МОСКВА XVI—XVII ВЕКОВ

В XVI и XVII веках главным городом огромного Московского государства была Москва. По замечанию одного древнего автора, уже благодаря выгодному географическому положению она заслуживала того, чтобы быть столицей, «ибо мудрым основателем своим построена в самой населённой стране в середине государства, ограж­дена реками, укреплена замком и, по мнению многих, никогда не потеряет первенства своего». Действительно, среди других русских городов того времени Москва резко выделялась и своими размерами, вольготно раскинувшись на холмистых берегах нескольких рек, и обилием жителей — бояр, купцов, стрельцов и ремесленников, — и своими крепостными стенами, поражавшими за­езжих иностранцев мощью и протяжённостью. Славилась столица России и своими соборами, в величественных формах которых словно бы вос­кресали образы двух первых русских столиц — Киева и Владимира. Главным отличием Москвы от других русских городов было то, что в московском Кремле, на высоком «столе» (престоле), восседали православные государи. По этой причине её называли «стольным градом».

КРЕМЛЬ

В конце XV — начале XVI вв. Кремль — центральная и самая древняя часть города — подвергся коренной пере­делке. Задумал и почти полностью осуществил её великий князь Иван III. Этого московского го­сударя перестал удовлетворять прежний облик Кремля с небольшими соборами, построенными ещё в то время, когда Московское княжество было одним из многих небольших русских княжеств, и обветшавшей белокаменной стеной — её неказис­тый вид уже не соответствовал той роли, которую теперь должна была играть Москва, столица одно­го из сильнейших государств Европы.

Первым был возведён величавый собор во имя Успения Пресвятой Богородицы (1475— 1479 гг.) — главный собор всего Московского государства. В нём проводились пышные, торжест­венные церемонии: оглашались государственные акты (например, акт о воссоединении Украины с Россией в 1654 г.), венчались на царство русские цари, в нём же похоронены русские митрополиты и патриархи. Их гробницы расположены вдоль стен храма. Вслед за Успенским собором на Соборной площади поднялись Благовещенский собор (1484—1489 гг.) — домовая церковь русских царей — и Архангельский собор (1505—1508 гг.), с XVI в. до начала XVIII в. бывший усыпальницей великих князей и царей.

Для наиболее важных государственных меро­приятий был построен торжественный тронный зал — так называемая Грановитая палата (1487— 1491 гг.). Деревянные хоромы великих князей уступили место новому каменному дворцу. Архи­тектурный ансамбль центральной площади Крем­ля завершил высокий столп белоснежной трёхъ­ярусной колокольни церкви Святого Иоанна Лествичника, названный в народе «Иваном Вели­ким» (1505—1508 гг.).

Центр Кремля преобразился. Кажется, из­менилась и жизнь в нём. Государевы гонцы на горячих скакунах, торжественные праздничные процессии, иностранные послы, окружённые блес­тящими свитами, важные бояре в дорогих одеж­дах, озабоченные дьяки с кипами свитков, монахи, служилый люд, ходоки от разных земель, мно­гочисленные уличные писцы, предлагавшие свои услуги, — теперь это была повседневная жизнь Кремля, внешне суетливая, но внутренне напол­ненная большим государственным значением.

В эти же годы (1485—1495 гг.) была построена и новая мощная крепостная стена из красного кир­пича, украшенная живописными двурогими зуб­цами. Новая стена имела 18 башен и протянулась более чем на 2 км, образуя огромный треугольник. Южная его грань выходила на Москва-реку, западная — на реку Неглинную, а вдоль восточной, обращённой к Красной площади, в начале XVI в. прорыли канал, по которому пустили специально поднятую для этого запрудой воду из Неглинной. Кремль оказался как бы на острове.

Шитое изображение государственного герба и столицы России. XVII в.

443

 

 

Вход в Благовещенский собор Кремля.

После того как реконструкция Кремля была завершена, он превратился в одну из сильнейших европейских крепостей того времени. Что же касается внешнего великолепия московского Кремля, контрастировавшего с окружавшими его деревянными кварталами, то издалека он вызывал у некоторых путешественников мысли об Иеруса­лиме — идеальном земном городе. Как в настоя­щем городе, внутри стен Кремля имелись площади, небольшие улочки, тупики и задворки.

ПОСАДЫ

Однако, несмотря на свои размеры, Кремль составлял лишь централь­ную часть Москвы. Во все стороны от него тянулись посады — торгово-ремесленные районы. Улицы в них не теснились одна к другой, а располагались свободно, разделялись садами, огородами и даже лугами; посады постепенно перетекали в слободы кузнецов и других ремесленников, труд которых был связан с огнём. Таких мастеров во избежание пожаров в центр города старались не допускать.

Долгое время жители посадов не имели крепост­ных сооружений, которые могли бы защитить их от нашествия неприятеля. Правда, в конце XIV в. расположенный к востоку от Кремля торговый посад был окружён небольшим земляным валом.

Кроме того, улицы на ночь перегораживали брёвнами и решётками. Около таких заграждений обычно выставляли вооружённую охрану против «лихих людей». Но этого было явно недостаточно. И потому при серьёзной угрозе городу жители посадов укрывались в стенах Кремля, бросая свои жилища на произвол судьбы. Иногда дома даже приходилось специально поджигать, чтобы ли­шить врага дров и материала для строительства осадных приспособлений. Так было, например, в 1480 г., когда Москве угрожали войска хана Ахмата («стояние на Угре»).

По мере того как посады разрастались и становились местом жительства не только торгово-ремесленного люда, но и знати, остро встала необходимость строительства новых городских укреплений. Первым был защищён самый древний и густонаселённый московский посад, примы­кавший к Кремлю с востока, — так называемый Китай-город. В 1535—1538 гг. вокруг него была построена кирпичная стена с четырнадцатью башнями и воротами. Стены Китай-города, па­раллельные Москва-реке и Неглинной, продол­жили кремлёвские укрепления. Эти две реки были соединены ещё одним рвом. В результате Китай-город также оказался на острове.

Спустя полвека началось сооружение новой московской стены, которая огромным полуколь­цом окружила Кремль, Китай-город и примы­кавшие к ним кварталы, получившие название Белого города. Стена, протянувшаяся более чем на 9 км, была возведена из кирпича и белого камня всего за 9 лет (1585—1593 гг.). Ещё быстрее была срублена 15-километровая деревянная стена, про­званная горожанами Скородомом (1591—1592 гг.). Она покоилась на земляном насыпном валу, благодаря которому районы Москвы, заключённые между стеной Белого города и Скородомом, были названы Земляным городом. Деревянная стена окружила почти все жилые кварталы города, как на левом, «кремлёвском», так и на правом, замоскворецком берегу Москва-реки. В годы Смуты эта стена полностью сгорела, но впо­следствии укрепления Земляного города были восстановлены и не потеряли своего оборонитель­ного значения вплоть до XVIII в.

После строительства всех этих укреплений центр города оказался окружённым несколькими крепостными кольцами, на каждом из которых несли службу вооружённые охранники. Со второй половины XVI в. город охраняли стрельцы, вооружённые пищалями (ружьями). Стрельцы составляли особую группу городского населения. В свободное от караульной службы и военных походов время они занимались ремёслами или торговали. Стрельцы должны были служить пожизненно; кроме того, их служба была наслед­ственной. Казна платила им жалованье, которое зачастую задерживалось, что приводило к воз­мущениям этой вооружённой части горожан. Жили стрельцы в Белом городе и Земляном городе, в отдельных слободах, которых было особенно

444

 

 

 

много в Замоскворечье  —  самой уязвимой  в военном отношении южной части города.

МОСКОВСКИЙ ПУШЕЧНЫЙ ДВОР

Обороняли московские стены многочисленные орудия, которые немец­кий путешественник Адам Олеарий, посетивший Москву в 30-е гг. XVII в., назвал «великолеп­ными». Производились они на Московском Пушеч­ном дворе, появившемся на берегу реки Неглинной ещё в конце XV столетия. Пушечный двор пред­ставлял собой крупное предприятие своего вре­мени. Опытные мастера и подмастерья, получав­шие казённое жалованье, занимались литьём пу­шек, колоколов и других металлических изделий. Крупным пушкам, изготовленным на Московском Пушечном дворе, давали грозные имена — «Лев», «Волк», «Единорог», «Сокол» и др. Во второй половине XVI в. одним из самых искусных мастеров Пушечного двора — Андреем Чоховым — была отлита знаменитая «Царь-пушка».

БОРЬБА С ПОЖАРАМИ И ЭПИДЕМИЯМИ

Заботиться о своей обороне приходи­лось жителям всех древних городов. Однако были такие враги, от которых не спасали ни крепкие запоры на кре­постных воротах, ни меткие стрельцы, ни тяжёлые огнедышащие пушки. Этими врагами становились эпидемии и пожары. Заразные болезни являлись одним из самых страшных бедствий средневеко­вья. Они налетали на город, как жестокие орды неприятеля, проникали сквозь любые двери, не щадили ни бояр, ни нищих, ни новорождённых, ни стариков. Летописи хранят рассказы о том, что во время сильных эпидемий улицы Москвы напол­нялись трупами, а хоронить их было некому. Пос­ле чумы 1654 г., унёсшей, по некоторым оценкам,

445

 

Станок Московского Печатного двора XVI—XVII вв.

до 150 тысяч жизней, город почти обезлюдел... Однако сколько бы ни свирепствовало «моровое поветрие», в конце концов оно отступало. Про­ходило несколько лет, и горожане почти забывали о страшной беде — до следующего «поветрия».

Пожары в отличие от эпидемий не давали о себе забыть никогда. Не проходило месяца, а иногда и недели, чтобы в Москве не загоралось какое-нибудь здание. Почти все дома в городе были деревянные, с тесовыми, нередко покрытыми берестой, крыша­ми, и потому остановить разбушевавшийся огонь было нелегко — особенно если пожару сопутство­вал сильный ветер, который подхватывал горящие доски и перекидывал их на соседние дома. Если весь дом был объят пламенем, тушить его водой уже не имело смысла. Тогда горожане начинали ломать соседние постройки, чтобы остановить огненную стихию. Особенно сильные пожары бушевали в Москве в 1547 г. (тогда сгорел почти весь город), в 1571 г., когда в результате набега крымского хана Девлет-Гирея огонь охватил всю Москву и пощадил только Кремль; и в 1611 г., во время польско-литовской интервенции, когда от огня погибли Белый город и Земляной город.

Для предотвращения пожаров на улицах столицы по ночам выставлялась специальная стража. Принимались и другие противопожарные меры. Ещё в конце XV в. великий князь Иван III, неоднократно лично принимавший участие в тушении московских пожаров, распорядился ото­двинуть все деревянные постройки от стены Крем­ля на такое расстояние, которое не позволило бы огню перекинуться на великокняжескую резиден­цию из посада. Здания в городе старались строить подальше друг от друга. Владельцы каменных до­мов, которых в XVII в. становилось всё больше, устанавливали на окнах надёжные железные ставни, спасавшие не только от воров, но и от возможного проникновения огня внутрь дома. Для тушения пожаров в столице со временем появи­лась пожарная охрана, в распоряжении которой имелись специальные приспособления и извоз­чики с подводами. Даже после сильных пожаров Москва отстраивалась достаточно быстро. Проис­ходило это потому, что на специальном торгу всег­да продавались уже готовые, разобранные деревян­ные дома. Стоил такой дом не очень дорого, и потому погорелец, которому обычно охотно помо­гали соседи, уже через несколько дней после пожара собирал на своём дворе новый дом.

 

МОСКОВСКИЙ ПЕЧАТНЫЙ ДВОР

Первые книги были напечатаны в Москве при Ива­не IV, в 50-х гг. XVI в. В 1563 г. первопечатник Иван Фёдоров возглавил созданную государством типогра­фию, которая вошла в историю под названием Москов­ского Печатного двора. В 1564 г. Печатный двор выпустил первую книгу, в которой указана точная дата издания, — «Апостол».

На протяжении почти полутора столетий, со времён правления Ивана Грозного до Петровской эпохи, мос­ковские печатники выпустили многие сотни изданий. Среди них основную массу составляли церковные книги, но были также азбуки, пособия по военному искусству и Соборное Уложение — первый русский свод законов, изданный типографским способом.

В годы Смуты Печатный двор выезжал из Москвы, но затем около 1615 г. возобновил свою работу в столице. Его здания располагались в Китай-городе, в районе современной Никольской улицы. В середине XVII в. заезжие иностранцы сравнивали Печатный двор с крупными европейскими предприятиями. Для управления им было организовано особое госу­дарственное учреждение — Приказ Книгопечатного дела.

Печатный двор довольно долго был единственной крупной типографией Московского государства, и власти заботились о том, чтобы там работали самые образованные, самые просвещённые люди в России. Должность редактора на Печатном дворе (или «справщика», как тогда говорили) считалась весьма почётной.

446

 

 

 

НАСЕЛЕНИЕ МОСКВЫ 

Почти вся Москва была разделена на многочисленные слободы, число которых в XVII в. достигло полутора сотен. В каждой слободе жили люди, объединённые по какому-либо признаку. Стрельцы и солдаты селились в слободах, распо­ложенных вдоль стены Земляного города и в За­москворечье. У въездов в город находились ямские слободы. В особой слободе в Сокольниках прожи­вали люди, приставленные к царской соколиной охоте. Много было ремесленных слобод. В Бронной слободе жили мастера, изготавливавшие воинские доспехи, в Басманной — булочники, выпекавшие особый сорт хлеба — «басман», в Хамовной — ткачи, в Кадашевской — полотняные мастера. Существовали также Кузнецкая, Кожевенная, Гончарная, Таганская, Поварская, Мясницкая, Сыромятническая, Колпачная и дру­гие слободы. Московские ремесленни­ки владели сотнями специальностей, и их продукцию хорошо знали жители многих рус­ских городов. Особенно славились московские ору­жейники, ювелиры, плотники, резчики по дереву. Рядом с мелким ремесленным производством в Москве возникали мануфактуры (более крупные предприятия), выполнявшие в основном казённые заказы, — литейный Пушечный двор, монетный Денежный двор, ткацкий двор в Кадашах, Бар­хатный двор, Печатный двор, Большой пороховой завод и др. Часто работники этих мануфактур также проживали в особых слободах.

Имели свои слободы в Москве и иностранцы. Англичане, голландцы, немцы, датчане, шведы — военные, лекари, ремесленники, приезжавшие в

Польская карта Москвы 1611 г.

447

 

 

 

 

* * *

Посланник Папы римского Антоний Поссевино побывал в Москве во времена Ивана Грозного. Будучи весьма наблюдательным человеком, он подметил один обычай московского государя. Когда по русской столице проходило шествие иноземных послов, на улицах, по которым двигалась процессия, по приказу государя собирали как можно больше горожан. Это должно было создать у иностранцев впечатление многолюдности города и поддержать молву о могуществе царя. Подобные уловки стали необходимы после нашествия крымского хана Девлет-Гирея в 1571 г., когда выгорела почти вся Москва и погибло великое множество москвичей. Город на протяжении многих десятилетий не мог восстановить прежнего великолепия.

ПЕРВЫЕ ГРЕКО-ЛАТИНСКИЕ ШКОЛЫ В МОСКВЕ

В XVII в. российское правительство начало проявлять заботу о просвещении подданных. На протяжении 30—70-х гг. в столице несколько раз основывались небольшие школы, в которых преподавались иностранные языки, прежде всего греческий и латынь, реже — польский. При центральных государственных учреждениях — приказах — были также организованы училища профессионального типа. Талантливые русские дети обучались вместе с детьми московских иностранцев в школе Немецкой слободы.

В 1681 г. впервые удалось создать крупную регулярную школу. Её возглавил иеромонах Тимофей, просвещённый человек, в прошлом московский развед­чик в Османской империи. Ему было дано звание рек­тора. В этой школе обучали грамоте, греческому языку, риторике, географии и, возможно, истории. Училище располагалось на Московском Печатном дворе, и по этой причине его называют ещё «Типографским». Оно просуществовало до зимы 1687—1688 гг., и в последние годы в нём обучалось немногим менее трёхсот человек.

На основе школы иеромонаха Тимофея в 1687 г. было создано первое высшее учебное заведение в России — Славяно-греко-латинская академия. Её возглавили учёные греки — братья Иоанникий и Софроний Лихуды. В Академии, располагавшейся в Заиконоспасском монастыре, обучались главным об­разом духовные лица и их дети. Уровень образования, которое давали а этом учебном заведении, был весьма высоким для того времени.

Москву искать богатства, — селились в Немецкой слободе. Она располагалась у реки Яузы и её притока Кокуя. Греки, армяне, грузины и татары также имели свои слободы в Москве. В особой слободе жили люди, приезжавшие с Украины и из Белоруссии, в основном горожане. Эта слобода получила название Мещанской.

Каждая московская слобода обычно занимала одну или несколько улиц и имела свой приходский храм. Все слободы делились на «белые» и «чёрные». Жители первых были освобождены от государственных повинностей, что вызывало по­стоянную зависть у обитателей вторых. В целом же слободское устройство являлось одной из самых ярких черт средневековой Москвы и придавало столичной жизни особую пестроту.

КИТАЙ-ГОРОД Когда-то московские ремес­ленники селились на терри­тории Китай-города, однако уже в XVI в. их потес­нили оттуда к окраинам новые обитатели этого района — знатные бояре и богатейшие московские «гости» (купцы). Китай-город стал центром мос­ковской деловой жизни. Красная площадь, рас­положенная на границе Китай-города и Кремля, превратилась в главный московский торг. Тор­говцы, покупатели, праздношатающиеся и нищие заполняли её с раннего утра. Рядом располагались Гостиный двор и торговые ряды. Каждый вид товара продавался в особом ряду. Например, толь­ко обувных рядов существовало более полудюжи­ны: дорогую обувь можно было купить в сафьян­ном и сапожном «красном» ряду, обувь попроще — в башмачном, сапожном «простом» или лапотном, детали для ремонта — в подошвенном или голенищном ряду и т. д. Несложно было отыскать при­возные товары — восточные пряности, шёлк, анг­лийское сукно. Подержанные вещи можно было купить в ветошном ряду. Иконы — в иконном. Впрочем, москвичи никогда не говорили: «Купить икону». Это считалось оскорбительным для напи­санного на иконе святого образа. Потому иконы не «покупали», а «меняли на деньги», стараясь при этом не торговаться. У Спасской башни предлагали свой товар торговцы книгами. Ближе к Москва-реке располагался рыбный рынок, а зимой на её льду в изобилии появлялись выставленные на про­дажу мясные туши. При желании в Китай-городе можно было найти священника для совершения каких-нибудь треб (обрядов) у себя дома, нанять писца для составления необходимого документа или просто подстричься на особом «Вшивом рын­ке», где цирюльники оказывали услуги прямо под открытым небом.

Красная площадь была не только самым оживлённым, но и одним из самых живописных мест в Москве. Главным украшением площади был Покровский собор, «что на рву», более известный москвичам как храм Василия Блаженного. Постро­ен он был в середине XVI в. в память о покорении Казани, а в XVII в. нарядно и затейливо украшен. На противоположной стороне площади возвы-

448

 

 

 

 

A. M. Васнецов. «Расцвет Кремля. Всехсвятский мост и Кремль в конце 17-го века».

шался другой храм-памятник — Казанский собор, возведённый в честь освобождения Москвы ополче­нием Минина и Пожарского в 1612 г. Вдоль кремлёвской стены стояли в ряд многочисленные деревянные церкви «на крови», отмечая места массовых казней времён Ивана Грозного.

ПРАЗДНИКИ В СТОЛИЦЕ

Нередко в ткань повседневной московской жизни вплетались яркие нити праздников. Тор­жественный царский выезд, шествие иностранного посольства, возвращение войск из удачного похода привлекали тысячи праздных зрителей. С осо­бенным размахом отмечались церковные праздни­ки — Рождество, Пасха, Богоявление, Преображе­ние, Успение. В такие дни неумолчно гудели коло­кола сотен московских церквей. Сопровождаемые хорами, двигались крестные ходы. Нарядно одетые горожане шли на церковные службы. В богатых домах устраивались шумные пиры. Щедрую ми­лостыню получали многочисленные московские нищие. На Святки (так называлось праздничное время от Рождества до Крещения) проходили яр-

кие карнавалы с ряжеными, показывали свое ис­кусство преследуемые властями скоморохи, вызы­вали взрывы хохота своими проделками куклы-петрушки.

Кроме общегородских праздников отмечались престольные праздники отдельных церквей. Эти праздники приходились на те дни, когда по церковному календарю отмечалась память свя­того, которому была посвящена церковь. Церквей в Москве было так много, что почти ежедневно в какой-нибудь из них бывал «престол» (престоль­ный праздник), благодаря чему появилась посло­вица: «В Москве каждый день — праздник!»

РАСЦВЕТ МОСКВЫ

В неспокойном, «бунташном» XVII веке, не­смотря на все бедствия и напасти, Москва пережи­вала время своего расцвета. Как только миновали тревожные годы страшной Смуты, москвичи на­чали быстро перестраивать и украшать свой город. Рядом с деревянными появился первый каменный мост через Москва-реку. Строились новые церк­ви — они были более причудливых форм, чем

449

 

 

 

Теремной дворец в Кремле. XVII в.

ранее, и часто напоминали сказочные терема, отра­жая вкусы богатейших московских купцов и дво­рян. Над башнями московского Кремля появились затейливые шатры, а внутри его стен выросли новые здания — царский Теремной дворец, палаты патриарха, здание приказов.

Один греческий монах, посетивший Москву в конце XVII в., писал: «Город виден за 15 вёрст, восхищая взор своею красотою и величием, своею возвышенностью, множеством башен и стройных куполов церковных, сверкающих золотом». На

стороннего наблюдателя Москва производила впе­чатление не только красивого, но и богатого города. Барон Августин Майерберг, побывавший в Москве в 1661 г., восклицал: «В Москве такое изобилие всех вещей, необходимых для жизни, удобства и роскоши, да ещё покупаемых по сходной цене, что ей нечего завидовать никакой стране в мире, хоть бы и с лучшим климатом, с плодороднейшими пашнями, с обильнейшими земными дарами или с более промышленным духом жителей».

ПРИСОЕДИНЕНИЕ И ОСВОЕНИЕ СИБИРИ В XVII ВЕКЕ

В XVI в. невиданная дотоле страсть к путе­шествиям охватила половину Европы. Испа­ния, Португалия, Англия, Голландия заня­лись хлопотной и рискованной подготовкой много­численных экспедиций в Новый Свет — недавно открытую Америку. Десятки тысяч людей поки­дали родную землю и пускались в странствия, на поиски богатства и славы. Презирая лишения и опасности, они стремились устроить свою жизнь в неведомых заморских странах так, как не полу­чалось устроить её у себя на родине. А что же Россия? Неужели не находилось среди русских смелых и предприимчивых людей, готовых добыть счастье в далёких и трудных походах? Таких людей в Московском государстве было достаточно,

однако до разгрома Казанского и Сибирского ханств при Иване IV восточные рубежи России были отрезаны от Сибири могущественным не­приятелем. Победив его, русские получили воз­можность стать первооткрывателями страны, не уступавшей Новому Свету ни по территории, ни по природным богатствам.

В XVII в. поток русских первопроходцев неудержимо устремляется в Сибирь. В то время как на западе каждый клочок земли, каждый город, каждая крепость приобретались Россией ценой тяжких усилий и огромных потерь, восточ­ные границы отодвигались всё дальше и дальше с невероятной быстротой. Мог ли помыслить Иван Калита, или Дмитрий Донской, или кто-нибудь

450

 

 

 

ещё из числа первых князей московского дома, умевших припомнить буквально каждую новую деревню, каждую драгоценность в своей казне, что через три столетия после них государи московские будут наследовать страну, для пересечения кото­рой из конца в конец требовались годы?.. За одно столетие территория Московского государства выросла в несколько раз — в основном за счёт приращения на востоке. Все эти земли не были бы присоединены к России, если бы не мужество, энергия, знания, ратные навыки и политические способности русских первопроходцев — казаков, крестьян и государевых служилых людей.

ПРОДВИЖЕНИЕ

В СИБИРЬ. РУССКИЕ

ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ

ОТКРЫТИЯ

Проникновение рус­ских в Сибирь нача­лось с её северо-за­падного угла — с се­верного Зауралья. Уже в XI—XII вв.

сюда ходили ватаги новгородцев, добывавшие пуш­ного зверя и выменивавшие у местного населения меха на железные изделия. За ними шли снаря­жённые новгородскими боярами военные отряды, собиравшие дань мехами с обитавших здесь пле­мён. В конце XV в. сюда ходили и московские рати. В 1483 г. князь Фёдор Курбский, поднявшись по реке Вишере и перейдя Уральские горы, покорил Пелымское княжество, одно из крупнейших ман­сийских племенных объединений в бассейнах рек Пелым и Тавда. Спустившись вниз по Тавде и Тоболу, его войско оказалось в «Сибирской зем­ле» — так называлась тогда небольшая территория в низовьях Тобола, где обитало племя «сыпыр». Отсюда ратные люди по Иртышу прошли на Обь (в её среднем течении), где успешно «воевали угор­ских князей». Зимой 1499—1500 гг. четырёхты­сячная «лыжная рать» во главе с князьями Се­мёном Курбским и Петром Ушатым совершила поход в низовья Оби «на югру и самоядь», т. е. в ненецко-эвенкийские и ханты-мансийские земли. Эти походы привели к тому, что угорские «князьцы» и старейшины некоторых ненецких родоплеменных групп признали себя вассалами русского государя и обязались ежегодно доставлять дань в его казну. Однако отсутствие на этой территории русских административных центров и постоянного русского населения делало выплату этой дани не­регулярной.

В XVI в. движение русских охотников-про­мысловиков на северо-запад Сибири возросло. В то время существовало два основных пути из России в Сибирь — сухопутный и морской. Первый из них — «чрезкаменный», известный ещё новгородцам, — проходил по Печоре и её восточным притокам и далее через Камень (как называли тогда Уральский хребет) к притокам Нижней Оби. Продвигаясь этим путём, уже в начале XVI в. поморские промышленники перешли Обь и попали в бассейн реки Таз — сказочно богатую пушным зверем (особенно ценным соболем) страну Мангазею, названную так по имени одного из самодийских племён. К концу века Мангазея была полностью освоена торговыми и промышленными людьми, построившими здесь многочисленные острожки — укреп­лённые зимовья, служившие местом пребывания промысловых артелей и менового торга с хантами и самодийцами. Лишь в 1600 г. здесь появился первый военный отряд и на месте одного из острожков был построен город Мангазея, ставший административным центром этой «златокипящей государевой вотчины», которая несколько де­сятилетий являлась основным поставщиком цен­ной пушнины в царскую казну.

Другой путь в Сибирь шёл «морем-окияном». Этим путём русские мореходы из Поморья ходили на промысел морского зверя в устья Оби и Енисея. «Мангазейский морской ход» был хорошо освоен уже к середине XVI в., а в начале следующего столетия полярные мореходы плавали и вокруг Таймыра.

Ликвидация в середине XVI в. Казанского ханства открыла более удобный и короткий путь в Сибирь — по Каме и её притокам. Однако оставалось ещё одно препятствие — Сибирское ханство, остаток некогда могущественной Золотой Орды. Это было паразитическое и довольно примитивное государственное образование, осно­ванное на завоевании и жестокой эксплуатации местных племён пришедшей с юга военно-кочевой знатью, совершенно чуждой коренному насе­лению. Устранить эту преграду и открыть в Сибирь широкий доступ для русских переселенцев выпало на долю отряда волжских казаков под предво­дительством Ермака. Результаты похода Ермака (1582   г.)  были  закреплены   присылкой  сюда

Якуты в национальной одежде.

451

 

 

отрядов стрельцов и основанием пер­вых русских сибирских городов — Тюмени (основанной на месте татар­ского поселения в 1586 г.) и Тобольска (1587 г.). Этим было положено начало действительному освоению и присоединению Сибири к России.

Дальнейшее продвижение в Сибирь шло глав­ным образом в восточном направлении, в слабо­заселённые и наиболее богатые пушным зверем таёжные и тундровые районы, поскольку пушнина была одним из основных стимулов освоения Сибири на раннем его этапе.

Стихийная народная колонизация опережала правительственную. Впереди шли вольные про­мышленники, и лишь по их следам, путями, ими проторёнными, в открытые этими первопроходца­ми «землицы» направлялись отряды служилых людей, приводившие под «высокую государеву руку» местное население и облагавшие его «яса­ком» (данью мехами). Примерно в 1620 г. из Туруханска, основанного в 1607 г., на поиски ве­ликой реки Лены отправился «гулящий человек» (т. е. человек, не находящийся на государственной службе и не платящий податей) Пенда во главе ва­таги из сорока таких же вольных промышленни­ков. Это легендарное путешествие продолжалось несколько лет, его участники преодолели около 10 тыс. км. Отряд Пенды поднялся по Нижней Тунгуске и, преодолев скалы и стремнины, дошёл до самых её верховий. Перетащив волоком свои суда, он вышел на Лену и спустился по ней до того места, где позднее был основан Якутск. Отсюда лю­ди Пенды повернули обратно, дошли до истоков Лены и через бурятские степи вышли к Ангаре. Первыми из русских проплыв по ней, преодолев её грозные пороги, Пенда и его товарищи уже знако­мой дорогой по Енисею вернулись в Туруханск.

В конце 20-х гг. был открыт путь от Ангары по её притоку Илиму, а с Илима — «Ленским волоком» на приток Лены Куту. Этой дорогой, ставшей вскоре основной, в 1628 г. на Лену прошёл казак Василий Бугор. В 1632 г. енисейский казачий сотник Пётр Бекетов основал Ленский острог (Якутск), ставший основной базой даль­нейшего освоения Восточной Сибири.

30—40-е гг. XVII в. — самое бурное время в истории русских географических открытий. Важ­ным событием стало достижение русскими людьми Тихоокеанского побережья. В 1639 г. отряд томских казаков во главе с Иваном Москвитиным вышел к Охотскому морю и совершил по нему плавание до устья Амура.

Особенно значительными открытиями озна­меновались походы в северо-восточном направ­лении. Уже на следующий год после основания Якутска казачьи отряды во главе с земле­проходцами Ильёй Перфильевым и Иваном Ребро­вым впервые вышли по Лене к Северному Ледовитому океану и, следуя далее на восток морским путём, достигли устья Яны, а затем и Индигирки. Так было положено начало русскому полярному мореходству у северо-восточных бере­гов Азии. В 1643 г. отряд Дмитрия Зыряна и Михаила Стадухина, спустившись по реке Алазее, прошёл морем на Колыму и поставил там три зимовья. Кульминацией этих походов явилась экспедиция Семёна Дежнёва и Федота Алексеева, завершившаяся открытием величайшего мирового значения: впервые был обнаружен и пройден пролив, отделяющий Азию от Америки.

Одновременно с исследованием и освоением северо-востока Сибири шло продвижение россиян и в южном направлении — в Приамурье, в «Даурскую землю», как называли этот район по

В.И. Суриков. «Покорение Сибири Ермаком».

452

 

 

 

имени обитавших здесь дауров. В 1643 г. воевода Якутска снарядил и отправил на Амур военную экспедицию во главе с Василием Поярковым для «объясачения» амурского населения. Поднявшись по Алдану и его притокам, Поярков перевалил на Зею и по ней вышел к Амуру. Встретив упорное сопротивление даурских «князьцов», он спустился по Амуру до моря, совершил плавание вдоль побережья Охотского моря к устью реки Ульи, откуда по пути, пройденному незадолго до него Москвитиным, вернулся в 1646 г. в Якутск. И хотя на сей раз закрепиться в Приамурье не удалось, собранные во время похода сведения о географии и природных условиях этого района, о народах, обитавших здесь, сыграли большую роль в даль­нейшем освоении русскими «Даурской земли».

В 1649 г. богатый предприниматель Ерофей Хабаров на свои средства нанял и снарядил большой отряд «охочих» людей (т. е. добровольцев) и во главе его двинулся на Амур. Он пошёл другим путём, хорошо разведанным до него, — по Олёкме и через «Тугирский волок» на Шилку. Этот поход положил начало освоению Приамурья. Уже в начале 50-х гг. здесь появились первые партии переселенцев — промышленников, «гулящих лю­дей», крестьян.

В 1658 г. в верховьях Амура, при впадении Нерчи в Шилку, был основан Нерчинский острог, который должен был служить базой для даль­нейших действий в Приамурье.

Событием, завершившим историю открытий русских землепроходцев в XVII в., стал поход сибирского казака Владимира Атласова на Кам­чатку в 1697—1699 гг. «Камчатский Ермак», как называл его А.С. Пушкин, прошёл весь Камчат­ский полуостров из конца в конец и составил его географическое и этнографическое описание. Тем самым был достигнут «край и конец Сибирской земли» и положено начало новому этапу географи­ческих открытий, связанных с изучением Тихого океана и северо-запада Америки.

ОСВОЕНИЕ СИБИРСКИХ ЗЕМЕЛЬ

Землепроходцы бы­ли авангардом ши­рокого народного потока, устремившегося вслед за ними на восток. Сразу же после похода Ермака, с конца XVI в., начался массовый приток в Сибирь переселенцев из европейской части страны. Это были главным образом крестьяне, бежавшие сюда от растущего крепостнического гнёта. Из этих вольных посе­ленцев и сложилась основная часть русского насе­ления Сибири.

Крестьяне-поселенцы распространялись по тер­ритории Сибири неравномерно. Они оседали вдоль основного южного пути с запада на восток, в полосе, пригодной для земледелия. Однако и на этих территориях развитие земледелия было сопряжено с огромными трудностями. В началь­ный период освоения Сибири русское население не имело возможности возделывать пашню в плодо­родной лесостепной и степной зоне Южной Сибири,

Путешествие Семёна Дежнёва.

подвергаясь в этих местах нападениям воинствен­ных племён. Приходилось создавать земледельче­ское хозяйство в условиях сибирской тайги, отвоёвывая у леса участки земли под пашню. Уже в XVII в. возделанные пашни появились почти на всём протяжении Сибири с запада на восток. К концу XVII в. Сибирь уже избавилась от необхо­димости ввозить хлеб из-за Урала. Создание основ сибирского пашенного земледелия — одна из самых замечательных страниц в истории освоения Сибири. Заселение и одновременно хозяйственное освоение русским народом этой огромной тер­ритории сыграли решающую роль в том, что уже в ходе присоединения Сибирь становилась орга­нической частью Российского государства. Уже к концу первой четверти XVIII в. русские составляли не менее 70% всего населения Сибири.

Вхождение народов Сибири в состав России, хотя и сопряжённое с угнетением и эксплуатацией со стороны государства, способствовало преодо­лению их изолированности от цивилизованного мира и создавало более благоприятные условия для дальнейшего хозяйственного и культурного разви­тия этих народов. В то время как западноевропей­ские колонизаторы вели в своих заморских колониях истребительные войны, русское пра­вительство старалось избегать насильственных методов, проводило покровительственную поли­тику по отношению к коренному населению. Конечно, при этом оно руководствовалось не столько принципами гуманности, сколько сооб­ражениями собственной выгоды. Будучи заин-

453

 

 

 

РАЗНЫЕ ЛИКИ СИБИРИ XVII СТОЛЕТИЯ

«Я не разделяю того мнения, что будто бы алчность к наживе вела русских всё далее и далее в глубь Сибири... Нет, помимо материальных интересов ими руководил необыкновенный дух предприимчивости, страсть к рискованным предприятиям, жажда знания — что таится в неведомых местах. Об этом свидетель­ствуют неопровержимые исторические факты».

(П. Буцинский, историк Сибири XIX столетия.)

«Сибирские служилые люди приезжают в Москву и в другие города и там подговаривают многих жён и девок, привозят их в сибирские города и держат вместо жён, а иных порабощают и крепости (доку­менты, свидетельствующие о закрепощении. — Здесь и далее прим. ред.) на них берут силою, а иных продают литве, немцам и татарам и всяким людям в работу. А воеводы, которые в Сибири теперь и прежде были, о том небрегут (не обращают внимания), людей этих от такого воровства, беззакония, скверных дел не унимают и не наказывают их, покрывая их для своей корысти. А иные воеводы и сами таким ворам потака­ют... и всякое насильство и продажи (ущерб) воеводы тутошним торговым и всяким людям и... иноверцам чинят великие».

(Из грамоты патриарха Филарета.)

«Якуты — умный и сообразительный народ и, как кажется, правдивый. Когда в Якутске воевода правит не очень строго, то якуты причиняют друг другу всевозможный вред набегами, грабежами и другими насилиями. Если же там сильный и строгий начальник, они держат себя покорно, тихо, и не слышно ни о каких безобразиях с их стороны. Они хвалят его за разумность и желают, чтобы он подольше оставался в должности. Они утверждают, что их предки проис­ходят из Монгольской и Калмыцкой земель, но их вытеснили оттуда русские, и поэтому им приходится жить в зимовьях этой области. Они тяжело мучаются цингой (болезнь. — Прим. ред.), которую быстро излечивают тем, что едят сырую рыбу и пьют дёготь».

(Из записок голландского путешественника

Эбергарда Избранта Идеса, побывавшего

в Сибири в конце XVII в.)

«Прежние воеводы воровали, многих людей пытали и смертию казнили, и ясачные сборщики («ясак» — дань. — Прим. ред.) у ясачных людей (т. е. у сибир­ского коренного населения. — Прим. ред.) и у ино­земцев жён и детей отнимали силою, и по их

иноземскому челобитию суда и управы у воевод не было. Так впредь воеводам, кроме дел, подлежащих

I по закону пытке, никаких русских людей и ясачных иноземцев ни в каких делах, не спросив позволения у великого государя, не пытать и не казнить. Для ясач­ного сбора посылать людей добрых... Если же воеводы станут красть и умалять государеву казну или станут кого казнить смертию, то будут сами казнены смертию, и... их все... дворы и поместья, и имение будут взяты на великого государя бесповоротно».

(Из указа Сибирскому приказу (центральное учреждение, ведавшее сибирскими делами) 90-х гг. XVII в.)

тересовано в сохранении большого количества «ясачных людей» (т. е. данников) и поддержании их платёжеспособности, правительство пыталось, хотя и не всегда успешно, оградить коренное население от произвола и лихоимства местной администрации. В царских грамотах и «наказах» (инструкциях) местным властям постоянно пред­писывалось действовать по отношению к «ясачным людям» «не жесточью, а ласкою», чтобы их не «ожесточить» и не «отогнать от государевой милости». Запрещалось взимание ясака «праве­жом», т. е. с помощью прямого физического воздействия. Власти почти не вмешивались во внутренние дела ясачных волостей, управление которыми было оставлено в руках родоплеменной знати. Русским людям разрешалось селиться только «на пустых местах и у ясачных людей угодий не отнимать». Не разрешались насиль­ственное крещение, обращение в холопы и прода­жа «ясачных людей». И хотя все эти меры были продиктованы интересами казны, тем не менее они сыграли большую роль в создании условий, облегчавших налаживание совместной жизни рус­ского и других народов Сибири в рамках единого государства.

Крестьяне-земледельцы тем более не искали столкновений с коренными жителями, т. к. шли в Сибирь не грабить, а заниматься привычным мирным делом. Малочисленность населения и его разбросанность на огромном пространстве, нали­чие громадного количества неиспользуемых зе­мель, разрешение крестьянам селиться только на свободных землях сводили к минимуму столкно­вения на хозяйственной почве. В целом между русским и нерусским населением складывались мирные и добрососедские отношения. Только в этих условиях даже самые малые — однодверные и двухдверные — русские поселения могли спокойно существовать в окружении ясачных юрт. Сами переселенцы-крестьяне с удовлетворением отмечали, что местные жители «не спорят, дают селиться спокоем», что «спору... с ними не бывало, жили в совете (в согласии. — Прим. ред.)». Налаживанию хороших отношений с коренным населением способствовало также отсутствие у русских какого-либо высокомерия, чувства пре­восходства, что проявилось, в частности, в рас­пространении смешанных браков.

Всё это создавало благоприятные условия для сближения русского и коренного населения, для тесного общения в хозяйственно-бытовой сфере, облегчало взаимную передачу трудового опыта, усвоение сибирскими народами более высоко­развитой русской культуры.

Для народов Сибири одним из важных послед­ствий их вхождения в состав России было прекращение межродовых и межплеменных усо­биц. Благодаря этому выросла общая численность

454

Казаки собирают ясак (дань) на берегах Тихого океана.

 

 

Национальные костюмы коренных

народов Сибири и Дальнего Востока:

1 — камчадал;

2 — алеуты.

коренного населения, ускорились процессы фор­мирования крупных народностей из разрозненных племён и национальных групп. На современной этнической карте Сибири мы не встретим названий многих племён XVII в. Это отнюдь не означает, что они были истреблены или вымерли. Они вошли в состав более крупных народностей или слились с русским населением.

Таким образом, присоединение Сибири к Рос­сии имело огромное значение не только для русского народа, но и для народов Сибири. Включение их в состав государства с более развитой экономикой и более высокой культурой создало условия для существенного ускорения хозяйственного, социального и культурного раз­вития этих народов.

РАСКОЛ.

РЕФОРМЫ НИКОНА. СТАРООБРЯДЧЕСТВО

ИСТОКИ РАСКОЛА

13 мая 1667 года, в не­счастливое, по народ­ным поверьям, число, собор святителей России и Православного Востока осудил всех не покоряю­щихся новым обрядам и новоисправленным печат­ным книгам. Осуждённые, не признавшие реше­ний собора, оказались вне церкви. Это был фак­тически последний акт, зафиксировавший назревавший раскол между приверженцами старой ве­ры — старообрядцами — и сторонниками цер­ковной реформы, осуществлённой патриархом Ни­коном. Преобразования, проведённые решительно и быстро, выявили глубинные проблемы и про­тиворечия в жизни русского общества, склады­вавшиеся на протяжении длительного времени. Важное место в ряду этих проблем занимало по-

456

 

 

нимание роли русской церкви во всём православ­ном мире.

К середине XVII в. окончательно утвердилось представление об исключительности Русской Пра­вославной церкви — единственной преемницы и хранительницы благочестия. До XV в. Русь считалась духовной дочерью Византии, откуда получила крещение. Патриарх Константинополь­ский считался главой духовенства Руси и постав­лял для русской церкви митрополита. Но Визан­тийской империи всё больше угрожала гибель от ударов окружавших её со всех сторон турецких полчищ. За помощью и избавлением греческий император обратился к главе католического ми­ра — Папе римскому. Чтобы наверняка получить помощь, император предложил объединить ка­толическую и православную церкви, причём согласился на уступки католицизму. В итальян­ском городе Флоренции был созван собор право­славных и католических пастырей церкви, ко­торые и подписали документ о соглашении — Флорентийскую унию 1439 г. На этом соборе присутствовал и подписал акт об объединении церквей также и митрополит Московский Исидор, грек по происхождению, присланный из Кон­стантинополя. Но в Москве на такой поступок посмотрели как на измену православию. Исидор был свергнут, а на его место собор иерархов избрал русского митрополита. Вскоре после этого, в 1453 г., Константинополь пал под ударами турок, и на месте Византийской империи возникла Османская. Русские люди увидели в этом событии перст Божий, наказание за отступничество от православия.

С этого момента Московское государство стано­вится единственным во всём мире крупным независимым православным царством. Стали гово­рить, что как прежде — Рим, так теперь Москва — «правило веры», светоч православия. На москов­ских площадях рассказывали, что было два Рима — города-миродержца. Первый был славен, но увлёкся папской ересью и пал. Его значение и слава вместе с правой верой перешли тогда ко «второму Риму» — Константинополю. Но и он не устоял на пути истины, изменил православию, принял латинскую ересь и в наказание за это пленён турками. Тогда важная роль защитника истинной веры перешла к «третьему Риму» — Москве (см. ст. «Первый государь всея Руси»). А московский царь — теперь «один во всей поднебес­ной христианский царь...». Так возобладало мне­ние, что грекам надо учиться у русских, а не наоборот. При этом как-то умалчивалось и о том, что хотя греческая церковь и находилась в стеснённой ситуации, под властью турок-мусуль­ман, тем не менее она — старейшая, она — мать Русской Православной церкви. А это духовное верховенство сказывалось на общекультурной преемственности.

Повседневная церковная практика выдвигала разнообразные вопросы, обсуждение которых вы­ливалось порой в напряжённые споры. Это было

одной из традиций, воспринятых вмес­те с православной верой из Византии. Однако византийская церковная об­разованность покоилась на мощном пласте древней культуры, которая передала византийцам разрабо­танный богословский язык, умение мыслить. В Древней Руси богословская учёность приняла характер беспредельной веры в книгу, и, как писал историк В.О. Ключевский, «церковные обряды, завещанные местной стариной, получили значение неприкосновеннейшей и неизменной святыни». Жители Московского государства, привыкнув к известному богослужебному порядку и знакомым книгам, только в них и видели православие, а привлечение научного знания к вопросам веры было неприемлемо для русского общества. В то же время именно к середине XVII столетия на­копились и стали очевидными расхождения с современной греческой церковной практикой и возникли недоумённые вопросы по поводу обрядов Русской Православной церкви.

Аллилуйя (от др.-евр. «халлелуйя» — «хвалите Господах) — одна из «песней» христианского богослужения, употреблялась отдельно и как припев к другим песнопениям. При пении в честь Святой Троицы аллилуйю обычно повторяли три раза. Но а XV я. в Пскове возникло мнение о двоении, или «сугубой аллилуйе». Впоследствии это закрепилось в старо­обрядчестве как догмат.

Дида'скал — от греч. «дидаскалос» — переводчик, толкователь, критик, учитель.

Лития' (от греч. «литэ» — «усердная молитва») — в православном церковном богослужении часть всенощного бдения накануне праздников, следующая за ектинией, т. е. прошением, начинающимся словами: «Исполним вечернюю молитву нашу Господеви». Лития совершается в притворе христианского храма.

Литургия (от греч. «литургиа» — «служба, отправ­ление какой-либо должности») — название главнейшего из христианских богослужений, существующего хотя и в разном виде, но у всех христианских церквей и выра­жающего главные идеи христианского вероисповедания. Литургия в православной церкви может совершаться каждый день, кроме оговорённых церковными прави­лами. Чаще всего совершается Литургия Иоанна Злато­уста. В определённые дни Великого поста установлено совершать особую Литургию Григория Двоеслова. Десять раз в году совершается Литургия Василия Великого. Литургия совершается лишь в храме (за редчайшим исключением) и только епископом или священником.

Проскомидия (от греч. «приношение») — первая часть литургии, во время которой священнослужители приготавливают просфору для причастия.

Просфора' (от греч. «просфора» — «приноси­мое») — так называется круглый пресный хлеб особой выпечки, употребляемый для причастия (иногда его на­зывают «просвира»). В православной церкви просфора состоит из двух положенных друг на друга круглых лепёшек, на верхней из которых имеется печать, изображающая четырёхконечный крест. Такой вид просфоры был утверждён в практике церковным собором 1666—1667 гг.

457

 

 

Максим Грек.

Рисунок из рукописной книги XVI в.

Особенно горячие споры возникли ещё в XV столетии об «аллилуйе» и «посоленном хожде­нии» (от слова «посолонь» — по солнцу, по движению солнца). Псковичей волновала проблема правильного произнесения аллилуйи, и за разре­шением этого вопроса они обратились к митро­политу Московскому Фотию. В 1419 г. тот написал им в ответ, что аллилуйю следует произносить не два, а три раза — «троить», как символическое обращение ко всем лицам божественной Троицы. Но псковичи этим не удовлетворились. Один из них, по имени Евфросин (в миру Елеазар), «много скорбел и сетовал» по этому поводу и направил послание архиепископу Новгородскому Евфимию, но Евфимий ответил, что не в состоянии решить этот вопрос. Позднее архиепископ Новгородский Геннадий обращался с тем же вопросом к учёному греку Дмитрию Герасимову (Толмачу) и получил ответ, что «и то и другое употребление верно». Однако споры продолжались.

Проблема же «посоленного хождения» в боль­шей степени беспокоила москвичей. В 1479 г. при освящении Успенского собора митрополит Геронтий совершал крестный ход против солнца. Некоторые   удивились   этому   и   пожаловались

великому князю Ивану III, что митрополит ходит вокруг церкви не по солнечному кругу. Великий князь счёл эту жалобу очень серьёзной, заметив, что за это приходит гнев Божий. Стали искать решение этого вопроса в церковном уставе, но не нашли. Наконец, великий князь уступил и предоставил митрополиту право поступать, как он хочет. Стоглавый церковный собор в 1551 г. закрепил как единственно правильные «сугубую» (двойную) аллилуйю, двуперстное крестное знаме­ние, хождение «посолонь» и другие отечественные традиции, не уточнив, как же это происходит в православном мире.

Тогда же, в XVI столетии, было с очевидностью замечено множество расхождений и недосмотров в церковных книгах. Так, в одной и той же книге одна и та же молитва часто писалась по-разному: то «смертию смерть наступи», то «смертию смерть поправ». Много сложностей было и с переводами богослужебных текстов: одни переводчики плохо знали греческий язык, другие — русский.

Наиболее образованные люди заботились об исправлении церковно-богослужебных книг. На­пример, митрополит Алексий (1354—1378 гг.) проверил славянский текст Нового Завета по греческим спискам, митрополит Киприан (1381— 1382 и 1390—1406 гг.) также старался согласовать тексты богослужебных книг.

В первой четверти XVI в. исправление книг было поручено учёному греческому монаху Мак­симу Греку. Он нашёл большое количество ошибок, исправил ряд книг, но вместе с тем, плохо зная русский язык, допустил много неточностей, которые стали основанием для обвинения его в порче книг и ссылки в отдалённый монастырь.

На Стоглавом соборе решено было исправлять книги, сверяя их с «добрыми переводами», но отсутствие единого подхода привело к ещё боль­шим искажениям текста. Одной из попыток достичь единообразия в богослужебных книгах было открытие типографии в Москве, но вместе с количеством издаваемых книг росло и число ошибок.

В начале царствования Михаила Фёдоровича исправление книг было поручено архимандриту Троице-Сергиевой лавры Дионисию, монаху того же монастыря Арсению Глухому и священнику Ивану Наседке. Исправляя одну из богослужебных книг — Требник, они в водосвятной молитве на Богоявление после слов «освяти воду сию Духом Твоим святым» вычеркнули слова «и огнём», а также убрали окончания некоторых молитв. Когда они представили свой труд замещавшему тогда патриарха митрополиту Ионе, то за содеянное пошли под суд и были сурово наказаны. Позднее, уже при патриархе Филарете, справщики были оправданы, т. к. вселенские иерархи, к которым обратились за разъяснением, указали, что прибав­ка слов «и огнём» в водосвятной молитве действи­тельно не нужна.

При последующих патриархах Филарете и Иосифе правка текста продолжалась,  но, как

458

 

 

правило, для этого использовались только славян­ские списки, поскольку мало кто из справщиков знал греческий язык, а книги, напечатанные в Западной Европе, считались неправильными и даже еретическими. Именно в это время за­крепилось множество несоответствий практике Вселенской церкви. В печатных книгах, широко разошедшихся по Московскому государству, на­шли отражение прежде всего решения Стоглавого собора и различные отечественные мнения XV— XVI вв.

В 1645 г. в Москву приехали патриарх Иерусалимский Паисий и грек Арсений, полу­чивший образование в Римской коллегии. Они также обратили внимание на ошибки и рас­хождения в книгах. Тогда царь и патриарх Иосиф, чтобы получить основательные подтверждения этих несоответствий, послали на Восток для осмотра святых мест и описания чинов греческой церкви Арсения Суханова — строителя Богоявлен­ского подворья в Кремле, сведущего в посольских делах и знающего греческий язык. Также по царскому повелению в Москву для исправления Библии прибыли учёные киевские монахи, знав­шие латинский и греческий языки, — Дамаски'н Птицкий, Феодосий Сафонович, Арсений Сатановский и Епифаний Славинецкий, про которого тогда говорили, что, он «в философии и богословии изящный дида'скал (т. е. учитель. — Прим. ред.) и искуснейший в эллиногреческом и славянских диалектах». Множество ошибок и несоответствий в русских книгах отметили и прибывшие в Москву в начале 50-х гг. XVII столетия восточные владыки Гавриил и Афанасий. В это же время стало известно, что учёные старцы в греческих мо­настырях на Афоне сожгли русские печатные книги как содержащие множество еретических мнений. Одним словом, обличения шли со всех сторон.

ЦЕРКОВНЫЕ РЕФОРМЫ ПАТРИАРХА НИКОНА

В 1652 г. патри­архом был из­бран митрополит Новгородский Никон — «один из самых крупных, могучих русских деятелей XVII века», по замеча­нию историка С.Ф. Платонова. Никон, ещё будучи в Новгороде, старался привести духовенство к бла­гочестию и соблюдению церковного устава. Так, он восстановил живую устную проповедь, стремился к введению «единогласия» в церкви, поэтому от­менил одновременное чтение и пение молитв, прак­тиковавшееся для ускорения хода службы. Он также решительно взялся за исправление русских богослужебных книг. Став патриархом, Никон за­нялся просмотром патриаршей библиотеки, где нашёл древнюю грамоту об учреждении патриар­шества в Москве, подписанную восточными иерар­хами. В грамоте указывалось на необходимость строгого согласования обрядов православных церк­вей. Никон сам приступил к проверке, чтобы уста­новить, не отступила ли в чём Русская Православ­ная церковь от греческих традиций. И вскоре он

ПАТРИАРХ НИКОН

В  месяце мае страшного 1605 года, когда в Москов­ском государстве начиналась Смута, в мордовском селе Вельдеманове Нижегородского уезда у крестьяни­на Мины родился сын Никита. В раннем возрасте маль­чик лишился матери. От природы весьма одарённый и впечатлительный, он выучился дома грамоте и в двенад­цать лет ушёл в Макарьев Желтоводский монастырь, где пристрастился к чтению книг. Лет двадцати по настоянию родственников он женился и стал сельским священником.

Семейная жизнь отца Никиты не была счастливой: дети умирали в раннем возрасте. После десяти лет супружества он счёл, что его «бесчадие» (бездет­ность) — это знак призванности к излюбленной им монашеской жизни, и решил разлучиться с супругой. По его убеждению она поступила в московский Алексеевский монастырь, где приняла постриг, здесь же скончалась и была погребена.

Сам отец Никита ушёл на Белое море, в Анзерский скит близ Большого Соловецкого острова. Там этот постник и затворник стал великим духовным подвижником, примером для иноков. Вскоре основатель и настоятель скита преподобный Елеазар постриг 30-летнего священника Никиту в монашество под именем Никона. Никон вошёл в круг близких и любимых учеников Елеазара. Всеми силами души он отдался иноческим подвигам: дни проводил в посте, спал очень мало, на каждом правиле богослужения прочитывал всю Псалтырь, полагая по сто поклонов.

Со временем между наставником и учеником возникли разногласия. Так, Никон в отличие от настоятеля желал скорейшего благоустройства мона­стырской жизни — возведения каменного храма взамен тесного деревянного и т. п. Не найдя взаимопонимания с Елеазаром и братией, Никон решил удалиться в другой монастырь. После долгих странствий он достиг Кожеозерской пустыни (пустынь — небольшой уединённый монастырь), находящейся на озере Коже в Каргополье. Здесь ему понравилось, и для продолжения аскетических подвигов и упражнений в чтении Священного Писания Никон поселился на близ­лежащем островке, где сам построил себе келью. Питался он рыбой, которую сам ловил, в монастырь ходил лишь к церковным службам, а всё остальное время проводил в уединении и размышлениях о Боге.

Строгая жизнь, выдающиеся способности и твёрдый характер Никона вызывали глубокое уважение у кожеозерских иноков, и некоторое время спустя, после кончины игумена, братия избрала Никона своим главой. Это было в 1643 г. Вскоре новый игумен Никон стал известен многим, и, как писал историк С. М. Соловьёв, «слава о нём пошла далеко». Молодой царь Алексей Михайлович пожелал увидеть Никона, когда тот в 1646 г. прибыл в Москву для сбора пожертвований в пользу обители. Он был принят государем, на которого встреча произвела огромное впечатление. Вскоре по настоянию царя Никон был переведён в столицу игуменом знаменитого Новоспасского монастыря где находилась усыпальница рода Романовых. Беседы с царём участились; нередко выступая перед ним защитником вдов,

459

 

 

 

 

сирот и несправедливо обиженных, Никон приобрёл почти неограниченное доверие Алек­сея Михайловича. Молодой царь с трогательной заботливостью относился к Никону и называл его «собинным (т. е. особым, весьма близким — Прим. ред.) другом». Многие знатные бояре были недовольны столь стремительным возвышением некогда безвестного монаха. Но царь не менял своего расположения. По его настоянию Никон в 1649 г. был избран на освободившуюся кафедру митрополита Новгородского. Новый митрополит с рвением относился к своим обя­занностям духовного пастыря. Так, осуществляя надзор за воеводой и судьями, владыка следил, чтобы они творили праведный суд и никого не притесняли. Он посещал темницы, принимал жалобы заключённых, освобождал невинных и обо всём сообщал государю. Отличаясь необыкновенным нищелюбием, Никон снискал особую славу у народа.

Что касается области духовной, то здесь Никон выступал поборником благолепного церковного богослужения. Он запретил «многоголосие» в храмах, когда в целях ускорения службы шло одновременное отправление нескольких частей богослужения (па­раллельное чтение и пение). Ослушники бывали строго наказаны. Сам митрополит совершал богослужение с большой торжественностью и точным соблюдением уставных правил. В своей соборной церкви он ввёл стройное хоровое пение греческого и киевского распевов, а в праздничные и воскресные дни произносил проповеди, собирая на богослужение много народа. Каждую зиму Никон ездил в Москву и со своими певчими вёл службы в придворной церкви. Царю нравились эти богослужения, и он восторгался пением. Последовательная деятельность Никона по восстановлению церковного благочиния находила от­клик в богословском кружке «ревнителей древнего благочестия», и вначале они были единомышленниками. Но позднее пути их разошлись.

В Новгороде Никон пережил и тяжёлый период народных волнений 1650 г. Их причиной было недовольство новгородцев привилегиями иностранных купцов, наносившими ущерб интересам русских торговых людей. По окончании этих событий Никон приехал в Москву. Он предложил государю перенести с Соловков мощи митрополита Филиппа, в своё время безвинно сосланного, а затем убитого за то, что он смело обличал злодеяния царя Ивана Грозного. Царь Алексей Михайлович вручил Никону послание на имя Филиппа, с тем чтобы возложить его на могилу велико­мученика. Государь просил святителя простить грехи царя Ивана Васильевича, надеялся на помилование и умолял его вернуться в столицу: «Молю тебя и желаю пришествия твоего сюда...» В 1652 г. святые мощи митрополита Филиппа перенесли в Кремль, в Успенский собор. Это было очень важное и торжественное событие в жизни русского общества той эпохи.

В 1652 г. умер престарелый патриарх Иосиф. Его преемником становится Никон, хотя он трижды отказы­вался от высокой чести. Годы пребывания его на патри­аршем престоле (1652—1658 гг.) отмечены бурной деятельностью. Он проявил себя как неутомимый церковный реформатор, строитель монастырей и храмов. В русской истории

убедился в «неисправности» текстов важнейших церковных книг.

В 1653 г. в Москву вернулся из своего путешествия Арсений Суханов и представил царю и патриарху свой отчёт, который назывался «Проскинитарий» (т. е. «Поклонник»). В нём отмечалось, что из-за турецкого владычества греки не всегда могли соблюдать все православные обряды. Но Суханов также указал, что греки крестятся тремя перстами и ходят в крестных ходах против солнца, а не «посолонь». Всё говорило о необходимости обрядового согласо­вания.

Первым шагом на пути исправления книг и приведения обрядов к единообразию стал указ патриарха Никона о сокращении земных поклонов с 12 до 4 во время чтения молитвы Святого Ефрема Сирина «Господи и Владыко живота моего». Это вызвало большое смятение в кружке «ревнителей древнего благочестия», который сложился ещё при прежнем патриархе — Иосифе. В него ранее входил и сам Никон вместе со Стефаном Вонифатьевым — протопопом Благовещенского собора в Кремле, Иваном Нероновым, священником московского Казанского собора, и протопопом Юрьевским Аввакумом — знаменитым впоследствии отцом старообрядчества. Все они тогда стояли за стро­гость и чистоту церковных обрядов, идеалом которых считалась отечественная древность. Позд­нее Никон изменил взгляды и первым же своим указом противопоставил себя «ревнителям благо­честия».

Протопоп Аввакум и его единомышленники немедленно подали царю челобитную на Никона, но ответа не последовало. В том же 1653 г. на духовном соборе разбирали дело протопопа Муром­ского Логгина о неблагоговейном отношении его к святым иконам. На соборе Иван Неронов всту­пился за Логгина и дерзко укорял патриарха, за что был сослан в монастырь «на смирение». Аввакум, оставшись настоятелем Казанского собо­ра вместо Неронова, не поладил с другими священниками и ушёл со своей паствой служить литургию в «сушило», т. е. в сарай, объясняя, что в иное время и «конюшни лучше церкви бывают». За этот поступок, а также за подачу царю челобитной Аввакума, не лишая сана, сослали в Тобольск.

Однако стало ясно, что изменить канонические обряды, складывавшиеся веками, только указами патриарха невозможно. Требовалось освящение этих изменений более высокими церковными авторитетами. И в 1654 г. патриарх и государь созывают церковный собор, на который прибыло более 20 видных деятелей русской церкви. Для его проведения царь предоставил свои палаты. В результате длительных обсуждений решено было «достойно и праведно исправить книги противо старых харатейных (т. е. написанных на пергамен-

460

 

Протопоп Аввакум в темнице.

 

 

 

с именем Никона неразрывно связана реформа богослужения и исправления церковных книг. Последнее он считал главным делом всей своей жизни. Патриарх занимался духовным просвещением, собирал древние книги, объединил круг справщиков, знавших греческий язык, для сверки русских книг с греческими, южнославянскими и западнорусскими изданиями. Вдохновенно звучали его устные проповеди, давно не произносившиеся пастырями церкви.

В первый период своего правления Никон был деятельным советником царя Алексея Михайловича и имел на него большое влияние. Во время войны с Польшей и Литвой царь передал внутренние дела в ве­дение патриарха. Участие Никона в борьбе с тяжелей­шей эпидемией («моровой язвой») и заботы патриарха о царской семье ещё больше возвысили его в глазах царя. В благодарность за особые заслуги Алексей Михайлович велел патриарху именоваться «великим государем», а не «великим господином», как это было прежде. На всех приёмах они сидели рядом, и им воздавались одинаковые почести. Но со временем их отношения осложнились, царь охладел к чрезмерно властному патриарху. Быть может, не последнюю роль в этом сыграла развиваемая Никоном теория о пре­восходстве духовной (церковной) власти над светской. Он уподоблял «священство» (т. е. церковную власть) Солнцу, а царскую власть — Луне. С 1656 г. царь пере­стал посещать службу, отправляемую патриархом, и демонстративно избегал встречи с ним. Чувствуя паде­ние своего влияния, Никон самовольно оставил патри­аршую кафедру, сохранив за собой сан патриарха. Позднее, на соборе 1666—1667 гг., он был осуждён и отправлен в ссылку в далёкий Ферапонтов монастырь, близ Кирилло-Белозерского монастыря. Только в последний год своей жизни Никон получил разрешение переехать на покой в основанный им Воскресенский монастырь, но в августе 1681 г. скончался в дороге. Бывший патриарх всея Руси был с почестями погребён в Новоиерусалимском Воскресенском монастыре.

те. — Прим. ред.) и греческих», а во избежание новых промахов и ошибок посоветоваться с патриархом Константинопольским Паисием. Тот, получив послание из Москвы, также созвал собор, где подробно рассмотрели возникшую проблему и составили ответ. Он был отправлен в 1655 г. в Москву в виде знаменитой впоследствии и очень важной грамоты, служившей основанием для решений последующих московских церковных соборов.

Тогда же в Москву прибыли два восточных владыки — патриарх Антиохийский Макарий и патриарх Сербский Гавриил, и Никон решил созвать очередной собор, чтобы заручиться мне­нием этих видных иерархов. На собор опять пригласили высшее русское духовенство. Собор­ному рассмотрению подлежали русские церковные обряды и службы — лития, литургия, проско­мидия и другие, отличавшиеся от практики Восточной Православной церкви того времени, а также богослужебные книги, т. к. к тому времени уже был напечатан исправленный Служебник. Этот Служебник был одобрен высочайшим собра­нием, хотя и содержал значительные изменения по сравнению с прежними его изданиями. Исправле­нию книг способствовало и появление значи­тельного числа древних рукописей (более 500), которые были доставлены Арсением Сухановым в Москву в результате его второй поездки на Восток. В это же время была переведена и подготовлена к печати присланная патриархом Константинополь­ским Паисием книга «Скрижаль», посвящённая толкованиям различных священнодействий. По повелению Никона в качестве приложения в ней поместили уже упомянутую грамоту патриарха Паисия, в которой были рассмотрены 20 вопросов о перстосложении, символе веры и т. п. Книга «Скрижаль» была скреплена подписями отцов церкви, размножена на Московском печатном дворе и разослана по епархиям.

Вопрос о перстосложении вновь оказался в центре внимания следующего собора, созванного в 1656 г. Ещё до его открытия, в день памяти Святого Мелетия, патриарха Антиохийского, — 12 февраля 1656 г. — в заутреню было прочитано житие этого владыки, где говорилось о чудесном знамении от перстов Святого Мелетия. По окон­чании чтения Никон попросил патриарха Антиохийского Макария высказать перед народом своё мнение о перстосложении. Макарий ответил, что он как преемник Святого Мелетия понимает это место в житии следующим образом: когда Мелетий в споре с арианами показал три первых перста разъединёнными, то знамения не было, а когда он их соединил вместе, а два последних пригнул к ладони, то произошло чудо. Соединением перстов Святой Мелетий доказывал равенство и единосущность лиц Святой Троицы. Через 12 дней после чтения жития наступила вторая неделя поста, или неделя Православия; в связи с этим три патриарха совершили богослужение в Успенском соборе. По окончании чина Православия тот же Макарий в

462

 

 

 

С. В. Иванов. «Во времена раскола».

присутствии царя, многочисленного духовенства и народа прямо сказал, что на Востоке все молятся троеперстно, а также предал проклятию сторон­ников двуперстного знамения. Его поддержали и патриарх Сербский Гавриил, и митрополит Никейский Григорий. Поэтому собор русских иерархов, открывшийся 23 апреля 1656 г., постановил предать отлучению от церкви всех крестящихся двуперстно.

Все эти события — заключение о «неисправ­ности» книг, отлучение сторонников двуперстного знамения, появление большого числа новоисправленных книг и изъятие в связи с этим прежних изданий — вызвали недоумение, а порой просто возмущение в народе. Люди часто не могли отличить, что допустимо, а что действительно нарушает древние догматы. Объяснить же суть происходящего зачастую не способны были и сами священники, многие из которых не понимали стремительного хода реформ и оказывались в числе решительных противников изменений. По народ­ным же представлениям, кому как не духовенству надлежало разбираться в вопросах веры. Народное смятение усиливалось и из-за внезапно обру­шившихся на страну страшных бедствий — голода, моровой язвы. Причину их стали усматри­вать в исправлении священных книг, а винов­ником считать «латинского выученика» и «ере­тика» старца Арсения, который этим занимался по повелению патриарха Никона.

КОНФЛИКТ МЕЖДУ ПАТРИАРХОМ НИКОНОМ И ЦАРЁМ АЛЕКСЕЕМ МИХАЙЛОВИЧЕМ

В это время не­ожиданно для себя и сам Ни­кон, столь рев­ностно прово­дивший все эти

реформы, почувствовал, что царь Алексей Михай­лович уже охладел к нему. В 1658 г. в Москве проходила торжественная встреча грузинского ца-

463

 

 

Неизвестный художник.

«Патриарх Никон, поучение произносящий клиру».

ревича Теймураза; в его честь царь дал обед, на который патриарх позван не был. Более того, во время шествия во дворец царский окольничий обидел боярина, близкого к Никону, ударив его палкой по голове. Этот поступок был оставлен царём безнаказанным. Затем в праздник Казан­ской Божьей Матери, 8 июля, и в праздник Поло­жения Ризы Господней, 10 июля, Алексей Ми­хайлович, несмотря на приглашение патриарха, в собор не явился. Это было в глазах Никона прямым оскорблением патриаршества как духовной влас­ти, которую он ставил выше власти царской. И тогда Никон отправился пешком, с одной клюкой, на Воскресенское подворье, а оттуда удалился в Воскресенский (ныне Новоиерусалимский) монас­тырь. Добровольный уход Никона с патриаршего престола был событием невиданным и восприни­мался в обществе трагически.

Но примирения, ожидавшегося Никоном после его демонстративного затворничества в монастыре, со стороны царя не последовало. Срочно из ссылки возвратили протопопа Аввакума, и ему было даже предложено стать царским духовником, правда,

при условии прекращения им проповеди старой веры. Но для ревностного сторонника старых обрядов это было невозможно, и в 1664 г. царь приказал сослать его вновь. Столица да и всё Московское государство были в великом смятении. Со всех сторон приходили челобитные на «много­мятежного» Никона. Старую веру поддерживали широкие массы народа, часть духовенства и известные, влиятельные боярские семейства (та­кие, как Морозовы, Урусовы), князь Иван Ан­дреевич Хованский, а также дворецкий и любимец боярина Салтыкова Исайя, архимандрит Покров­ского монастыря Спиридон Потёмкин, игумен Златоустовского монастыря Феоктист. Церкви оставались пустыми, поэтому священники вы­нуждены были вернуться к службе по старым книгам. Даже в главном соборе Руси (Успенском) шли споры о том, как петь — по-старому или по-новому.

СОБОР 1666-1667 ГОДОВ

Царь Алексей Михайло­вич в 1666 г. созвал собор для суда над противни­ками реформы. Первоначально на него прибыли только русские святители, но на следующий год (собор заседал долго) к ним присоединились при­ехавшие в Москву два восточных патриарха — Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский. Своими решениями этот собор практически полностью поддержал действия царя. Патриарх Никон был осуждён и сослан в отдалённый мо­настырь. Вместе с тем все книжные исправления были одобрены. Собор вновь подтвердил прежние постановления: произносить аллилуйю трижды, творить крестное знамение тремя первыми перста­ми правой руки, печатать просфоры четырёхко­нечным крестом, крестные ходы проводить против солнца.

Всех, кто не признавал этих уложений, цер­ковный собор назвал расколоучителями и еретика­ми и предписал: «Если кто не послушает нашего повеления и не покорится святой восточной церкви и всему освящённому собору или начнёт пре­кословить и противиться нам, мы такого про­тивника данною нам властью, если будет от священного чина, — извержем и предадим проклятию, а если будет он мирского чина — анафеме предаём и от церкви отсекаем, как еретика и непокоряющегося, дондежи (пока не. — Прим. ред.) уразумится и возвратится в правду покаянием». Всех сторонников старой веры осуди­ли по гражданским законам. А по действовавшему тогда закону за преступление против веры полага­лась смертная казнь: «Кто возложит хулу на Господа Бога, или Христа Спасителя, или Бого­родицу, или на Крест честный, или на святых угодников Божиих — то сжечь», — говорилось в Уложении царя Алексея Михайловича. Подле­жали смерти и «те, кто не даст совершить литургию или учинит мятеж в храме».

464

 

Сожжение вождей староверов в Пустозерске. 1682 г.

 

 

 

ПРОТОПОП АВВАКУМ

Аввакум Петров родился около 1620—1621 гг. в семье священника села Григорова, недалеко от реки Кудьмы в нижегородских землях. Отец его, «прилежаще пития хмельного» (т. е. будучи пьяницей), мало занимался сыном. С помощью матери, "   «молитвенницы и постницы», мальчик научился грамоте и пристрастился к чтению. Когда Аввакум повзрослел, мать задумала женить его. Подчиняясь её воле, Аввакум молил Бога, чтобы жена его была «помощницей во спасение». Выбор матери остановился на сироте Насте, жившей в том же селе. Это была тихая, глубоко верующая девушка, и её часто можно было видеть в сельской церкви за усердной молитвой. Так сбылась мечта Аввакума: в жене он нашёл единомышленника и друга.

После смерти матери Аввакум переселился а село Лопатицы, где в 1642 г. был поставлен в дьяконы, а через два года — в более высокий священнослужительский чин протопопа. И в Лопатицах, и позднее, в Юрьевце-Повольском, он строго соблюдал все правила церковной службы, публично изобличал пороки своих прихожан, чем, видимо, вызывал их гнев. Спустя три года Аввакум с женой и новорождённым сыном был вынужден отправиться в Москву. В столице не без помощи своего земляка Ивана Неронова он получил поддержку царского духовника Стефана Вонифатьева и вернулся в Лопатицы. Дом свой Аввакум нашёл разорённым. Но он остался верен себе и продолжал свои суровые наставления, унимая, по его же словам, «попов» и «баб» от «блудни» и наживая тем самым много противников. Ему было суждено вновь уехать из Лопатиц. Оставив семью в Юрьевце-Повольском, Авва­кум вторично направляется в Москву. Здесь он начинает служить в Казанском соборе на Красной площади, настоятелем которого был его единомышленник Иван Неронов. Благодаря своей энергии, дару убеждения и богословской начитанности Аввакум сразу же занял видное место во влиятельном кружке «ревнителей древнего благочестия». Это почти совпало по времени с началом реформ патриарха Никона. После заключения Неронова в Спасокаменный монастырь Аввакум становится самым непримиримым противником нововведений патриарха, хотя ранее их объединяли многие воззрения на порядок богослужения (литургии) и на необходимость благочестивого поведения священнослужителей и прихожан.

Не принимая новых обрядов, Аввакум стал служить литургию на сеновале в доме у Неронова. Его схватили и отправили в московский Андроньев монастырь, где морили голодом, пытали, требуя признания церковных реформ. Но Аввакум был непримирим. В сентябре 1653 г. его сослали в Сибирь. Последовательно высту­пая против церковных «новин», Аввакум тем не менее пользовался расположением царской семьи, где ценили его искренность и убеждённость. По настоянию царя и  царицы протопоп был сослан нерасстриженным, т. е.  сохранившим священнический сан. Это позволило ему  некоторое время служить по старым обрядам в  Вознесенской церкви в Тобольске. По доносу он вновь был схвачен и отправлен в более отдалённую ссылку на Лену, которая вскоре была заменена Забайкальем. В этой глуши Аввакум полностью оказался во власти жестокого воеводы Пашкова, который обрёк опального протопопа и его семью на голод и мучения. Но Аввакум продолжал свои обличения, в которых доставалось и суровому воеводе. Именно отсюда слава Аввакума как

 

ГОНЕНИЯ НА СТАРООБРЯДЦЕВ

Первоначально всех осуж­дённых собором сослали в тяжелейшую ссылку. Но некоторые — Иван Неронов, Феоктист, епископ Вятский Александр — всё же покаялись и были прощены. Преданного же анафеме и лишённого сана протопопа Аввакума отправили в Пустозерский острог в низовьях реки Печоры. Туда же был сослан дьякон Феодор, который вначале покаялся, но затем вернулся к староверию, за что подвергся отрезанию языка и также оказался в заточении. Попу Лазарю дали несколько месяцев на размыш­ление, но он покаяния не принёс и присоединился к своим единомышленникам. Пустозерский острог стал средоточием старообрядческой мысли. Не­смотря на тяжелейшие условия жизни, отсюда велась напряжённая полемика с официальной цер­ковью, вырабатывались догматы отделившегося сообщества. Послания Аввакума служили опорой страдалицам за старую веру — боярыне Феодосии Морозовой и княгине Евдокии Урусовой. Обра­щаясь к ним, протопоп трогательно называл их «вертоградом едемским и Ноевым славным ков­чегом, спасшим мир от потопления», «херувимами одушевлёнными ».

Глава поборников древнего благочестия, убеж­дённый в своей правоте, Аввакум так обосновывал свои взгляды: «Церковь — православна, а догматы церкви от Никона-еретика, бывшего патриарха, искажены новоизданными книгами, которые пер­вым книгам, бывшим при пяти первых патри­архах, во всём противны: и в вечерне, и в заутрене, и в литургии, и во всей божественной службе не согласуются. А государь наш царь и великий князь Алексей Михайлович православен, но только простою своею душою принял от Никона, мни­мого пастыря, внутреннего волка, книги, думая, что они православны; не рассмотрел плевел (вред­ного, губительного. — Прим. ред.) еретических в книгах, занятый внешними войнами и делами, поверил так». И даже из Пустозерского под­земелья, где он отсидел 15 лет, Аввакум писал царю: «Чем больше ты нас мучиши, тем больше мы тебя любим».

Но в Соловецком монастыре уже задумывались над вопросом: а стоит ли молиться за такого царя? В народе стал подниматься ропот, начались антиправительственные толки... Ни царь, ни цер­ковь не могли оставить их без внимания. Власть ответила недовольным указами о розыске старове­ров и о сожжении нераскаявшихся в срубах, если после троекратного повторения вопроса у места казни они не отрекутся от своих взглядов. На Соловках начался открытый бунт староверов. Правительственные войска несколько лет осаж­дали монастырь, и лишь перебежчик открыл ход в неприступную твердыню. Восстание было по­давлено.

Чем беспощаднее и суровее были начавшиеся казни, тем большее упорство они вызывали. На смерть за старую веру стали смотреть как на мученический подвиг. И даже искали его. «Нутко,

466

 

 

правоверние, — возглашал в одном из своих посланий протопоп Аввакум, — нареки имя Христово, стань среди Москвы, перекрестись знамением спасителя нашего Христа двумя перста­ми, как мы от святых отец прияли, вот тебе и царство небесное: дома родилось. Бог благословит: мучься за сложение перст, не рассуждай много... До нас положено: лежи оно так во веки веков». Высоко подняв руку с двуперстным крестным знамением, осуждённые истово говорили окру­жавшему место расправы народу: «За сие бла­гочестие стражду, за древлецерковное православие умираю и вас, благочестивые, молю крепко стоять в древлем благочестии». И стояли сами крепко... Именно «за великие на царский дом хулы» был сожжён в деревянном срубе со своими соузниками и протопоп Аввакум.

Жесточайшие 12 статей государственного указа 1685 г., предписывающие жечь староверов в срубах, казнить смертью перекрещивающих в старую веру, бить кнутом и ссылать тайных сторонников древних обрядов, а также их укры­вателей, окончательно показали отношение госу­дарства к староверам. Подчиниться они не могли, выход был один — уйти.

Главным убежищем ревнителей древнего благо­честия стали северные районы России, тогда ещё совершенно безлюдные. Здесь, в дебрях олонецких лесов, в архангельских ледяных пустынях, появи­лись первые раскольничьи скиты, устроенные выходцами из Москвы и соловецкими беглецами, спасшимися после взятия монастыря царскими войсками. В 1694 г. на реке Выг обосновалась поморская община, где видную роль играли братья Денисовы — Андрей и Семён, известные во всём старообрядческом мире. Позднее в этих местах, на реке Лексне, появилась женская обитель. Так сложился знаменитый центр древнего благо­честия — Выголексинское общежительство.

Другим местом укрытия старообрядцев стала Новгород-Северская земля. Ещё в 70-е гг. XVII столетия бежали в эти места из Москвы, спа­сая свою старую веру, поп Кузьма и его 20 после­дователей. Здесь, под Стародубом, основали они небольшой скит. Но не прошло и двух десятков лет, как из этого скита выросло 17 слобод. Когда волны государственных преследований докатились до стародубских беглецов, то многие из них ушли за польскую границу и поселились на острове Вет­ка, образуемом рукавом реки Сожи. Поселение стало быстро возвышаться и разрастаться: вокруг него также появилось более 14 многолюдных слобод.

Знаменитым местом старообрядчества конца XVII столетия, несомненно, был и Керженец, названный так по одноимённой речке. Множество скитов было устроено в чернораменских лесах. Здесь велась оживлённая полемика по догматиче­ским вопросам, к которой прислушивался весь старообрядческий мир. Отсюда, спасаясь от рас­правы, староверы отправлялись дальше — на Урал и в Сибирь, где возникали новые влиятельные центры старообрядчества.

борца за правду и стойкого противника церковных реформ разнеслась по всем просторам Московского государства, достигнув и столицы.

Весной 1662 г. царь Алексей Михайлович, уже изменивший своё отношение к патриарху Никону, приглашает протопопа Аввакума в Москву, надеясь убедить его отказаться от проповеди раскола. Аввакум был встречен благосклонно, получил щедрые по­дарки, царь и бояре наперебой старались склонить его на свою сторону. Но все их усилия оказались тщетными. Этот неистовый проповедник и в Москве, как в Сибири и Забайкалье, а также по всей длинной дороге из ссылки «везде, и в церквах, и на торгах, ересь никонианскую обличал», разражался гневными челобитными.

В августе 1664 г. Аввакуму пришлось опять отправиться в ссылку, на этот раз на Мезень. Как и повсюду, ему сопутствовала и оказывала поддержку верная супруга Настасья Марковна. Однажды, по пути в Сибирь, Аввакум сказал Марковне, что невзгоды их «будут да самой смерти», и Марковна отвечала: «Добро, Петрович!»

В марте 1666 г. протопоп вновь был привезён в Москву, где уже заседал собор российских церковных властей. На соборе после бурных прений и полемики Аввакума решено было расстричь и отправить в Николо-Угрешский монастырь, где он был посажен на цепь. Позднее его ещё не раз перевозили из одной обители в другую, увещевали, убеждали покаяться, но безуспешно. Наконец, по прибытии высоких представителей церкви Православного Востока на соборе в июле 1667 г. был вынесен окон­чательный приговор «расколоучителям», по которому они все подлежали «градскому (т. е. светскому. — Прим. ред.) суду». Вскоре Аввакум и его единомышленники были отправлены в «студёный» да­лёкий Пустозерск, где началось их 15-летнее сидение в срубе и земляной тюрьме. Именно здесь, не имея возможности открыто проповедовать в храмах и на площадях, Аввакум проявил себя как яркий писатель и выдающийся полемист. Его послания передавались верными людьми во все российские пределы, известность его преумножалась. «Сказки» (т. е. сочинения) Аввакума приобретали всё более острое звучание, обрушиваясь и на царя, и на его приближённых. Они читались и распространялись в Москве, у стен царского дворца. Не без влияния страстного огненного слова Аввакума поднялись и соловецкие старцы, протест которых против никонов­ских реформ вылился в открытое противостояние властям. После разгрома Соловецкого восстания старцы прокляли царя Алексея Михайловича.

14 апреля 1682 г. по царскому указу «за великие на царский дом хулы» Аввакум был сожжён вместе со своими соузниками — попом Лазарем, иноком Епифанием и дьяконом Феодором. На месте его гибели современные последователи старой веры установили старообрядческий крест.

467

 

 

Донские и уральские казаки тоже оказались последовательными сто­ронниками древнего благочестия. С 1692 г. влияние старой веры всё сильнее стало проявляться в станицах Предкавказья — по рекам Куме, Сулаку, Кубани. А к 1698 г. старообрядчество проникло уже за Терек, в ущелья Большой Кабарды. Появились старообрядческие слободы и на Нижней Волге, особенно вокруг Астрахани.

К концу XVII в. наметились основные направ­ления в старообрядчестве. Впоследствии каждое из них будет иметь свои традиции и богатую историю.