди даров, привезённых в Москву персидскими послами, были лев и львица.

Получив все необходимые документы, посоль­ство отправлялось в дорогу и сразу же приступало к обширной «бумажной» работе. Главное место в ней занимал «статейный список». Это был под­робнейший отчёт о поездке в виде дневника (первоначально в строгом соответствии со «статья­ми», т. е. пунктами «наказа», — отсюда и название этого документа). В нём послы изо дня в день излагали всё, что они делали, видели и слышали за границей. Послов интересовало всё: проблемы градостроительства, культуры, образования, обы­чаи, быт, нравы, политическое устройство, воен­ная мощь, тонкости дипломатического цере­мониала и придворного этикета. Подобная полнота сведений имела большое значение для выработки внешнеполитического курса России. «Статейные списки» примечательны и тем, что дают воз­можность узнать, как воспринимали русские люди того времени чужую, незнакомую им жизнь других народов.

Завершив свою миссию, послы возвращались на родину, часто имея при себе «ответные» грамоты иностранных государей. Проехав границу, они сразу же отправляли в Москву гонца с кратким отчётом о достигнутых результатах. По приезде посла царь с думным дьяком выслушивали его отчёт. Затем следовали «распросные речи» думного дьяка и его «товарища», чаще всего о поведении членов посольства и деталях переговоров. «Распросные речи» тщательно записывались и вместе со «статейными списками» и «ответными» грамо­тами поступали в Посольский приказ.

В XV—XVII вв. в России также не было постоянных дипломатических миссий других госу­дарств. Иноземные послы приезжали в Москву «по случаю». Вся работа, связанная с приёмом и отправкой иностранных посольств, велась в По­сольском приказе. В архивах сохранились грамоты и договоры, описания пышных приёмов в Кремле, речи иноземных дипломатов и другие ценные материалы. Важнейшими сборниками документов по различным дипломатическим вопросам стали так называемые «посольские книги». Сохранилось 766 таких книг, в которых отражены связи России с иностранными государствами, а также ре­гионами, позднее вошедшими в состав Российского государства. Вместе с другими документами они размещались в обитых бархатом, дубовых и окованных железом ящиках, осиновых коробах и холщовых «мехах» (т. е. мешках).

Посольский приказ был не только учреж­дением, ведавшим внешней политикой Москов­ского государства. Постепенно он превратился в своего рода культурный центр страны. В нём работала большая группа переводчиков, сюда стекались многочисленные сведения о событиях в России и за рубежом. Здесь находились архив и большая библиотека с печатными и рукописными книгами, географическими картами; хранилось немало различных произведений искусства, вы­полненных иностранными живописцами и золотописцами. В стенах приказа зародилась мысль о необходимости составления трудов по истории России. Во второй половине XVII в. здесь писались исторические произведения, книги об избрании на царство московских государей и их родословные, а также переводились иностранные сочинения, содержавшие сведения по русской истории. Осо­бую известность получил «Титулярник», где были представлены портреты, титулы, гербы, печати российских и иностранных государей.

С 1620 г. при Посольском приказе регулярно

350

 

 

 

переводились и распространялись так называемые летучие листки (или вестовые письма) — донесе­ния о важных международных делах. На их основе появилась первая русская рукописная газета, составлявшаяся для царя и Боярской думы, — «Куранты». В ней содержались сведения о военных и политических событиях в других странах, о межгосударственных переговорах, рассказывалось о необычайных происшествиях (пожары, стихий­ные бедствия), помещались различного рода прит­чи. Материалы для газеты поставляли приезжав­шие из-за границы русские и иноземные купцы, дипломатические служащие, монахи и др.

Эпоха великих преобразований, начало которой положил Пётр I, привела к ломке приказной системы государственного управления. Стал утра­чивать своё значение и Посольский приказ. Одновременно с ним действовала так называемая «Посольская канцелярия», к которой перешли наиболее важные дела. В 1720 г. Посольский приказ был преобразован в Коллегию иностранных дел. Российская дипломатия вступала в новый период своей истории.

Английское подворье XVI—XVII вв.

ЗЕМСКИЕ СОБОРЫ

Непременной составной частью государст­венной власти в большинстве современных стран является прямое народное представи­тельство — выборные парламенты. В одних государствах — Англии, Голландии, Дании, Шве­ции — история парламентов насчитывает многие столетия, в других подобный строй утвердился лишь в XIX—XX вв. В России парламентаризм имеет непродолжительную историю: в 1906— 1917 гг. существовала Государственная дума, за­тем после долгого перерыва парламентская система возродилась только в 1989 г. Но это вовсе не значит, что в русской истории отсутствуют традиции представительной власти. Россия знала народное представительство, и корни его уходят в глубь веков.

Самой яркой страницей в истории представи­тельной власти в эпоху средневековья были Земские соборы в Московском государстве XVI— XVII вв. Первые Земские соборы созываются в России в середине XVI столетия, в правление Ивана Грозного. Однако, чтобы верно понять причины их появления, нужно обратиться к истории Древней Руси.

Верховная княжеская власть в Киевской Руси и в русских княжествах в домонгольское время никогда не имела неограниченного характера. Самовластие киевских князей умерялось волей дружины, особенно старшей дружины — бояр, с которыми они держали совет по всем важнейшим военным и государственным вопросам. Со второй половины XI в. появляется новый ограничитель княжеского самовластья: городское вече — собрание свободных горожан. Собравшись на вече, жители крупнейших русских городов решали не только свои городские дела, но и вмешивались в дела княжеские. В 1068 г. киевское вече присвоило себе право смещать неугодного князя и избирать нового: так на место Изяслава Ярославича киевля­не поставили Всеслава Брячиславича. В 1093 г. именно киевское вече не допустило к великому княжению Владимира Мономаха, но 20 лет спустя оно же пригласило его на киевский престол. В

XII  столетии веча начинают выражать и волю «всей земли». В 1157 г. веча Ростова и Суздаля пригласили   на   княжение   Андрея   Юрьевича, сообщив ему своё решение как волю всей Ростово-Суздальской земли. И именно здесь в начале

XIII столетия великий князь владимирский Все­волод Большое Гнездо стал собирать «большие советы», которые многие историки считают прооб­разом будущих Земских соборов.

«Большие советы» князя Всеволода действи­тельно представляли как бы «всю землю». В них участвовали духовенство, дворяне, богатые горо­жане. Это действительно был прообраз того, что принято в истории называть сословно-представительным учреждением, т. е. учреждением, кото­рое составляют выборные представители ведущих сословий государства. К таковым в средневековой Руси, как и во всей христианской Европе, относились духовенство, дворянство, городская верхушка.

«Большие советы» понадобились Всеволоду Большое Гнездо для подкрепления княжеской воли о престолонаследии.

351

 

С. В. Иванов. «Земский собор».

Развитие государственной власти в домонголь­ской Руси шло в том же направлении, что и в крупнейших государствах Западной Европы, где почти одновременно создаются первые сословно-представительные учреждения: в 1265 г. — пар­ламент в Англии, в 1302 г. — Генеральные штаты во Франции. Естественное развитие Руси было прервано нашествием монголо-татар, и вечевой строй здесь угас или, как, например, в Новгороде, был впоследствии уничтожен великим князем московским, стремившимся к единодержавию.

Первые государи всея Руси — Иван III и Василий III — осознавали свою власть как неограниченную и не нуждались в советах со «всей землёй». Иван III ещё считался с Боярской думой, сын же его все дела стремился решать сам. Но в период боярского правления при малолетнем Иване IV на Руси начинается постепенное воз­рождение местного самоуправления. Многие пол­номочия по суду и управлению на местах начинают переходить от назначаемых сверху наместников и волостелей к выборным старостам, получившим

название земских, ибо избирались они волею «земли». В помощь земским старостам стали избирать их помощников, именуемых целовальни­ками, поскольку они давали присягу, целуя крест. Дела вёл также выборный земский дьяк. В выборах участвовали духовенство, бояре, дворяне, посад­ские (городские) жители и крестьяне. Земские старосты и их помощники ведали сбором податей, государственными повинностями, гражданским (т. е. нецерковным) судом. Особую роль выборная земская власть стала приобретать с 1555 г., когда царским указом «наместников и волостелей от городов и волостей отставили», передав их полно­мочия земским старостам.

С 1539 г. появляются и выборные губные старосты (от слова «губа» — округ). Некоторых из них называли излюбленными головами (в городах). Избирали их подобно земским старостам, они также имели выборных помощников — целовальников. Иным был круг их обязанностей: губные старосты ведали делами «разбойными» — уголовными. Губные старосты со своими людьми

352

 

 

 

должны были ловить разбойников, вести след­ствие, карать виновных.

Успешное  становление  выборной  представи­тельной власти на местах способствовало появле­нию сословно-представительных учреждений уже в масштабах всего государства. Так возникли Земские соборы. Слово «собор», видимо, вошло в гражданский обиход из церковного. Церковные соборы старше Земских и скорее всего передали им своё наименование («собор»), а также некоторые организационные формы. Полномочия церковных и светских «совещаний» в России почти никогда не были чётко разграничены: в церковных соборах всегда участвовала аристократичес­кая верхушка  общества (бояре,  околь­ничие), а в  «земских советах» (собо­рах) — так называемый Освященный собор (собрание высших церковных деятелей страны).

Земский собор после окончания Смуты выбирал царя из нескольких кандидатур. Один из казаков, принимавших в нём участие, предъявил решающий «аргумент» в пользу Михаила Романова, положив на стол записку с его именем и накрыв её сверху своей саблей.

353

 

 

 

Состав Земских соборов был устой­чивым: в него входили Освященный собор и Боярская дума (см. ст. «Бояр­ская дума»), а также представители сословий по приглашению или по назначению властей. Преоб­ладали лица, принадлежавшие к господствующим сословиям. В составе соборов, как правило, отсутствовали представители основной массы на­селения — крестьян. Только лишь в Утверждённой грамоте собора 1613 г., избравшего Михаила Фёдоровича Романова на царство, есть упоминание участия в соборе не только «голов стрелецких и казатцких и атаманов», но и «казаков и стрельцов» и «всяких уездных людей». Историкам до сих пор не ясно: кто это? Быть может, крестьяне?

Земские соборы, как правило, открывались в торжественной обстановке в царских покоях «государевым дьяком», но в особо важных случаях царь сам произносил слова приветствия со­бравшимся. Обсуждение вопросов проходило по отдельности у бояр и окольничих, духовенства, служилых людей, купцов. Каждая из этих групп высказывала своё суждение по делу.

Первый Земский собор состоялся в Москве в 1549 г.; последним событием, иногда именуемым Земским собором, можно считать созыв и роспуск 8 марта 1684 г. совещания в Кремле, на котором решался вопрос о мире с Речью Посполитой. Меж­ду этими крайними датами крупный исследователь российского средневековья, академик Л. В. Черепнин насчитывает ещё 55 соборов; следо­вательно, в распоряжении историков имеются сведения о 57 соборах. Вероятно, их было больше, но не обо всех дошли до наших дней какие-либо сведения.

Большинство соборов созывалось царями по их инициативе. Собор 1648 г. и, возможно, ещё несколько более ранних соборов при Михаиле Фёдоровиче были созваны царём по прошению сословий: в исторических источниках о соборе 1648 г. прямо сказано, что он созывается по челобитью царю людей «розных чинов». Но были соборы, созванные сословиями или по инициативе сословий в отсутствие царя. Например, соборы, на которых происходили выборы и утверждение на царство Бориса Годунова, Василия Шуйского, Михаила Романова и, по мнению некоторых историков, Фёдора Ивановича.

Роль Земских соборов в разные времена была неодинаковой. Иногда они были единственным учреждением, имевшим достаточно власти, чтобы решать важнейшие вопросы. Но в большинстве случаев московские государи использовали соборы как совещания, на которых они могли озна­комиться с мнением своих подданных.

Вернёмся в XVI столетие, в эпоху молодого Ивана IV, когда зародились Земские соборы. Вот несколько наиболее известных из них. Итак, 1549 г. — первый собор обсуждает реформы тогдашнего правительства («Избранной рады») и новый царский Судебник (свод законов).

1613 г. — собор избирает на царство Михаила

Романова, тем самым утверждая новую династию российских государей.

1619 г. — собор, по некоторым сведениям, решает следующие вопросы: о поставлении Фила­рета (Фёдора Никитича Романова), отца царя, патриархом Московским и всея Руси, а также о ликвидации «разорения» и восстановлении го­сударственного аппарата после гражданской вой­ны и польско-литовско-шведской интервенции на­чала XVII в.

1648 г. — собор обсуждает вопрос о создании комиссии по составлению Соборного Уложения (крупнейшего свода российских законов XVII сто­летия) и созыве для этого нового собора.

1 сентября того же года начинаются, а 29 января 1649 г. завершаются заседания так называемого «уложенного» собора, который ввёл бессрочный сыск беглых крестьян, тем самым окончательно юридически оформив в России крепостничество.

С осени 1681 г. до весны 1682 г. — проходило совещание «государевых ратных и земских дел», обсуждавшее военные, финансовые и «земские» реформы незадолго до начала эпохи Петровских преобразований, которое ряд историков считает собором.

Все перечисленные выше соборы имели для страны огромное значение.

Весьма важными были также совещание всех сословий (некоторые историки возводят его в ранг собора) зимой 1565 г. во время отъезда Ивана IV в Александровскую слободу и собор, проходивший летом 1611 г., в «безгосударное время», и вынес­ший «приговор» (постановление) «всей земли» о государственном устройстве и политических по­рядках в России по завершении лихолетья Смуты.

Итак, на заседаниях Земских соборов обсуж­дались насущные, главные проблемы, встававшие перед Московским государством. Чаще всего рассматривались вопросы внешней политики и взимания налогов; как правило, изыскивались возможности увеличения налоговых платежей в связи с военными нуждами. Земские соборы не стояли в стороне от активной борьбы с движениями низов общества. Например, в 1650 г. соборы трижды созывались и обсуждали народное движе­ние в Пскове; было даже направлено представи­тельство одного из них в мятежный город с уговорами, чтобы кончить «дело» миром.

В течение всего своего полуторавекового су­ществования Земские соборы в России, конечно, не являлись органами народовластия. Не су­ществовало даже чётких правил созыва и распо­рядка их работы. Тем не менее Земские соборы нельзя назвать случайным, заимствованным уч­реждением; решения их не были формальными, и правительство с ними считалось.

Уход Земских соборов с исторической сцены был обусловлен прежде всего двумя причинами.

354

Земский собор 1566 г. решает вопрос о продолжении Ливонской войны.

 

 

Во-первых, соборы никогда не име­ли своей воли и созывались в основном царями, решая лишь те вопросы, кото­рые ставила перед ними верховная власть. Этим русские Земские соборы отличались, например, от английского парламента, имевшего свои собствен­ные права, и напоминали Генеральные штаты во Франции, также исполнявшие королевскую волю.

Во-вторых, сословно-представительный строй в России не мог вполне развиться из-за того, что все сословия были одинаково бесправны перед неогра­ниченной царской властью независимо от знат­ности и богатства. «Холопов своих казнить и миловать мы вольны», — утверждал Иван Гроз­ный, подразумевая под холопами всех своих подданных, от родовитых князей до последних кабальных мужиков. Сословия в России XVI— XVII вв. отличались не правами, а обязанностями, как замечательно точно подметил В.О. Ключев­ский, один из крупнейших отечественных исто­риков, исследователь русского средневековья.

Первые Романовы сначала нуждались в Зем­ских соборах, ибо были царями выборными, а не «природными», и постоянный совет со «всей землёй» придавал им в глазах народа должную законность; да и проблем накопилось столько, что одна царская власть была не в состоянии их решить. Когда же власть Романовых укрепилась, то соборы стали не нужны царям.

На Земские соборы власти имели обыкновение возлагать ответственность за налоговые и военные тяготы: новые поборы и решения о начале или продолжении войны с 1613 по 1653 г. утвержда­лись волей «всей земли». Так царская власть добивалась от «земцев», «чтобы после не жало­вались, сами наложили на себя тягость» (как писал замечательный российский историк СМ. Соло­вьёв). Собственная воля соборов здесь и не предполагалась, но когда первые проблески та­ковой вдруг появились, дальновидный патриарх Никон посоветовал царю Алексею Михайловичу Земские соборы более не созывать, ибо «умаляют они достоинство царское».

Встревожило верховную власть следующее: ещё в 1634 г. придворный Иван Бутурлин предложил сделать Земские соборы постоянными, а всех их участников выборными, избирая последних еже­годно. В конце 40-х гг. XVII в. с мест стали поступать предложения о созывах соборов «по челобитным», т. е. по желанию самого населения. В этом случае Земские соборы могли обрести свои неотъемлемые права, а со временем — «свою волю». Но права указывать что-либо царю в Мос­ковском государстве никому не было дано. Когда Земский собор 1566 г. подал Ивану Грозному слёзную челобитную об отмене кровавой опрични­ны, в ответ царь пригрозил челобитчикам казнью.

Даже робкие, непоследовательные попытки Земских соборов обрести самостоятельность были расценены как угроза царскому самовластью, и после 1653 г. полноценных Земских соборов более не созывали.

БОЯРСКАЯ ДУМА

Профессор ещё раз с удовлетворением по­смотрел на рукопись. Новый труд радовал учёного:   он  посвящён  истории  высшего органа государственной власти России, существо­вавшего около восьми столетий. И название у книги скромное, но всеобъемлющее — «Боярская дума Древней Руси».

Правда, в летописях и древних грамотах нет этого сочетания слов в буквальном смысле — «Боярская дума»; есть бояре, которые «сидят в думе» с великим князем (потом царём), ездят с посольствами в другие страны, бывают наместни­ками в различных городах, возглавляют войско во время походов, несут государственную службу. Лишь один раз, повествуя о таинственном убийстве княжеского любимца Алексея Петровича Хвоста (1356 г.), летописец написал, что оно совершено «Боярской думой», но здесь речь идёт о заговоре, а не об органе управления.

Однако само название — «Боярская дума Древней Руси» — свидетельствует, что в книге речь пойдёт об одном из существенных вопросов отечественной истории — государственном управ­лении, деятельности высшего органа власти.

* * *

Слово «боярин» появляется в древнейших источниках при описании самых ранних событий русской истории: боярина посадил на управление в Смоленске «вещий Олег» после завоевания города; Владимир Святославич советовался со своими боярами, какую веру следует принять на Руси; бояре подписывают древнейшие договоры князя с Византией. Они упоминаются летописями во всех русских землях, от Новгорода до Рязани, Чернигова, Киева.

Тем не менее историки до сих пор не могут окончательно определить ни происхождение са­мого слова «боярин», ни функции бояр в древ­нерусских княжествах. Нет документов, в которых хотя бы раз при конкретных обстоятельствах было бы чётко написано, что бояре исполняют опреде­лённые обязанности и имеют те или иные права. Самые распространённые сведения о боярах та­ковы: это советники князя, наиболее приближён­ные к нему люди, с которыми он решает вопросы государственной важности. Такой род деятель­ности бояр — составлять совет при князе — существовал веками, от Владимира Святого до

356

 

 

С. В. Иванов. «Боярская дума».

Василия Шуйского, и позднее, при царях новой династии Романовых. Другой их обязанностью, имевшей почти столь же длительную традицию, было управление различными территориями, вхо­дящими в состав княжества. В XV—XVI вв. московские великие князья и цари посылали бояр наместниками в различные области страны; осо­бенно ответственной была служба в пограничных городах-крепостях. В руках бояр была вся ад­министративно-военная деятельность на местах.

Столетие за столетием изменялись и государст­венный аппарат, и объём княжеской власти, и территория государства. Менялось и представ­ление о служебных функциях бояр. Если в ранний период русской истории они упоминаются как советники, деятельность которых не ограничена строгими рамками, то позднее, в XIV в. и особенно с конца XV в., о них уже можно говорить как о высших государственных чиновниках.

Бояре как свидетели («по'слухи») подписывают великокняжеские завещания («духовные грамоты»), что было гарантией исполнения последней воли правителя. Титул боярина стал наследствен­ным в узком кругу семей. Потомки советников первого князя династии, когда-то выбранных по определённым признакам (воинский талант, спо­собность к управлению, дружеское расположение князя или родство с его семьёй), продолжали служить детям и внукам этого князя, и правитель не мог сразу заменить всех неугодных ему бояр.

Недовольный боярин мог поднять мятеж, бежать к соседнему князю, уговорить его на поход против своего вчерашнего господина. Так было в Москве в середине XV в., когда из среды московских бояр навсегда выбыли Добрынские, потомки Ивана Всеволожа: они поддержали Дмит­рия Шемяку в его войне против великого князя московского Василия Тёмного.

Бояре — это крупные землевладельцы, за ними стоят их собственные военные слуги; во время походов бояре выставляют свои вооружённые отряды, а кроме того, сами возглавляют зна-

357

 

 

 

Боярин на коне (со старинной гравюры).

чительные воинские подразделения («полки») великого князя. Без согласия таких советников государю трудно управлять княжеством. С XIV в. бояре появляются в окружении не только великих и удельных князей, но также митрополитов и епископов (митрополичий и «владычен» боярин) — это высшие чиновники-администраторы при цер­ковных иерархах.

Великий князь московский Иван III в 1498 г. распустил дворы крупных боярских семей, дав служившим там людям земли на недавно при­соединённых к Московскому государству новгород­ских окраинах. Отсюда пошли многие семьи, известные в русской истории и культуре XIX сто­летия (Пущины, Муравьёвы, Епанчины и др.).

С конца XIII в. в думе великого князя кроме бояр появляются окольничие. Происхождение этого слова, как и слова «боярин», неизвестно, но функции окольничих в документах отражены достаточно ясно: это княжеские слуги, ведавшие «околицами», т. е. какими-то территориями го­сударства. Впервые такая должность упоминается источниками   в   Смоленске,   затем   в   Рязани, Серпухове. Эти чиновники часто упоминаются в документах, связанных с судебными делами, или как люди, которые на местах следят за вы­полнением распоряжений князя. Термин «боярин» в документах XV—XVI вв., когда сложилось Московское государство, начинает приобретать разные эпитеты, характеризующие деятельность конкретного администратора.

Ближний боярин (иногда он называется ком­натный) — это особо доверенное лицо, он мог входить в комнату государя ещё до его офици­ального «выхода» в парадные покои. Введённый боярин рассматривал судебные дела от лица князя; путный — тот, кто ведал какой-либо отраслью («путём») княжеского хозяйства («соколиный путь», «бортный путь» и др.). В подчинении таких бояр были многочисленные люди, обслуживавшие хозяйство князя и часто жившие в разных местах. Например, бортники, собиравшие мёд диких пчёл в лесах и следившие за бортными деревьями и пчелиными роями. Очевидно, «ближний» по положению боярин мог стать «путным» по службе, а затем и «введённым». Употребление этой и подобной терминологии показывает, что княже­ский совет с течением времени преобразуется в государственное учреждение с разнообразными функциями, среди которых управление страной (судебно-административные дела) и собственно княжеским хозяйством. Воинская служба, управ­ление городами и территориями, дипломатические дела — всем этим занимались бояре.

Главным лицом в великокняжеской думе был конюший боярин. Этот человек ведал не просто конюшней великого князя (что в средние века было очень ответственной и важной должностью), а всей совокупностью служб, связанных с разведе­нием и содержанием лошадей, включая работу кузнецов, мастеров, делавших сбрую и повозки, людей, заготавливавших корм, и т. д. Конюший боярин возглавлял думу, и эта должность переда­валась из поколения в поколение в одной и той же московской семье потомков Ратши, дружинника князя Александра Невского.

Из записок иностранцев, посетивших Россию в XVI в., мы узнаём о том, насколько это звание было почётным. Римский посланник Антоний Поссевино писал, что конюший боярин якобы обладал правом выбирать царя, если государство осталось без правителя. Англичанин Джером Горсей, хоро­шо знавший Бориса Годунова, который в царство­вание Фёдора Ивановича стал конюшим боярином, определял это звание с помощью термина, понят­ного его соотечественникам: Горсей считал звание конюшего боярина соответствующим званию лор­да-протектора.

Бояр первых московских князей (XIII—XIV вв.) было мало, около десяти человек; все знали их по именам, и в документах они записаны без фамилий и прозвищ: Иван Родионович, Иван Фёдорович, Фёдор Андреевич... Это сейчас историки мучи­тельно выясняют: Фёдор Андреевич — это Свибло или Кошка? Который из них? Со временем число

358

 

 

бояр увеличивалось, но всё же их было немного. Боярское звание передавалось по наследству; круг семей, имевших на него право, был невелик.

В 30—40-е гг. XVI в. при малолетнем царе Иване IV в думу входят новые роды, среди них — ранее независимые служилые князья. Участие в работе думы даёт реальную власть в государстве. А все изменения в её составе (поочерёдное свержение придворных партий Воронцовых, Шуй­ских и Вельских, столь красочно описанное летописцами в XVI в.) прежде всего говорят о том, что дума из совета при князе превращается в орган государственной власти, который осуществляет высшие законодательные, военно-административ­ные и судебные функции. У думы появляется свой чиновный аппарат — думные дьяки. А в годы реформ молодой царь Иван IV, чтобы расширить думу за счёт своих соратников, вводит в неё — помимо бояр и окольничих — думных дворян.

В XVI в. великий князь ещё не мог сломать старый родовой принцип, по которому чин боярина и окольничего передавался в одних и тех же семьях, но он мог «придержать» или ускорить назначение нового боярина. Князь не мог назна­чить в думу племянника раньше дяди, но мог назначить того представителя семьи, который по личным качествам казался ему более достойным. К тому же с разрастанием боярских родов, выделением в них всё новых фамилий строго соблюдать старый порядок назначения, сложив­шийся при первых московских князьях, станови­лось всё труднее.

Ограниченный состав средневековой думы не позволял князьям открыто привлекать к управле­нию государством своих незнатных любимцев; князь мог лишь обсуждать с ними решения, так сказать, частным образом, «у постели». В таком виде дума просуществовала вплоть до Петровских реформ, но со временем соотношение разных чинов (бояре, окольничие, думные дворяне) в ней постепенно меняется. К концу XVI в. думные чины всё чаще получают родственники царицы и любимцы царя.

Ещё в 1526 г. великий князь Василий Иванович не посмел сломать древнюю традицию: женившись на Елене Глинской, он не ввёл в думу родню жены. А через шестьдесят лет его внук Фёдор Иванович поставил во главе думы Бориса Годунова, не отличавшегося большой знатностью. И в XVII в. Романовы вводят в число бояр и окольничих своих фаворитов и новую родню. А женились они по любви на незнатных девушках. Прошло время, когда бояре роптали на того же Василия Иванови­ча, что он решает все дела не с думой, а лишь с доверенными советниками, «запершись сам-третей у постели».

Как отметил ещё Ключевский в труде «Бояр­ская дума Древней Руси», деятельность этого ор­гана осуществлялась будто бы незаметно. Решения шли от имени царя («царь указал, а бояре приго­ворили»), проводились в жизнь думными дьяками, через различные приказы. Но надо помнить, что во главе приказов стояли всё те же бояре и думные дьяки.

Определяя значение думы среди аналогичных систем государственного управления соседних стран, Иван Грозный и переписывав­шийся с ним князь Андрей Курбский называли её «сенатом», «сингклитом». Но в отличие от подоб­ных советов при польском короле и великом князе литовском в Московском государстве в думу входили лишь светские лица, а высшее духовенст­во заседало отдельно и не допускалось к государст­венному управлению. Кроме того, в соседнем Польско-Литовском государстве в совет при госу­даре входили лица, занимавшие определённые государственные должности (воеводы, наместники и др.). Подобные службы были наследственными в определённом круге семей, но правитель мог отнять должность у кого-либо из знатных людей, отдать её своему любимцу и благодаря этому ввести его в совет.

Однако в XVII в. участие в работе государствен­ных учреждений России даёт возможность и незнатным людям — дьякам, думным дворянам — сделать карьеру, открыто принимать участие в политической жизни страны. Смута, смена динас­тий на русском престоле, продолжавшиеся почти четверть   века,   привели   к   тому,   что   состав

Костюм боярыни. XVII в.

359

 

 

 

чиновников в московских учрежде­ниях менялся: многие из них постра­дали ещё в годы опричнины, в конце царствования Ивана Грозного.

Стала ломаться не только старая система набора в приказы; в столице появились новые люди, ко­торые, продвигаясь по служебной лестнице, могли приблизиться к её вершинам. Подобную карьеру сделал Емельян Игнатьевич Украинцев. Начав службу подьячим, он дослужился до думного дьяка и около тридцати лет в качестве главы Посольского приказа руководил внешней политикой России. В XV—XVI вв. такой чиновник оставался бы в тени бояр великого князя. А теперь к управлению государством открыто приходят Лихачёвы, Бобинины — дети вчерашних дьяков. И чтобы облегчить своим наследникам продвижение по службе, они добиваются для детей придворных должностей, чаще всего — стольников.

Постепенно дума становится тем консерватив­ным органом, который противится новым начи­наниям государя. Это делается особенно заметным во второй половине XVII в., когда царь Алексей Михайлович и его сын Фёдор Алексеевич задумы­вают и начинают проводить преобразования в управлении страной. Главными советниками царей в то время становятся наиболее образованные думные дьяки и придворные из личного окруже­ния государей. Кружок преобразователей при царе Фёдоре получил у современников название «при­падочных» — так называли тогда случайных людей; они не стремились к административной деятельности, ограничиваясь службой во дворце, дворцовых учреждениях.

Боярская дума открыто воспротивилась проек­ту реформ, предложенному «тайной думой» (т. е. ближними советниками) царя Фёдора: преобразо­ваниям центрального аппарата, реформе армии и налоговой системы, а главное — постепенной отмене местничества (местничество — принцип занятия государственных и военных должностей по знатности, а не по способностям), ставшего препятствием в продвижении по службе талант­ливых людей. Обсуждение проекта в думе сопро­вождалось «междоусобиями», а иногда прямой бранью. Лишь в 1682 г. местничество было отменено.

Традиционная дума, сосредоточившая законо­дательную и исполнительную власть, в конце XVII в. уже не могла отвечать насущным по­требностям управления государством. Но лишь Петровские реформы привели к её отмене.

КРЕСТЬЯНЕ В МОСКОВСКОМ ГОСУДАРСТВЕ.

ЗАКРЕПОЩЕНИЕ КРЕСТЬЯН

Едва ли возможно в полной мере представить ту картину бедствий и разорения, какую являла собой Россия в 80-е гг. XVI в. на исходе царствования Ивана Грозного. Неудачная Ливонская война (1558—1583 гг.) и губительная опричнина (см. ст. «Иван IV: от боярского правле­ния к опричнине») обескровили страну. Послед­ствия этих событий, а также эпидемия страшной «чёрной смерти» — чумы — привели к катастро­фическому запустению северо-западных и цент­ральных районов России, население которых убегало на окраины, спасаясь от голода и опаснос­тей. Бежали главным образом крестьяне-земле­дельцы, труд которых был основой благосостояния большей части государевых служилых людей — дворян. Поэтому именно в это время государство делает всё возможное, чтобы «закрепить» крестьян на земле, уничтожить саму возможность их ухода.

ЗАКРЕПОЩЕНИЕ КРЕСТЬЯН

История русского крес­тьянства насчитывает ве­ка; корни её уходят в се­дую древность. В разное время отдельные группы (категории) земледельческого населения на Руси назывались по-разному. В Древнерусском государ­стве лично свободных членов сельской общины именовали людьми, зависимых от князя паха­рей — смердами. Существовали также и другие группы зависимого крестьянства (закупы, рядови­чи, холопы). В эпоху политической разобщённости русских земель и княжеств селян называли изорниками (от древнеславянского «орати» — пахать), серебрениками (тех, кто брал в долг деньги — «серебро» — с обязательством отработать их своим трудом), половниками или исполовниками (тех, кто работал на земле, как правило, «исполу» — за половину урожая). На церковных землях труди-

360

 

 

лись сироты монастырские. Однако начиная со времени Дмитрия Донского в документах вместо различных наименований сельских жителей всё чаще встречается слово «христиане», т. е. верую­щие в Христа и его учение. Отсюда и пошло название, ставшее впоследствии самым распрост­ранённым, — крестьяне, крестьянство.

Чем дальше в глубь веков, тем выше доля сельского хозяйства в экономике страны. Напри­мер, в средневековой России на протяжении столе­тий земледельцы составляли не менее 96—98% всего населения, а до 30-х гг. XX в. страна была преимущественно аграрной, крестьянской.

Русские крестьяне занимались животновод­ством, охотой, рыболовством, бортничеством (до­быванием мёда диких пчёл в лесу) и простейшими ремёслами, но главным их делом оставалось землепашество. Крестьянин испокон веков был земледельцем, который пахал землю и сеял хлеб, пас скот, выращивал овощи, разводил домашнюю птицу, выращивал лён и хмель.

С течением времени основная масса сельского населения Руси, а затем и России, теряла личную свободу. Крестьяне «прикреплялись» к земле и всё больше зависели от её владельцев в личном, имущественном и юридическом отношениях. Лич­ное подчинение землевладельцам — вотчинникам, а затем и помещикам — постепенно приобретало тяжёлые формы и со временем перерастало в крепостничество.

Процесс оформления крепостного права был длительным. В эпоху политической раздроблен­ности не было общего закона, определявшего положение крестьян и их обязанности. Ещё в XV в. крестьяне свободно могли оставлять землю, на которой они жили, и переходить к другому землевладельцу, уплатив прежнему хозяину долги и особую пошлину за пользование двором и земельным наделом — пожилое. Но уже в то время князья стали издавать грамоты, в пользу земле­владельцев ограничивая крестьянский выход, т. е. право сельских жителей «переходить из волости в волость, из села в село», одним сроком в году — неделей до Юрьева дня осеннего (26 ноября по старому стилю) и неделей после него. Пожилое составляло по тогдашним ценам колоссальную сумму: в лесной зоне — полтину, а в степной полосе, где было более 10 вёрст до «хоромного» (строевого) леса, — целый рубль, на который можно было купить 14—15 пудов мёду, или небольшое стадо домашних животных, или же свыше 200 пудов ржи. Крестъяне-старожильцы, прожившие четыре года и более у землевладельца, в случае перехода уплачивали ему «всё пожилое», тогда как новоприходцы платили «часть двора» — в зависимости от прожитых на этом месте лет. С объединением русских земель под властью вели­кого князя московского был установлен единый порядок государственного управления. В Судеб­нике 1497 г., созданном при великом князе Иване III, правило Юрьева дня стало обяза­тельным для всего крестьянства.

Русские крестьяне. Старинная гравюра.

Это старинное право «выхода» было под­тверждено новым Судебником 1550 г., изданным при Иване IV. Но в конце жизни грозный царь начал устанавливать в Московском государстве режим заповедных лет. Суть его состояла в том, что на время составления писцовых книг (описи населения и земельного фонда в отдельных областях, предпринятые в связи с разорением страны) переходы крестьян от одного владельца к другому в Юрьев день осенний «заповедались», т. е. запрещались. Этот запрет оказался настолько неожиданным для крестьян, что тогда и возникла известная поговорка: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» В 1597 г., в правление царя Фёдора Ивановича, вышел указ об урочных летах. В нём впервые был введён срок «сыска» беглых крестьян, определённый в пять лет. В лихолетье начи­навшейся Смуты царь Борис Годунов то отменял, то вновь вводил этот срок. Позже царь Василий Шуйский увеличил урочные годы до пятнадцати лет, а первые Романовы сократили их до девяти. В 1649 г. было принято Соборное Уложение, юридически закрепившее бессрочный сыск беглых и возвращение их «с чады и домочадцы и со всеми животы (имуществом. — Прим. ред.) назад, где хто жил». Так был завершён процесс оформления крепостного права.

Верховным собственником и распорядителем всех земельных угодий в Московском государстве считался царь. Крестьяне, работавшие на главу государства и членов его семьи, назывались княжескими, дворцовыми. Вотчинными имено­вались крестьяне, жившие в боярских усадьбах-вотчинах, т. е. владениях, которые передавались по наследству, свободно продавались или обмени­вались. Со времени Ивана III (1462—1505 гг.) оформляется поместная система землевладения: служилый государев человек «испомещался» на

361

 

 

земле великого князя, дабы он мог иметь средства нести службу «конно, людно и оружно». Поместье (дворян­ское владение) давалось за службу, что зачастую отражалось в документах: «Земля-де великого князя, а дана в поместье такому-то». По закону поместье нельзя было заложить в монастырь «на помин души», обменять, продать, подарить, пере­дать по наследству. Оно принадлежало дворянину-помещику до тех пор, пока он служил. Но фактически поместья нередко передавались на «прожиток» вдовам или несовершеннолетним сы­новьям погибшего на войне либо умершего поме­щика. Втайне от властей существовала и скрытая продажа поместий, когда меньшее земельное владение обменивалось на большее с соответствую­щей доплатой. Достигшим совершеннолетия поме­щичьим сыновьям, как правило, передавались отцовские имения при условии их поступления на службу государю.

Вотчинных и поместных крестьян называют частновладельческими. Используя свои неслож­ные орудия труда (топор, соху, косу, цеп, борону), частновладельческий крестьянин обрабатывал и собственный земельный участок (надел), и барскую

землю. Крестьянин кормил и содержал не только собственную семью, но и своих владельцев, неся в их пользу определённые повинности — оброк, барщину, а также платил налоги «на государя». Помимо частновладельческих были на Руси и крестьяне монастырские, церковные. Особую группу составляли государственные, или, как их иначе именовали, чёрные, черносошные крестьяне, которые платили подати великому князю москов­скому. Вместе с государевой землёй эти крестьяне составляли «резервный фонд» государства, пред­назначенный для раздачи дворянам и боярам за службу «в вотчину» или «в поместье».

Примерно до середины XVI в. в России преобладали натуральные выплаты (оброк) в пользу землевладельцев; стала постепенно увели­чиваться барщина (работы, выполнявшиеся кре­стьянами на их господ). Денежные повинности были редки. Земледельцы, обрабатывавшие бар­скую землю, назывались холопами-страдниками («страда» — пахота, уборка урожая и т. п.). Как и прочие крестьяне, они содержали себя за счёт своего хозяйства, но права перехода в Юрьев день к другому владельцу не имели уже в XV в. В это же время появилась новая разновидность зависи-

С.В. Иванов. «Юрьев день».

362

 

 

 

мых крестьян — кабальные люди. Так называли тех, кто брал в долг определённую денежную сумму, заключая при свидетелях договор — «кабальную запись». И долг, и проценты «кабаль­ный человек» отрабатывал своим трудом. Его задолженность обычно превращалась в пожизнен­ную или же длилась вплоть до смерти господина. Существовали и крестьяне, оказавшиеся в силу тех или иных причин неспособными в полной мере уплачивать подати и налоги, лишившиеся семьи, хозяйства. Их стали именовать бобылями, захре­бетниками. Они зачастую жили в семьях соседей, друзей или родственников, помогая по хозяйству.

ГДЕ ЖИЛИ КРЕСТЬЯНЕ В МОСКОВСКОМ ГОСУДАРСТВЕ

В древнерусских письменных ис­точниках для обо­значения кресть­янских поселений употребляются различные на­именования — погост, деревня, село, починок, слобода (слободка).

Основным типом поселения русских крестьян всегда была деревня, состоявшая обычно из трёх-четырёх, реже пяти-шести жилых дворов. В XVI—XVII вв. появились деревни в десять-пятнадцать дворов; большее число дворов было весьма редким явлением. Слово «деревня» происходит от глагола «драть», т. е. расчищать участок под пашню, вырубая и сжигая деревья, а затем пахать целину. Не случайно деревней сначала называли пахотные и сенокосные угодья, располагавшиеся по речным долинам или возле «дорог прямоез­жих». Ведь крестьяне прежде всего выбирали и расчищали плодородную почву для ведения хо­зяйства и лишь после этого основывали небольшое поселение, обзаводились избами, дворами, хо­зяйственными постройками, домашней птицей и скотиной. Близки к деревне и так называемые починки («почин» — начало), которые нередко состояли из одного-двух дворов и не имели достаточного количества постоянной пашни.

Наиболее крупным из крестьянских поселений было село, отличавшееся от деревни и по про­исхождению, и по характеру. Сёла основывались землевладельцами. Здесь находился господский двор, где жил хозяин, или его ключник, или тиун (приказчик). Барские хоромы вместе с церковью обычно располагались в центре села. (Это отличие села от деревни окончательно закрепилось в XVI—XVII столетиях.) Сёла были узловыми пунк­тами «боярщины» или «монастырщины» (т. е. боярских или монастырских земель): к ним тяготели близлежащие деревни, починки и т. п.

В северных русских землях для обозначения крестьянского поселения употреблялось также название погост. Известны были на Руси и слободы, жители которых в сравнении с другими крестьянами имели льготы по несению повин­ностей и выплате налогов. Часто в слободах (слободках) селились не только земледельцы, но и разного рода ремесленники, не до конца порвавшие связь с сельским хозяйством.

КРЕСТЬЯНСКОЕ ХОЗЯЙСТВО

Осваивая огром­ные российские просторы, кре­стьяне селились везде: «куда топор и соха и коса ходила». Подчас земледельцы возделывали пахот­ные участки «наездом», т. е. отъезжая из деревни или села за несколько вёрст. «Пашня наездом» обрабатывалась в двух случаях: когда вновь начи­нали осваивать некогда заброшенные земли-пусто­ши и когда поднимали целину (сводили лес, корче­вали пни и кустарник). Первое, вне всякого сомне­ния, было предпочтительнее — обрабатывать за­брошенные земли легче, чем целину.

Основными орудиями крестьянского труда бы­ли соха (гораздо реже — плуг), серп и коса. Наиболее распространёнными сельскохозяйствен­ными культурами в Московском государстве были рожь и овёс, за ними шли пшеница, гречиха, ячмень и просо. Из бобовых возделывали горох и бобы. На огородах выращивали репу (она счита­лась вторым хлебом), капусту, редьку, морковь, свёклу, лук, чеснок, огурцы; сеяли мак. В сёлах, где находились резиденции землевладельцев, ста­ли разводить сады, в которых росли яблони, сливы, вишни, малина, кусты крыжовника и смородины. Уже в XIV—XV вв. начинает разви­ваться пасечное пчеловодство: в источниках того времени упоминаются «ульи со пчёлами».

С середины XV в. в пашенном земледелии начинает преобладать трёхпольный севооборот. При нём из трёх примерно равных по площади полей одно находилось «под паром», т. е. отдыхало, другое засевалось яровыми культурами (сеяли их весной, а созревали они летом или осенью), третье — озимыми (высевались осенью и зимовали под снегом). Но такое соотношение полей иногда (раз в пять-семь лет) нарушалось: засушливое лето приводило к росту озимого поля, а вымораживание озимых — к расширению посадок яровых.

При трёхполье крестьянские наделы в XIV— XV вв. составляли в среднем 15 десятин, в первой половине XVI в. — около 8 десятин, к концу этого столетия — вдвое меньше (из-за всеобщего разоре­ния и оскудения, вызванного опричниной и войнами). После Смуты крестьянский двор имел примерно 6—7 десятин земли, а в начале Петров­ской эпохи эта цифра выросла до 9. Урожай сам-три, сам-четыре (когда одно посеянное зерно даёт три или четыре зерна урожая) уже считался хорошим, хотя по современным меркам это очень низкий уровень.

Крестьянский двор на Руси — это прежде всего жилой дом: четырёхугольная бревенчатая изба (это слово происходит от «истба», «истопка», т. е. отапливаемое помещение) с печью-каменкой. Раз­меры сруба были невелики, в среднем 4х4 м. Жилище крестьянина имело, как правило, тесо­вую крышу, деревянный пол, курную печь (без дымоходов и трубы). Топили «по-чёрному» — дым выходил в дверь, а также в отверстия под потолком, которые после топки задвигались дос­кой («заволакивались»). Имелись также и не-

363

 

 

Крестьянин XVII в.

отапливаемые помещения — клети и сени. Как правило, сени соединяли избу с клетью, где летом жили и спали, а зимой хранили запасы и нехитрый семейный скарб. В северных областях России избы и клети поднимали высоко над землёй, т. е. строили их на «подклете» или «подызбице». В центре и на юге страны избу ставили «наземь», нижние венцы (ряды брёвен) сруба засыпали землёй — образовы­валась невысокая земляная насыпь вдоль стен дома («завалинка»).

Рядом с избой на крестьянском дворе нахо­дились погреба, хлева, сарай, сенник. Сам двор был огорожен. За его пределами располагались овины, житницы, амбары, а также баня. В овинах сушили хлебные снопы перед обмолотом, а необмолоченный хлеб и зерно хранили в жит­ницах.

К крестьянскому двору прилегал огород, здесь же неподалёку располагались конопляники, ка­пустники, хмельники (участки земли, засаженные коноплёй, капустой, хмелем). Так называемая «удво'ринная» земля обносилась изгородями, что­бы скот, пасшийся, как правило, без пастухов, не потравил посевы. Этому придавалось большое значение. Недаром специальная статья Судебника Ивана Грозного гласила, что в случае потравы хлебного поля скотом вся вина возлагается не на владельца скота, а на того, чья изгородь оказалась неисправной.

СЕМЕЙНЫЕ ТРАДИЦИИ И УКЛАД ЖИЗНИ

РУССКИХ КРЕСТЬЯН

В крестьянской среде трудиться начинали в ран­нем возрасте: все работоспособные члены семьи, к XVI в. состояв­шей чаще всего из супругов с неженатыми и не­замужними детьми, имели свои обязанности по хозяйству, которые неукоснительно выполнялись. Семьи насчитывали от трёх-четырёх до семи-восьми человек. Больших семей в России, как правило, не было из-за очень высокого уровня детской смертности, хотя детей в семьях рождалось много. По обычаю совершеннолетие в крестьянских семьях наступало в 15 лет, и с этого же возраста начинали нести повинности в пользу земле­владельцев (тягло). Мальчиков с 7—8 лет приуча­ли выполнять все мужские обязанности по хо­зяйству (ухаживать за скотом, пахать, косить, бороновать землю, ворошить и копнить сено, плотничать, заниматься несложными видами ре­месла). Девочки в 10—12 лет уже делали почти все работы по дому. Более того, в 12—13 лет их могли выдать замуж, и Стоглавый собор в 1551 г. вынужден был предписать священникам венчать девушек не ранее чем в 15 лет. После свадьбы жена уходила в семью мужа. Молодые семьи «оженив­шихся» сыновей стремились завести собственное хозяйство, выделиться из состава прежней семьи. В архивах сохранилось несколько специальных

364

 

 

«раздельных» грамот, в которых шла речь о семейных разделах и довольно подробно описы­валось, что, кому и в каком количестве передаётся из общего имущества. Делили при свидетелях всё: избы, хозяйственные и бытовые постройки, одеж­ду и скот, а главное — землю. Отделившись, молодая крестьянская семья начинала само­стоятельно «тянуть тягло» (нести повинности и платить налоги), становилась полноправной частью крестьянской общины.

На общем сходе, «миром» (т. е. всей общиной), крестьяне выбирали, обычно на год, старосту, сотских, десятских и целовальников. Эти долж­ностные лица вели все дела общины и отстаивали интересы крестьян как перед государством, так и перед хозяином, если таковой был. Мир следил за соблюдением межей (границ между земельными наделами), регулировал порядок и условия пользо­вания землёй. В случае крайней необходимости община осуществляла общий передел крестьян­ской земли, приводя размер надела каждого двора в соответствие с долей тягла. Однако такие переделы совершались очень редко, чаще практи­ковалось так называемое «поравнение» земель.

Непререкаемым авторитетом в крестьянской среде пользовались старики. Эти умудрённые жизнью люди обладали огромным опытом, были носителями трудовой крестьянской нравствен­ности. Очень часто их показаниями пользовались судьи, разбирая многолетние тяжбы по такому сложному вопросу, как границы земельных владе­ний. Часто между спорными владениями прости­рался «великий бор и дикий лес», где «топор с топором не сходится». Но и о таких глухих местах немало знали старики-крестьяне, выступавшие в роли третейских судей.

Знаменитый русский историк В.О. Ключевский считал главным стержнем русской истории коло­низацию (освоение) бескрайних просторов евроазиатского материка. К этому следует добавить, что в Московском государстве именно крестьянское освоение земель предшествовало колонизации правительственной и церковно-монастырской. По словам Епифания Премудрого, автора жития Сергия Радонежского, на том месте, где возник Троице-Сергиев монастырь, сначала появились земледельцы: «Начата приходити христиане и обходити сквозе вся леса оны и возлюбиша жити тут». Леса сводились, на их месте возникали «многие починцы», возводились «дворы многи», сеяли «плод житен» (хлеб).

Где бы ни жил, в каком бы месте ни селился земледелец, он всегда в поте лица своего добывал пропитание себе и домочадцам. Трудовой день начинался рано: летом вставали с восходом солнца, зимой и осенью — задолго до рассвета. После обеда жизнь в деревнях, как и в городах, почти замирала: наступал послеобеденный сон, ставший житейской привычкой, традицией. Даже энергич-

Крестьянка XVII в.

365

 

 

Крестьянин XVIII в.

ный князь Владимир Мономах (1113—1125 гг.) считал, что послеполуденный сон предначертан самим Богом, «бо почивает и зверь и птицы, и человецы!».

Большое место в домашнем быту русских людей занимала баня. Иностранцы, посещавшие средне­вековую Россию, писали, что у «московитов» бани — лучшее средство лечения едва ли не всех болезней. В те времена и возникла народная пословица «Коли бы не бани, то все бы пропали».

По большим церковным праздникам крестьяне, следуя наставлениям священников, старались не работать. Но сельскохозяйственный цикл пере­рывов не допускал. Скудный же достаток не давал сельчанам возможностей для пышного и про­должительного праздника. Германский посол Сигизмунд Герберштейн подметил этот факт и отразил его в своих «Записках»: «Более именитые чтут праздничные дни тем, что по окончании богослужения устроят пиршество и пьянство, облекаются в более нарядное одеяние, а простой народ, слуги и рабы большей частью работают, говоря, что праздновать и воздерживаться от работы есть дело господское... что заняться работой более почётно, чем попусту терять доста­ток и время в питье, игре и тому подобных делах».

Спустя много лет после Герберштейна австрий­ский дипломат Варкоч, трижды побывавший в России, тоже особо отметил воздержанность к «питию» в простом народе. По его словам, крестьяне считали опьянение гнусным состоянием и позволяли себе бражничать «только в большие праздники, тогда как в малые... он (народ. — Прим. ред.) обычно работает».

ЧТО ЕЛИ И ПИЛИ

КРЕСТЬЯНЕ

В СТАРИНУ

Основной пищей крес­тьян был хлеб, особенно ржаной и ячменный. Из­вестен также хлеб из смеси ржаной и овсяной муки. Пшеничный хлеб был в деревне редкостью, его пекли и ели только состоятельные люди, в основном в городах. Доволь­но часто крестьяне ели пироги с различными на­чинками: с капустой, грибами, маком, кашей, сладкие с ягодами и мёдом.

Как писал Епифаний Премудрый, преподобный Сергий Радонежский «просфоры сам печаше: преж бо пшеницу толчаше и меляше, и муку сеяше и кваше». В житии Святого Сергия рассказано обо всех стадиях подготовки к хлебопечению в большой русской печи. Сначала зерно толкли в ступе в крупу, которую затем размалывали на ручных жерновах; полученную муку просеивали и ставили тесто: к муке подмешивали разведённый в воде ржаной солод — бродильный продукт из пророщенных, а затем высушенных и смолотых зёрен ржи.

Весьма распространённой пищей были каши (ячменная, пшённая, овсяная, гораздо реже греч-

366

 

 

 

невая), а также овсяный и гороховый кисели. Щи считались роскошным кушаньем. Мясо в деревне ели гораздо реже, чем в городе; в пищу употребля­ли говядину, баранину, свинину, дикую и домаш­нюю птицу, причём часто различные виды мяса варили вместе в одном горшке или чугуне. Любили «уху с курей». Такое экзотическое название было дано обыкновенной лапше с курицей, т. к. в России любой суп, в том числе и рыбный, чаще всего именовали ухой. Наши предки гораздо чаще мяса ели рыбу, что поощрялось церковными правилами. Её готовили разными способами: солили, вялили, сушили. Сушёную рыбу толкли в ступках пес­тиками, получая муку, которую добавляли «в пост во щи».

Яйца и молочные продукты также не были редкостью на крестьянском столе: сельские жи­тели ели яичницу, делали сыр, творог, молоко «варёное» (топлёное) и масло «коровье».

Серьёзным подспорьем в питании были грибы и ягоды. Вместо сахара крестьяне использовали мёд, в основном для приготовления сладостей и хмель­ных напитков. В «Домострое», замечательном историческом памятнике эпохи средневековья, служившем руководством по ведению домашнего хозяйства, имеется особая «инструкция» — «Указ о всяких медах кислых, как меды сытити всякие, и морс ягодный делати, и квас медвяной простой ставити, и пиво простое посычивати мёдом...». Здесь же приводятся рецепты хранения редьки, вишни, слив и яблок в медовой патоке, изготовле­ния яблочной пастилы на меду. Ни чая, ни заморских вин, ни сахара простолюдины не ведали. Доступными напитками были меды хмель­ные, водка, настойки и наливки, но в особен­ности — квас (хлебный, грушевый, яблочный), малиновый и клюквенный морс, брусничная вода и ячменное пиво.

ВО ЧТО ОДЕВАЛИСЬ И ОБУВАЛИСЬ РУССКИЕ КРЕСТЬЯНЕ

Со времени сущест­вования Московско­го государства про­шло всего три-четы­ре столетия, но из-за скудости исторических ис­точников рассказать о русской крестьянской одеж­де той эпохи значительно труднее, чем об одежде древних римлян.

Известно, что в ту пору основной одеждой мужчин и женщин были рубахи, которые из­готавливались из льняного или конопляного полотна либо из шерстяной ткани (последние назывались власяницами). Рубаху шили довольно простым способом: кусок ткани складывали по­полам, на месте сгиба делали вырез для ворота, боковины сшивали, в оставленные в верхней части отверстия вшивали рукава. Женские рубахи нередко дополняли вставками под мышками; чтобы расширить рубашку к подолу, в её боковины иногда вшивали косые клинья.

Крестьянка XVIII в.

367

 

 

Мужские рубахи крестьян, как и городских простолюдинов, были ко­роче, нежели у имущих и знатных слоёв населения, — они доходили до колен. Женщины носили рубахи до пят. По обычаю на Руси соблюдались строгие различия в одежде для лиц, принадлежавших к разным социальным слоям общества: встречали всегда по одёжке...

Верхняя одежда крестьян также не отличалась особыми изысками. Это были кожухи' — нагольные (кожей наружу, не покрытые тканью) овчинные шубы, а также шубы, крытые крашеной шерстя­ной тканью. Последние были довольно редки и говорили о значительном достатке крестьянской семьи.

Обувь в то время была разнообразной. В деревнях носили лапти, кожаные поршни и калиги, гораздо реже — мягкие сапоги без каблуков. В основном крестьяне носили кожаную обувь. Лапти (плетённую из бересты или лыка обувь) надевали, как правило, на пашне, покосах, скотном дворе.

Что же представляли собой калиги и поршни? Это обувь, кроившаяся, как правило, из целого

куска кожи (гораздо реже — из нескольких не­больших кусков с отдельно подшитой подошвой), стянутая ремнём вокруг щиколотки. Надевались они на обёрнутую тканью (ону'чей) ногу и подвя­зывались к ноге ремешками, крепившими онучи. Калиги были обувью простых людей — недаром нищих, бродяг называли «кали'ки перехожие».

Нет точных сведений о том, какие головные уборы носили в стародавние времена крестьяне. Известно лишь, что замужняя женщина из любого сословия обязана была скрывать волосы под убрусом — платком, закрывавшим голову и спадавшим на плечи поверх одежды. Любопытно, что обязательным элементом одежды мужчин и женщин, в том числе и крестьян, были пояса. Выйти на улицу неподпоясанным («распоясан­ным») было нельзя.

Посещавшие Московское государство иностран­цы отмечали резкие социальные различия в одежде русского населения. Их поражала своей пышностью, красочностью и роскошью одежда людей знатных и богатых, и они не переставали удивляться бедности и чрезмерной скромности одежды простонародья.