На Руси такой рассказ впервые появился ещё в древнейшей летописи — в «Повести временных лет», где говорилось и о расселении славянских народов, и о приходе в Киев Рюрика, от которого, по преданию, вели своё происхождение русские великие и удельные князья. Кроме того, в летопи­сях встречались упоминания о службе русским князьям варяжских дружинников и других ино­земцев. В XVI в., когда в Москве были записаны родословные росписи большинства известных се­мей, которые из поколения в поколение служили при московском великокняжеском дворе, эти рассказы становились доказательством их знатно­го происхождения. В «Сказании о князьях влади­мирских», где повествуется о корнях княжения родов Москвы, варяг Рюрик, о предках которого в древних летописях нет никакого упоминания, стал потомком римского императора Августа. Потомка­ми Августа или даже Нерона считали себя государи некоторых европейских стран.

В русские родословия, которые стали регулярно создаваться с XVI в., записывали потомков по мужской линии либо самого князя из рода Рюриковичей, либо дружинника, когда-то при­ехавшего к нему на службу. Генеалогический ряд был непрерывен, от пращура до тех, кто эту роспись составлял. Бывало, что записанный род уже распался на несколько самостоятельных семей, но их всё равно требовалось соединить, чтобы каждый при необходимости мог доказать древность своего происхождения. Любопытно, что если кто-то умирал бездетным (или о его потомках за давностью лет сородичи забывали), рядом с его именем писали «бездетен», чтобы никто из чужеродцев  не  мог причислить себя  к древней

Первые князья дома Рюриковичей: Рюрик, Олег и Игорь. Палехская роспись Грановитой палаты в Кремле. XIX в.

семье. Изредка в росписи мелькало известие о боярском чине предка или о его участии в том или ином сражении, но совсем не было сведений о браках, жёнах, о судьбах дочерей. Объясняется это довольно просто: родословия были необходимы для получения чинов и продвижения по службе, поэтому требовалось установить положение своих предков при дворе и доказать степень родства с ними.

Но уже в конце XVI в. росписи стали превращаться в маленькие истории. Записывалось не просто упоминание об участии предка в какой-то баталии, но и рассказ из летописи о том, как геройски он воевал. Нащокины, например, записали, что их предок, сражаясь с татарским войском на княжеском дворе в Твери, был ранен в щёку, откуда, мол, и пошла фамилия. А Челищевы решили, что их родоначальника на Куликовом поле ранило «из пушки в чело» (т. е. в лоб), и никого не смущало отсутствие в этой битве артиллерии.

Портреты князей древнего и знатного рода Репниных. XVII в.

Емельяна Игнатьевича Украинцева, упоминали о службе его предков польским королям ещё в древности. При этом они пытались сопоставить русские чины Емельяна Украинцева и должности его предков у поляков, доказывая, что «думный дьяк» в России — то же самое, что и «канцлер» в Польше.