МЕЖДОУСОБНЫЕ

ВОЙНЫ РУССКИХ

КНЯЗЕЙ XI—XIII ВЕКОВ

Велика и могущественна была Русь во времена Владимира Святого и Ярослава Мудрого, но внутренний мир, утвердившийся при Вла­димире и не без труда сбережённый его пре­емником, сохранялся, увы, недолго. Князь Яро­слав обрёл отеческий престол в жестокой междоусобной борьбе. Помня это, он предусмотрительно составил завещание, в котором чётко и ясно определил наследственные права своих сыновей, дабы не повторились впредь смутные времена первых лет его княжения. Всю Русскую землю великий князь передал пяти сыновьям, разделив её на «уделы» и определив, кому из братьев в каком княжить. Старший сын Изяслав получил Киев­скую и Новгородскую земли с обеими столицами Руси. Следующий по старшинству, Святослав, вокняжился в землях Черниговской и Муромской, которые тянулись от Днепра до Волги по течению Десны и Оки; ему же отошла далёкая Тмутаракань, издавна связанная с Черниговом. Всеволод Ярославич наследовал пограничную со степью Пе­реяславскую землю — «золотое оплечье Киева», а также дальнюю Ростово-Суздальскую землю. Вя­чеслав Ярославич довольствовался скромным пре­столом в Смоленске. Игорь же стал править на Волыни и в Карпатской Руси. В Полоцкой земле, как и при жизни Ярослава, остался княжить двоюродный племянник Ярославичей Всеслав Брячиславич.

По замыслу Ярослава Мудрого этот раздел вовсе не означал распада Руси на отдельные владения. Братья получали свои княжения скорее как наместничества, на время, и должны были чтить старшего брата Изяслава, унаследовавшего вели­кое княжение, «в отца место». Все же братья вкупе должны были блюсти единство Русской земли, оберегать её от пришлых врагов и пресекать попытки междоусобных распрей. Русь тогда мыс­лилась Рюриковичами как их общее родовое владение, где старший в роде, являясь великим князем, выступал верховным распорядителем.

К чести своей, братья Ярославичи почти два десятилетия жили, руководствуясь отцовым заве­щанием, сохраняя единство Русской земли и защищая её рубежи. В 1072 г. Ярославичи продолжили законотворческую деятельность сво­его отца. Ряд законов под общим названием «Правда Ярославичей» дополнял и развивал статьи «Русской Правды» Ярослава Мудрого. Была запре­щена кровная месть; к смертной казни приговари­вали только за особо тяжкие преступления.

Русские законы того времени не знали ни телесных наказаний, ни пыток, чем выгодно отличались от порядков в других странах христианского мира. Однако совместное законотворчество оказалось последним общим делом трёх Ярославичей. Год спустя Святослав, тяготясь своим положением правителя удела, пусть и немалого, и утратив почтение к старшему брату, силой отнял у Изяслава великое княжение. Злосчастный Изяслав оставил Русь и пустился в безрадостные странствования по Европе в тщетных поисках поддержки. Он просил помощи и у германского императора, и у Папы римского, лишился своей казны в землях польского короля и только после смерти Святослава в 1076 г. смог вернуться на Русь. Мягкосердечный Всеволод Ярославич ве­ликодушно возвратил старшему брату его законное великое княжение, заглаживая прежнюю свою вину перед ним: ведь он не помешал Святославу попрать отцово завещание. Но ненадолго обрёл Изяслав Ярославич великое княжение. Не было прежнего спокойствия в Русской земле: подняли меч на своего дядю и великого князя пле­мянники — князья Олег Святославич и Борис Вячеславич. В 1078 г. в битве на Нежатиной Ниве близ Чернигова Изяслав разгромил мятежников, но и сам пал в сражении. Великим князем стал Всеволод, однако все 15 лет его княжения (1078—1093 гг.) прошли в непрестанных междоусобных бранях, главным виновником которых был энергичный и жестокий князь Олег Святосла­вич, получивший прозвище Гориславич.

Но неужто лишь злая воля сына Святослава и ему подобных крамольников стала причиной кровавых смут на Руси? Конечно нет. Беда гнездилась в самой ярославовой удельной системе, которая не могла уже удовлетворять разросшийся род Рюриковичей. Не было ясного, чёткого порядка ни в распределении уделов, ни в их наследовании. Каждая ветвь рода — Изяславичи, Святославичи, Игоревичи и т. д. — могла считать себя ущемлённой и требовать передела княжений в свою пользу. Не менее запутанным было и наследственное право. По старинному обычаю наследовать княжение должен был старший в роде, но вместе с христианством на Русь приходит и византийское право, признающее наследование власти только за прямым потомством: сын должен наследовать отцу, минуя иных родичей, пусть и старших. Противоречивость наследственных прав, неопределённость и запутанность уделов — вот

165

 

 

 

«БРАНИ ОЛЕГОВЫ»

С 1094 года на Руси началось тяжелейшее время опустошительных княжеских междоусобиц, непосредственное участие в которых стали принимать половцы, — «брани Олеговы». Первым из русских князей, в своей борьбе за «отчину» «наводившим поганых (т. е. язычников-половцев. — Прим. ред.) на Русь», стал князь Олег Святославич. Распря разрослась до колоссальных размеров. Пытаясь положить конец «братней ненависти», Владимир Мономах и Святополк Изяславич пригласили Олега в Киев, дабы «поряд положить», т. е. договориться о замирении. В качестве посредников они предложили «людей градских» киев­ских, а также епископов, игуменов и старших бояр, служивших ещё их отцам и деду. Летопись донесла до нас дерзкий ответ неразумного князя: «Недостойно судить меня ни епископу, ни игуменам, ни смердам». Война разгорелась с новой силой и охватила половину Руси: разорены были города Муром, Ростов, Суздаль. Наконец, в 1096 г. Олег был разбит новгородской ратью. Гориславичу, как прозвали князя Олега, вновь было предложено помириться со своим главным врагом — Владимиром Мономахом — и другими кня­зьями. На этот раз Олег всё-таки решился на встречу.

СЪЕЗДЫ РУССКИХ КНЯЗЕЙ

1097 год, Любеч... На «снем» (съезд) прибывают один за другим русские князья. Они сумели договориться о признании права каждого из князей, принадлежавших к роду Рюриковичей, на свою «отчину» (наследственное владение); захват же чужой земли, «братней отчины», рассматривался как преступление. Участники съезда «целовали крест» в знак того, что будут соблюдать его решения. Они также заверили друг друга в том, что если кто-либо посягнёт на «отчину чужую», то на него ополчатся все прочие князья. На съезде удалось договориться о совместных действиях по защите земли Русской: «Имемся в едино сердце и блюдем Русскую землю». И только позже стало ясно, что в Любече по существу было закреплено раздробление Киевской империи Рюриковичей.

Сразу же после съезда разыгралась новая драма. Владимиро-волынский князь Давыд Игоревич склонил великого князя киевского Святополка Изяславича на захват в стольном Киеве теребовльского князя Василько Ростиславича, который после этого был ослеплён. Давыд разграбил владения несчастного князя, но вскоре сам потерпел поражение от брата Василько — Володаря — и вынужден был освободить пленника. В усобицу вмешались половцы и венгры: одно жестокое сражение сменялось другим, более жестоким. В конце концов в 1100 г. в Уветичах (Витичеве) состоялся очередной княжеский съезд, положивший конец трёхлетней войне. Вероломный Давыд Игоревич был осуждён, лишён Владимиро-Волынской земли и посажен на княжение в небольшой западнорусский городок Бужск.

Ещё одна попытка сохранить хотя бы видимость единства державы была предпринята в 1103 г. на съезде князей у Долобского озера, где они приняли решение о совместном походе против половцев. Этот съезд стал последним, на который собрались все сильнейшие князья земли Русской. И хотя они сыграли заметную роль в успешной борьбе Руси с половцами, им так и не удалось сохранить единство страны.

естественная питательная среда, взрастившая и Олега Гориславича, и многих ему подобных.

Кровавые беды Русской земли, происходившие от междоусобиц, усугублялись непрестанными набегами половцев, к выгоде своей умело исполь­зовавших распри русских князей. Иные князья и сами, беря половцев в союзники, приводили их на Русь.

Постепенно многие князья одумались и стали искать способ прекращения распрей. Особенно заметная роль в этом принадлежала сыну Все­волода Ярославича Владимиру Мономаху. По его предложению в 1097 г. князья съехались в Любеч на первый княжеский съезд. Съезд этот рассмат­ривался Мономахом и другими князьями как средство, которое позволит достигнуть общего согласия и отыскать способ предотвращения дальнейших междоусобиц. На нём было принято важнейшее решение, гласившее: «Каждый да держит отчину свою». Простые эти слова несли в себе великий смысл. «Отчина» — это наслед­ственное владение, передаваемое от отца к сыну. Таким образом, каждый князь превращался из наместника, всегда готового оставить свой удел ради более почётного княжения, в постоянного и наследственного его обладателя. Закрепление уде­лов как непосредственных отчин было призвано удовлетворить все враждовавшие ветви обширного рода Рюриковичей, внести надлежащий порядок в удельную систему. Будучи отныне уверены в своих правах на наследственные владения, князья долж­ны были бы прекратить прежнюю вражду. На это и рассчитывали устроители Любечского княже­ского съезда.

Он действительно стал поворотным в русской истории, ибо знаменовал перелом в распределении земельной собственности на Руси. Если ранее Русская земля была общеродовым владением всех Рюриковичей, которым распоряжался великий князь, то теперь Русь превращалась в совокупность наследственных княжеских владений. С этого времени князья в своих княжествах — уже не наместники волею великого князя, как повелось со времён Владимира Святого, но полновластные хозяева-правители. Власть же киевского князя, утратившего таким образом своё прежнее право распределять уделы-наместничества по всей Рус­ской земле, неизбежно теряла своё общерусское значение. Так Русь вступала в исторический период, важнейшей особенностью которого явля­лась политическая раздробленность. Через этот период в той или иной мере прошли многие страны Европы и Азии.

Но в состоянии раздробленности Русь оказалась отнюдь не сразу после Любечского съезда. Необхо­димость объединения всех сил против половецкой опасности и могучая воля Владимира Мономаха на время отодвинули неизбежное. В первые десяти­летия XII в. Русь переходит в наступление против половцев, нанося им сокрушительные поражения. В период княжения в Киеве Владимира Мономаха (1113—1125 гг.) и его сына Мстислава Великого

166

 

 

 

 

(1125—1132 гг.), казалось, вернулись времена Владимира Святого и Ярослава Мудрого. Вновь единая и могучая Русь победоносно сокрушает врагов своих, а великий князь из Киева зорко следит за порядком в Русской земле, нещадно карая мятежных князей... Но не стало Мономаха, ушёл из жизни Мстислав, и с 1132 г., как сказано в летописи, «раздрашася вся Русская земля». Прежние уделы, став наследственными «отчи­нами», постепенно превращаются в самостоятель­ные княжества, почти независимые государства, правители которых, дабы возвысить себя вровень с князьями киевскими, начинают также имено­ваться «великими князьями».

В середине XII в. междоусобицы достигли невиданной остроты, и число их участников многократно возросло вследствие дробления кня­жеских владений. В то время на Руси было 15 княжеств и отдельных земель; в следующем столетии, накануне нашествия Батыя, — уже 50, а в годы правления Ивана Калиты количество княжеств различного ранга перевалило за две с половиной сотни. Со временем они мельчали,

дробились между наследниками и слабели. Недаром говорилось, что «в Ростовской земле у семи князей один воин, и в каждом селе — по князю». Подраставшее мужское поколение требовало у отцов и дедов отдельных владений. И чем меньше становились княжества, тем больше гонора и притязаний появлялось у владельцев новых уделов: всякий «владетельный» князь стремился захватить «ку­сок» пожирнее, предъявляя все мыслимые и немыслимые права на земли своих соседей. Как правило, междоусобицы шли за большее по территории или в крайнем случае более «престиж­ное» княжество. Жгучее желание возвыситься и гордыня, происходящая от сознания собственной политической самостоятельности, толкали князей на братоубийственную борьбу, в ходе которой непрерывные военные действия разобщали и разоряли русские земли.

После кончины Мстислава Великого от Киева отпадает одно княжество за другим. В 1135 г. началась многолетняя усобица в Южной Руси: то из далёкой Ростово-Суздальской земли появится

С. В. Иванов. «Съезд князей».

167

 

 

 

Юрий Владимирович Долгорукий и захватит Переяславское княжество, то черниговский князь Всеволод Ольгович явится с любезными ему половцами, «воюючи сёла и города... и люди секуще».

1136 год ознаменовался настоящим политиче­ским переворотом в Новгороде Великом: князя Всеволода Мстиславича «мужи новгородские» обвинили в трусости, нерадивом отношении к обороне города, а также в том, что годом раньше хотел он сменить Новгород на более почётный Переяславль. Два месяца князь, его дети, жена и тёща находились под стражей, после чего были изгнаны. С этого времени новгородское боярство само стало приглашать к себе князей и оконча­тельно освободилось от власти Киева.

Вся вторая треть XII в. — это череда ожесто­чённых, полных коварства и интриг усобиц и борьба за киевский престол, а также за Новгород и земли Южной Руси. Особой настойчивостью в борьбе за Киев, Переяславль, Новгород выделялся князь Юрий Владимирович, прозванный Долгоруким.

Шлем князя Ярослава Всеволодовича, отца Александра Невского.

Основной тогдашний противник ростово-суздальского князя, волынский князь Изяслав Мстиславич, в одном из писем к венгерскому королю дал яркую политическую характеристику Долгорукому: «Князь Юрий силён, а Давыдовичи и Ольговичи (сильные княжеские ветви дома Рюриковичей. — Прим. ред.) с ним суть, ещё и дикие половцы с ним, и тех он золотом приводит». Начиная с 1149 г. Долгорукий трижды занимал киевский престол. В свою очередь князь Изяслав, находившийся в союзе со смоленскими князьями и зачастую прибегавший к помощи наёмников из Польши и Венгрии, с не меньшим упорством стремился изгнать Юрия из Киева. Разорительная война шла с переменным успехом, из рук в руки переходили Киев и Курск, Переяславль и Туров, Дорогобуж, Пинск и другие города. Киевляне же, подобно новгородцам, пытались играть на противо­речиях между князьями, стремясь сохранить права самоуправления и независимость своего города. Однако это им не всегда удавалось.

Развязка многолетней драмы наступила в 1154 г., когда один за другим ушли в мир иной соправители Киева и Киевской земли Изяслав Мстиславич и его дядя Вячеслав. В следующем году Юрий Долгорукий обратился к вокняжившемуся в Киеве Изяславу Давыдовичу со словами: «Мне отчина Киев, а не тебе». По словам летописи, Изяслав благоразумно ответствовал грозному со­пернику, «умоляя его и кланяясь»: «Не причиняй мне зла, а вот тебе Киев». Долгорукий занял город. Наконец-то он оказался на вожделенном «столе отцов своих и дедов, и приняла его с радостию вся земля Русская», утверждал летописец. По тому, как отреагировали киевляне на неожиданную кончину Юрия после пира у киевского боярина Петрилы (горожане камня на камне не оставили от загородной и городской усадеб князя), смело можно сделать вывод — летописец лукавил, убеждая читателя в том, что Юрия встречали «с радостию великою и почётом».

Сын и преемник Юрия Андрей Боголюбский перенёс свою столицу во Владимир-на-Клязьме и сменил политические ориентиры. Междоусобицы разгорелись с новой силой, но главным для сильнейшего русского князя стало не обладание Киевом, а укрепление собственного княжества; южнорусские интересы отходят для него на второй план, что и оказалось гибельно для Киева в политическом отношении.

В 1167—1169 гг. в Киеве княжил волынский князь Мстислав Изяславич. Андрей Боголюбский начал с ним войну и во главе одиннадцати князей подошёл к городу. Мстислав Изяславич бежал на Волынь, во Владимир, а победители в течение двух дней грабили Киев — «Подолие и Гору, и монастыри, и Софию, и Десятинную Богородицу (т. е. районы и главные святыни города. — Прим. ред.). И не было пощады никому и ниоткуда. Церкви горели, христиане были убиваемы, а другие связываемы, женщины ведомы в плен, разлучаемые силою с мужьями своими, младенцы

168

 

 

 

рыдали, глядя на матерей своих. И захватили имущества множество, и в церквях пограбили иконы, и книги, и одеяния, и колокола. И были в Киеве среди всех людей стенания и туга, и скорбь неутешимая, и слёзы непрестанные». Древняя столица, «матерь градом (городам. — Прим. ред.) русским», окончательно потеряла былое величие и мощь. В ближайшие годы Киев разоряли ещё дважды: сначала черниговцы, а затем волынские князья.

В 80-е гг. неспокойного XII века распри между русскими князьями несколько поутихли. Не то чтобы правители Руси одумались, просто они были заняты беспрерывной борьбой с половцами. Однако уже в самом начале нового, XIII сто­летия на Руси вновь свершилось великое злодеяние. Князь Рюрик Ростиславич вместе со своими союзниками-половцами захватил Киев и учинил там ужасающий разгром. Усобицы на Руси продолжались вплоть до Батыева нападения. Много князей и их намест­ников сменилось в Киеве, много крови пролилось в междоусобных бранях. Так, в братоубийст­венных войнах, занятая княжескими интригами и распрями, не заметила Русь опасности страшной чужеземной силы, накатившей с Востока, когда смерч Батыева нашествия едва не стёр с лица земли русскую государственность.

ВЛАДИМИР МОНОМАХ

Один из наиболее выдающихся государст­венных деятелей и полководцев Древней Руси Владимир Мономах родился в 1053 г., за год до смерти князя Ярослава Мудрого, приходивше­гося ему дедом. Своим прозвищем Владимир обязан деду по материнской линии — византий­скому императору Константину Мономаху. Дет­ские годы княжича прошли в городе Переяславле Южном — столице его отца, князя Всеволода Ярославича, где он получил хорошее образование.

Беззаботное детство окончилось в 1061 г., когда Владимир с крепостной стены мог наблюдать огромную орду половцев, впервые тогда напавших на Русь и разбивших войско его отца. Взрос­лея, Владимир всё боль­ше времени должен был уделять воинским уп­ражнениям. Лучшим способом научиться вла­деть конём и оружием в мирное время была охо­та. Наряду с чтением она стала главным увле­чением подрастающего князя.

В 13 лет Владимир Всеволодович начал взрослую жизнь, напра­вившись по поручению

отца в Ростов, в землю вятичей, ещё не вполне покорённых киевскими князьями и в основном остававшихся язычниками. С этого времени жизнь Владимира превратилась в сплошную череду походов и войн: сначала междоусобных, а затем — и с внешним врагом.

Ярославичи, к которым принадлежал и отец молодого князя, втянулись в кровопролитную усобицу с князем Всеславом Полоцким, прозван­ным Чародеем, поскольку молва приписывала ему ведовство и чары — способность обращаться в волка, стремительно перемещаться на большие

Золотая гривна («змеевик») Владимира Мономаха.

расстояния и т. п. Но едва лишь Полоцкое кня­жество ценой больших потерь было побеждено и Всеслав оказался в плену, как с новой силой нагрянули половцы.

В несчастливой битве с половцами на Альте, завершившейся разгромом Ярославичей, восстани­ем в Киеве и изгнанием оттуда великого князя Изяслава, Владимир скорее всего не участвовал. Ему хватало забот. До своего 25-летия он успел покняжить не менее чем в пяти городах, включая Смоленск и Владимир-Волынский, совершить до 20 «великих путей» (т. е. дальних дорог и военных походов). Выполняя разнообразные пору­чения, он переходил с войсками по приказам отца и дяди, Святослава Ярославича, с места на место на огромном про­странстве от Новгорода Великого до Глогова в Чехии. Приходилось во­евать то с поляками, то с половцами, а более всего — с Полоцким княжеством и двоюрод­ными братьями, сыно­вьями Изяслава и Свя­тослава.

Походная жизнь, од­нако, не помешала Вла­димиру жениться. Его женой стала Гита, дочь последнего короля саксов Англии — Гарольда, погибшего в битве при Гастингсе (1066 г.). Во время похода Владимира в Чехию родился его старший сын — Мстислав.

После того как великим князем киевским стал Всеволод Ярославич, его сын на 16 лет занял вто­рой по значению в Русской земле черниговский престол. В те годы сыновья Святослава Ярославича, ранее много лет правившего Черниговом, были удалены и стали погибать при невыясненных обстоятельствах.

169

 

 

 

Жизнь Владимира Всеволодовича в этот период стала более стабильной, он приобрёл немалое влияние и авторитет на Руси. Однако по-прежнему ему приходилось вести непрерывные войны на два фронта. Обороняя южную границу от кочевников, он внезапно оборачивался на северо-запад Руси, чтобы дать отпор давнему врагу — Всеславу Чародею. Опус­тошив вместе со смолянами Полоцкую землю, Владимир возвращался домой как раз к очеред­ному половецкому набегу. Однажды половцы «повоеваша Стародуб весь». С черниговцами и дружественными ему половцами Владимир мчится наперерез уходящим разбойникам и на Десне берёт в плен двух ханов, перебив их дружины, а уже «заутре», за Новгородом-Северским, рассеивает большое войско хана Белкатгина и освобождает пленных. И так из года в год: то усмирение восставших торческих племён — кочевников, поселённых русскими князьями на границе со степью; то зимние походы в брянские леса против последних племенных князей вятичей; то поход в Галицкую землю против двоюродных братьев, Изяславичей, и захват Минска, в котором Влади­мир не оставил «ни челядина, ни скотины».

Всё свободное от походов и хозяйственных забот время Мономах проводит на охоте, вступая в единоборства с опасными зверями. В XIX в. в лесах под Черниговом был найден золотой амулет — «змеевик», принадлежавший, судя по надписи на нём, Владимиру Всеволодовичу. Скорее всего он был потерян именно на охоте.

В эти беспокойные годы Владимир строит в Любече мощный деревянный замок — убежище на случай опасности. Особенно тревожным выдался 1078 год. Всё лето Владимир провёл на южной границе, у брата Ростислава в Переяславле. Активные боевые действия начались осенью. 8 сентября у городка Белая Вежа братья полностью истребили отряд половцев, пленив двух ханов. Едва справившись с неприятелем на левом берегу Днепра, они были вынуждены мчаться на правый и там последовательно громить половцев под Торческом, Юрьевом, а затем у Барина и Красна.

Состарившийся Всеволод постепенно утрачивал контроль над государственными делами. Влади­миру всё чаще приходилось брать управление державой на себя. Но когда Всеволод умер, новым киевским князем стал Святополк Изяславич как старший из потомков Ярослава. Благодаря своей политической мощи и влиянию Владимир мог бы сохранить за собой Киев, но уступил. Возможно, он не желал междоусобиц, опасаясь нового половецкого нашествия.

В 1097 г. Владимир Мономах собрал в Любече княжеский съезд, чтобы осудить одного из своих политических противников — князя Олега Свято­славича, обвинив его в дружбе с половцами. Но добиться этого ему не удалось. Любечский съезд лишь закрепил существовавшую раздробленность Руси, провозгласив принцип: «Каждый да держит отчину свою» (т. е. владеет землями, унаследованными от отца, и не покушается на чужие). Это, однако, не прекратило усобиц. Лишь в 1100 г. русские князья помирились друг с другом. Восстановился нарушившийся было союз Влади­мира и Святополка, и к 1103 г. появилась возможность для нового удара по половцам.

Владимир Всеволодович смог уговорить своего союзника выступить в поход ранней весной, когда половецкие кони ещё не набрались сил после зимовки. В походе приняли участие ещё пять князей. Орды кочевников были разгромлены в четырёх днях пути от днепровских порогов. При этом особо отличилась русская разведка, уничто­жившая вражеский дозор.

В 1113 г. умер Святополк Изяславич, и начавшееся после этого народное восстание заста­вило бояр обратиться к Мономаху с предложением занять киевский престол.

Став великим князем в 60 лет, Владимир Всеволодович показал себя мудрым государст­венным деятелем и законодателем. При нём «Русская Правда» (свод древнерусских законов) была дополнена важными статьями, ограничи­вающими злоупотребления ростовщиков, защи­щающими права сельских работников — «за­купов». Ряд статей охранял интересы купечества. Впервые в истории Руси Мономах высказался (хотя это и не нашло отражения в законо­дательстве) и против смертной казни как вида наказания вообще, даже за самые тяжкие престу­пления. В летописи сохранилось его письмо к Олегу Святославичу, свидетельствующее о том, что он примирился с этим князем, виновным в смерти его сына.

Используя накопленные для борьбы с кочевни­ками огромные военные ресурсы, Мономах контро­лировал всю Русскую землю и правил ею как строгий, но мудрый государь. Владимир был милостив к мятежникам, но за повторную усобицу карал беспощадно. Его сыновья успешно воевали с соседями. На северо-западе Мстислав строил каменные крепости в Ладоге и Новгороде. На северо-востоке Юрий отражал нападения волж­ских булгар и благоустраивал Залесскую Русь — будущую Россию, заселяя её, основывая новые города и закладывая первые белокаменные храмы нынешней Владимирщины. Переяславский князь Ярополк, продолжая дело отца, ходил на половцев в 1116 и 1120 гг., после чего те бежали на Кавказ и в Венгрию. Он же присоединил к Руси вольные дунайские города. Полоцкая земля была пол­ностью подчинена. С 1122 г. восстановились дружественные отношения с Византией.

Начало XII в. — эпоха Владимира Мономаха — было временем расцвета литературы и искусства на Руси. Появились замечательные литературные произведения — в первую очередь древнейшая русская летопись «Повесть временных лет», «Хож­дение» игумена Даниила о путешествии в Палес­тину, многочисленные повести и сочинения рели-

170

Владимир Мономах на княжеском съезде.

 

 

 

гиозного содержания. Выдающимся памятником древнерусской культуры стало «Поучение», написанное (или продиктованное) самим великим князем. Знаме­нитое «Поучение» Владимира Мономаха — это не только ценнейший источник по военной истории и первый памятник военно-мемуарного жанра, но и наставление по обучению и воспитанию будущего полководца и воина. Далеко не всегда являя собой пример христианской морали в отношениях со своими личными врагами, Мономах был (или умел казаться) образцовым правителем и защитником Руси, что нашло отражение в «Поучении». В своих воззрениях на воспитание будущих князей он на первое место ставил воспитание нравственное,

завещая детям и внукам, да и всем нам (потомкам), быть справедливыми и милосердными, не лениться («да не застанет вас солнце в постели»), вести жизнь честную, достойную защитника отечества. Много места в «Поучении» Владимир Всеволодо­вич уделяет описанию своих охотничьих подвигов, и это не случайно. Для Мономаха охота — постоянная закалка тела и духа, позволяющая ему в любой момент быть готовым исполнить свой долг перед родиной. Потому и по сей день дорог нам завет старого князя: «Дети, ни войны, ни зверя не бойтесь, — делайте дело мужское!»

Умер Владимир Мономах в 1125 г., в возрасте 72 лет, завещав сыну Всеволоду огромную единую державу.

ГОРОДА, РЕМЕСЛО И ТОРГОВЛЯ В ДРЕВНЕЙ РУСИ

Западноевропейским путешественникам сред­невековая Русь представлялась страной бес­крайних лесов и равнин с разбросанными повсюду сёлами и деревнями. И лишь изредка им встречались на пути города.

ГАРДАРИКИ — СТРАНА ГОРОДОВ

Совсем иное впечатле­ние было у викингов (ва­рягов): обширное про­странство вдоль важного торгового пути «из варяг в греки» они называли «Гардарики» — «страна городов». В записанных древними исландцами са­гах упомянуто 12 крупных городов Древней Руси. Среди них Новгород, Старая Ладога, Киев, По­лоцк, Смоленск, Муром, Ростов. В восточнославян­ских землях городских поселений было намного больше, чем в Скандинавии.

По подсчётам историков, в IX—X вв. на Руси существовало 25 городов, в XI — 89, к концу XII в. — 224, а накануне монголо-татарского на­шествия — около 300. Среди них особенно выделялись столичные центры земель и княжеств. Незабываемое впечатление производил на совре­менников величественный Киев, в эпоху своего расцвета занимавший огромную площадь (более 350 га). И всё же преобладали малые города, укреплённая часть которых — «детинец», или кремль, — обычно составляла всего 2—2,5 га.

Наконец, существовали ещё более мелкие поселения — многочисленные крепостицы, разбро­санные по всей стране. Их именовали иногда просто «городцами» или «городищами». Обнесён­ные валами и рвами, защищённые деревянными стенами, они зачастую не имели даже постоянного населения. Для окрестных сёл и деревень такие

городки являлись убежищем на случай внезапного набега кочевников. В мирное время здесь прожи­вала лишь немногочисленная стража.

«Города, величеством сияющие», оказались повергнуты в прах в результате нашествия Батыя. Их число резко сократилось. Так и не смогла вновь стать столицей княжества разрушенная до осно-

Средневековый город. Летописная миниатюра.

172

 

 

 

Стеклянные бусы. XIV в.

вания Старая Рязань. Некогда шумный, огромный и многолюдный Киев, по описаниям очевидцев, был «сведён почти ни на что». Посол Папы римского Плано Карпини в 1245 г. писал: «Едва существует там 200 домов, а людей тех держат татары в самом тяжёлом рабстве».

Подъём городской жизни вновь начался лишь в XIV в. Так, к концу этого столетия только в Залесской Руси насчитывалось 55 городов, в Новгородской — 35, в Тверском княжестве — 8 и т. д.

В те времена путника вела в город наезженная дорога, бегущая через дремучие леса, опасные болота, вдоль речных берегов. Постепенно леса расступались, всё чаще появлялись сёла, деревни и починки (небольшие поселения на расчищенных землях), и вот вдали вырастал тёмный силуэт крепости и раскинувшегося вокруг неё посада. Среди одноэтажной застройки над деревянной кремлёвской стеной возвышались городской собор и внушительные, в несколько этажей, хоромы «лучших людей».

ЧТО ЖЕ ТАКОЕ ГОРОД?

Города возникают в эпоху становления государствен­ности. Само слово «город» означает «укреплённое, огороженное место». Изна­чально город противостоял селу и деревне, хотя само его развитие во многом было обусловлено потребностями сельской округи в ремесленных из­делиях и привозных товарах. Он являлся укреп­лённым поселением ремесленников и торговцев, центром обмена, экономическим средоточием боль­шой территории.

Города возникали по самым разно­образным причинам. Не так давно историки полагали, что городом сле­дует считать только тот населённый пункт, ко­торый является торгово-ремесленным центром. На Руси было немало городов, выросших из торгово-ремесленных посёлков: Старая Ладога, например, или Гнёздово, переросшее позднее в Смоленск. Но теперь учёные обратили внимание и на другие пути возникновения древнерусских городов. Иногда в город превращалась княжеская приграничная крепость-замок, а иногда — центр, своеобразная «столица» нескольких племён (например, Новго­род). Реже городами становились мелкие ад­министративные центры или даже сёла.

Процесс зарождения древнерусского города легко проследить на примере Старой Ладоги, которая была одним из крупнейших городских центров Руси. Уже давно люди подметили, что дождь в этих местах вымывает из земли стеклян­ные «глазки» — древние бусы. Раскопки, про­ведённые в XX столетии, позволили археологам обрисовать в общих чертах историческую биогра­фию города. Около 750 г. здесь появились первые поселения славян. Уже на заре своей истории Старая Ладога становится международной при­станью, важнейшим пунктом караванной и мест­ной торговли и, более того, сама выступает в роли её организатора. Об этом свидетельствуют обиль­ные монетные находки, в частности четыре клада арабского серебра и один клад западноевропейских монет. Археологи обнаружили в Ладоге одну из древнейших производственных мастерских, отно­сящуюся к середине VIII в. Здесь были найдены многочисленные инструменты — различные кле­щи, стержни, наковальни, ювелирные молоточки, зубила, ножницы, свёрла, «волочильные доски», предназначенные для волочения (вытягивания) проволоки. Ладожский мастер, владелец этой

Железные ножницы. XIV в.

173

 

 

 

мастерской, был ювелиром, кузнецом, работал по дереву, занимался ре­монтом и строительством судов.

Процветанию Ладоги способствовало и её вы­годное географическое положение. В середине IX в. город выполнял роль крупнейшего порта и находился на торговых путях между Восточной Европой и Западной Балтикой. Некоторые исто­рики полагают, что в 862 г. Ладога на короткое время стала столицей державы Рюрика, пришед­шего сюда во главе дружины варягов-скандинавов. На рубеже IX—X вв. здесь сооружается древ­нейшая на Руси каменная крепость, появляется устойчивая уличная застройка, вырастает целый ремесленный квартал. В начале XII в. возводятся новые крепостные стены, начинается строительст­во каменных церквей.

Таким был путь становления раннесредневекового русского города.

Какую роль играли города в истории Древней Руси? Прежде всего они были местом средоточия власти — именно здесь находился князь, его наместник или посадник. Городу подчинялась обширная сельская округа, с которой люди князя собирали дань. В городах проживали бояре и другие знатные люди, имевшие здесь свои усадьбы. В Новгородской земле, например, все боярские роды — «300 золотых поясов» — жили исклю­чительно в столице. Велико было и военное значение городов. Их жители формировали свои ополчения — городовые полки. В хорошо укреп­лённых городских крепостях находился также постоянный военный гарнизон, состоявший из воинов-профессионалов.

В центре города высился собор — главная церковь всей округи. В столицы крупных земель, как правило, назначались епископы, в другие города — протопопы, которым подчинялись при­ходские священники. Монастыри также перво­начально возникали преимущественно в городах или рядом с ними. Именно через города в языческую среду проникало христианство. Здесь же в средние века зарождались и ереси.

Наконец, города являлись и центрами куль­туры. Во многих из них имелись собственные школы. Городским изобретением следует считать и берестяные грамоты (бересту использовали тогда для письма — вместо бумаги). Здесь работали летописцы, переписывались книги, руками уме­лых мастеров воздвигались величественные хра­мы, создавались замечательные произведения ис­кусства.

ГОРОДСКИЕ ВОЛЬНОСТИ

В XI—XIII вв.

русские города развивались в том же направлении, что и запад­ноевропейские. В них постепенно зарождался тот самобытный уклад, который в Европе получил

Инициалы древнерусских книг (украшенные буквицы),

174

 

 

1 Силуэт Новгородского кремля. XII в.

2 Новгородский кремль. Прорись с шитого изображения XVII в.

3 Новгородский кремль. Прорись с иконы начала XVII в.

название «городской строй». Горожане на Руси активно боролись за городские вольности и играли важную роль в политических делах. «Люди» (горо­жане в широком смысле) сажали на престол угод­ных им князей, добивались смены «тиунов» — княжеских администраторов, требовали от князей твёрдого соблюдения законов. На вече (собрании горожан) в присутствии князя часто разыгрыва­лись бурные сцены, иногда его заставляли «цело­вать крест» (т. е. приносить присягу) или даже заключать «ряд» — договор с городом. Голос наро­да мощно звучал в годину военной опасности. В 1068 г. после поражения русских князей в битве с половцами на реке Альте киевляне потребовали раздать им оружие из городских арсеналов и вы­полнить ряд политических требований. В Москве во время нашествия Тохтамыша в 1382 г. город­ское вече предотвратило панику и организовало оборону «белокаменной». С домонгольского вре­мени сохранялась традиция выборов особых долж­ностных лиц города — тысяцких. Они командовали городским ополчением и ведали судом над «гражанами». Последние нередко оказывали влия­ние и на выборы епископа.

Традиции свободолюбия, демократизма и кол­лективизма, таким образом, были весьма развиты на Руси в XI—XIII вв. Именно потому отдельные историки называют древнерусский политический строй республиканским и говорят о существовании городов-государств на Руси, сопоставляя их с городами-государствами Древней Греции. Однако такой взгляд считается спорным.

В дальнейшем традиции «народоправства» не получили развития. После того как на Руси воцарилось ордынское иго, создались крайне неблагоприятные условия для формирования осо­бого городского строя. Это связано с рядом причин. Города более всего пострадали от нашествия, они постоянно подвергались набегам и наездам лютых ханских послов. В этих условиях замолкает древнее вече. Зато быстро идёт усиление княже­ской власти, поддержанной ханскими ярлыками

175

 

 

 

НАСЕЛЕНИЕ ДРЕВНЕРУССКИХ ГОРОДОВ

Население городов состояло из ремесленников, купцов, городского боярства и других представителей знати («лепших мужей»), а также духовенства. Сегодня со словом «городя связан образ леса небоскрёбов, где живут десятки и сотни тысяч, а то и несколько миллионов людей. А велико ли было население средневековых городов?

К сожалению, судить об этом можно лишь на ос­новании косвенных данных — сведений об эпидемиях, пожарах и людских потерях во время войн. Яснее всего дело обстоит с численностью населения столич­ных центров. Летопись сообщает, что в 1092 г. в Киеве разразилась эпидемия и гробовщики за короткий срок продали 7 тысяч гробов. Во времена «великого» пожа­ра 1211 г. в Новгороде сгорело 4300 дворов. На дворе проживало не менее 3—4 человек. Хотя пожар летописцы и назвали «великим», он охватил не весь город. Таким образом, только уничтоженную огнём часть Новгорода населяло не менее 10 тысяч человек. В том же городе во время голода 1231 г. только в одной яме похоронили 3030 человек; были там и две «скудельницы» (общие могилы). На основании этих и подобных им данных историки считают, что в эпоху расцвета в Киеве, Новгороде, Владимире-Залесском и других столицах древнерусских земель и княжеств проживало от 10—/5 тысяч до 20—30 тысяч человек.

Поддаётся определению число жителей Москвы. В 1382 г. город взял обманом и разорил хан Тохтамыш. После нашествия осталось огромное количество непо­гребённых трупов. Летопись сообщает, что за уборку 40 мертвецов платили по полтине, а от 70 и больше — по рублю; всего же раздали 150 рублей. Произведя подсчёты, можно узнать число погибших: около 10 тысяч человек. Но сюда не входят ни огромный по­лон, уведённый татарами в Орду, ни заранее покинув­шие город бояре и купцы с дворней. Таким образом, население столицы в полтора-два раза превышало на­званную цифру и составляло 15—20 тысяч человек.

Что же касается других городов, то в среднем го­родском центре Древней Руси число горожан редко превышало 1—2 тысячи, а зачастую составляло не более 500 человек. Европейские города по числен­ности населения мало отличались от древнерусских. Деревни на Руси в средние века состояли из 1—4 дворов. Общая же численность населения Восточной Европы эпохи Киевской Руси оценивается примерно в 10 млн человек (это чуть больше, чем в наши дни проживает в Москве).

В древнерусских городах находились дворы и целые кварталы иностранцев. Первыми такими райо­нами можно смело считать места, где оседали варяги — дружинники и купцы. В древнем Киеве в первой половине X в. уже существовала еврейско-хазарская община. Одни из городских ворот Киева получили даже название Жидовских — по компактному району проживания здесь евреев.

Наиболее обстоятельны сведения о проживании иностранцев в Москве в XIV—XV вв. Недалеко от Крем­ля, в районе греческой церкви Святого Николая, рас­полагалась греческая колония, населённая ремеслен­никами и торговцами. Довольно рано возникла и осо­бенно выросла с конца XV в. «фряжская» (итальян­ская) слобода. Судя по всему, католики-итальянцы имели в Москве свою церковь. Во всяком случае, известно, что в 1492 г. капеллан (т. е. католический священник) — августинский монах Иван Фрязин — об-

(грамотами) из Сарая. Власть тысяцких посте­пенно сосредоточивается в руках крупных бояр­ских семей и передаётся по наследству. В Твери тысяцкими были Шетневы, в Москве за эту должность боролись знатнейшие бояре Хвостовы-Босоволковы и Воронцовы-Вельяминовы (послед­ние в итоге вышли победителями). Дело кончилось тем, что под нажимом великого князя должность тысяцкого в Москве вообще была отменена. В послемонгольский период в городах угасают древ­ние демократические обычаи, и в XIV—XV вв. они становятся преимущественно княжескими центра­ми. «Устроителем» и «создателем» города, главной его фигурой в этот период выступает князь, чья воля, военное и экономическое могущество опре­деляют судьбу того или иного центра.

ГОРОДСКОЕ РЕМЕСЛО

Экономическое и

культурное значе­ние города во многом определялось тем, что здесь работали искусные ремесленники — зодчие, ка­менотёсы-резчики, мастера «по меди, сребру и злату», иконописцы.

Изделия отечественных городских ремесленни­ков славились далеко за пределами Руси. За­тейливые висячие замки с ключами сложного рисунка находили сбыт и были весьма популярны в соседних странах под названием «русских» замков. О высоком искусстве мастеров черни (тонкой ювелирной работы по серебру) и эмали свидетельствовал немецкий автор Теофил. Из­вестны восторженные отзывы и о шедеврах русских златокузнецов. Так, в XI в. мастера-ювелиры изготовили позолоченные гробницы для первых русских святых — братьев Бориса и Глеба.

Летопись отмечает, что «многи, приходяще из Греции и других земель», свидетельствовали: «Нигде такой красоты нет!» В XII в. ремесленники, работавшие прежде на заказ, перешли к выпуску изделий для массового сбыта.

Монгольское нашествие нанесло особенно тяжё­лый урон именно городскому ремеслу. Физическое истребление и увод в плен тысяч ремесленников подорвали самую сердцевину городской экономи­ки. В средние века ремесло основывалось на ручной технике, а следовательно, на навыках, приобретавшихся в ходе многолетней работы. Оборвалась связь мастер — подмастерье — ученик. Специальные исследования показали, что в целом ряде ремёсел во второй половине XIII в. произошло падение или даже полное забвение сложной техники, её огрубление и упрощение. После монгольского завоевания были утрачены многие технические приёмы, знакомые мастерам Киев­ской Руси. Среди археологических находок, отно­сящихся к этому периоду, уже нет многих предметов, обычных для предшествующей эпохи. Зачахло и постепенно выродилось стеклоделие. Навсегда было забыто искусство тончайшей пере­городчатой эмали. Исчезла многоцветная строи­тельная керамика.

Однако примерно с середины XIV в. начался

176

 

 

 

новый подъём ремесленного производства. До наших дней дошёл облик русского ремесленника-кузнеца того времени, мастера по имени Аврам, чинившего в XIV в. древние врата Софийского собора в Новгороде. На них он поместил и свой автопортрет. Мастер бородат, стрижен в кружок, в руках у него главные орудия труда — молот и клещи. Одет он в подпоясанный кафтан чуть выше колен и сапоги.

Во второй половине XIV в. стали изготавливать кованые и клёпаные пушки, началось про­изводство листового железа. Получило развитие и литейное дело, прежде всего литьё колоколов и пушек из бронзы. На Руси имелись выдающиеся литейщики, среди них особенно славился тверской мастер Микула Кречетников — «якоже и среди немец не обрести такова». Для литья пред­варительно изготавливали восковую модель изде­лия, в которую затем вливался сплав меди и олова — бронза. Литьё было трудным делом и требовало большого искусства. Необходимо было не нарушить пропорцию металлов (и обязательно добавить серебра для чистоты колокольного зво­на!), не переварить («не передержать», как говорили мастера) металл, не попортить формы, вовремя извлечь готовое изделие. Недаром су­ществовало поверье, что для пущей предосто­рожности надо пустить какой-нибудь ложный слух, который бы мог отвлечь внимание любо­пытных от производимой работы.

ТОРГОВЛЯ

В ДРЕВНЕЙ РУСИ

Города привлекали людей средневековья и возмож­ностью приобрести на тор­ге необходимую вещь. Купцы, ходившие с далё­кими караванами, помимо разнообразных товаров привозили свежие новости, рассказывали о замор­ских землях и обычаях. Можно выделить три основных направления торговых связей Руси: вос­точное, западноевропейское и средиземноморское. Из Средней Азии, Персии доставлялись разные сорта шёлка, кожа и сафьян, краски, дорогое восточное оружие и другие изделия. Так, в одном из завещаний великих князей московских, отно­сящемся к XIV в., упомянуто «блюдо ездиньское», изготовленное в иранском городе Йезд. Особенно ценились такие восточные товары, как пряности (перец, гвоздика, корица, имбирь, мускатный орех, шафран) и сладости (изюм, чернослив, миндаль, сахар, орехи).

Через Псков и Новгород, отчасти через Смо­ленск при посредничестве торгового союза северо­германских городов, известного под названием «Ганза», шла интенсивная торговля с Западной Европой. На Руси пользовались спросом как ткани, так и сырьё для ремесленного производства. Например, в XIV—XV вв. прекрасным и ценным подарком считалась штука, т. е. моток, сукна «ипского» (изготовленного в городе Ипр во Фландрии). В Новгороде за две штуки ипского сукна могли дать тысячу беличьих шкурок лучшего сорта. В XIV—XV вв. на Русь поступало также дорогое и

ратился в православие. Наличие итальянской колонии в Москве сыграло немаловажную роль в истории русской культуры — здесь жили «мастера стенные, палатные, пушечные, серебряные, монетных дел» (известнейший среди них — выходец из Болоньи Аристотель Фиораванти, талантливый архитектор, инженер и мастер литейного дела). В конце XIV в., вероятно, существо­вал уже и армянский район, располагавшийся в преде­лах Китай-города. Армяне проявляли большую актив­ность в волжской торговле и селились в Москве, являв­шейся центральным торговым пунктом Северо-Восточ­ной Руси. Значительную часть московского населения составляли «бесермены», т. е. мусульмане Средней Азии и бывшей Волжской Булгарии. В XIV в. на тер­ритории Кремля, в непосредственной близости к вели­кокняжескому дворцу, располагался татарский двор. Бухарцы и персы селились и останавливались на постой в особых городских кварталах. Предполагают, что знаменитый московский Арбат каким-то образом связан с ними. Это название происходит, вероятно, от араб­ского слова «рабад» (множественное число — «арбад»), что означает по-русски «предместье» или «посад» — торгово-ремесленный район.

Золотой «копт» (подвеска) работы древнерусских ювелиров.

 

Костяная бляха с изображением дракона. XIII в.

177

 

 

Древнерусский купец.

престижное стекло — бокалы и кубки для пиршеств знати. Одним из поставщиков этой продукции была Венеция. Но важнейшим товаром, который привозили из Западной Европы на Русь, были металлы — недостаток их постоянно ощу­щался на Руси, не имевшей своих рудных месторождений. Вместе с серебром и медью доставлялся и свинец в огромных слитках. При археологических раскопках в Новгороде в слоях XIV в. был найден слиток свинца весом в 150 кг с клеймами польского короля Казимира Великого. Учёным удалось установить, что металл проис­ходит из рудных месторождений в районе Кракова.

Через Чёрное море велась активная торговля со средиземноморскими странами. Ценился в первую очередь «сурожский товар» (главным образом шёлковые ткани), поступавший из крупнейшего торгового центра Причерноморья — Сурожа, или Сугдеи (современный Судак). Оттуда попадали на Русь венецианские, турецкие, египетские и дамас­ские ткани. Кроме них в русских землях поль­зовались спросом различного рода металлы и драгоценные изделия, особенно серебряные со­суды, иконы (с окладами и без них) и кресты цареградской работы. Вместе с другими товарами из Средиземноморья поступал хорошо выделанный пергамент (по-русски «харатья»), а с XIV в. на московском и других русских рынках стала появляться итальянская бумага.

Среди русских товаров, вывозимых на обмен, главными были меха и кожи, воск и мёд. Среди мехов первое место по количеству занимали беличьи шкурки, которые различались по сортам в зависимости от места добычи. Их перевозили в больших бочках. Более дорогим товаром являлись ценные сорта пушнины — соболь, выдра, куница, бобр. Видное место принадлежало вывозу воска, находившего широкое применение при дворах европейских государей и в церковном обиходе. Ганзейские купцы требовали, чтобы воск не имел разного рода примесей, «не был бы смешан с маслом, или с желудями, или со смолой, или с горохом». Большую прибыль приносил также вывоз мёда, «рыбьего зуба» (моржовой кости), льна.

На Руси имелись специальные торговые объ­единения: например, «Иванское сто», в которое входили новгородские купцы, торговавшие вос­ком; московские «гости-сурожане», ориентиро­вавшиеся на средиземноморскую торговлю через порт Сурож в Крыму.

Торговая площадь в русском средневековом городе XII в.

 

 

 

 

 

 

ВЛАДИМИРО-СУЗДАЛЬСКОЕ КНЯЖЕСТВО

В середине XII в. некогда единая Киевская держава распалась на ряд самостоятельных земель и княжеств. Южная Русь, подвергав­шаяся набегам кочевников и терявшая силу в непрерывных усобицах князей, постепенно утра­чивала своё прежнее величие. Центр экономиче­ской и политической жизни постепенно переме­щался на северо-восток, в бассейн Верхней Волги. «Земля за великим лесом» — Залесская Русь, или Суздальщина, в XI в. была далёкой окраиной огромного государства Рюриковичей. Эта обшир­ная и богатая в сельскохозяйственном отношении территория с частой сетью рек и речек, лесами, болотами и плодородными «опольями» тогда ещё только заселялась. Однако киевских князей не привлекала пока Суздальщина: фактически никто из них не претендовал на эти окраинные земли. «Чудское захолустье» (чудь — одно из племён угро-финского происхождения, живших там), как назвал эти окраины историк В.О. Ключевский, первоначально являлось придатком к одному из южных княжений — Переяславлю Южному.

Но с начала XII в. энергичный и деятельный князь Владимир Мономах стал проявлять интерес к этой жемчужине своих семейных владений. В автобиографическом «Поучении» он с гордостью вспоминал о том, что в годы молодости проехал лесным диким краем, через который пролегала небезопасная дорога к Ростову — главному городу Верхневолжья. Несколько раз он посещал северо-

восток Руси и во время своей последней поездки в 1108 г. основал на крутом берегу реки Клязьмы город, назвав его Владимиром.

Со смертью князя в 1125 г. прекратилась зависимость Ростово-Суздальской земли от Южной Руси. Его сын, Юрий Долгорукий, стал первым самостоятельным князем Залесской Руси. Это был период активного освоения северо-восточных тер­риторий. Сюда в поисках мира и покоя устре­мились переселенцы с Киевщины. Рекам и новым городам они давали привычные названия своей покинутой родины. Наиболее ярким является пример с тремя Переяславлями: Южным (ныне город Переяслав-Хмельницкий), Рязанским (со­временная Рязань) и Залесским (ныне город Переславль-Залесский). Все они к тому же рас­положены на реках с одним названием — Трубеж.

Юрий Долгорукий энергично поддерживал колонизацию неосвоенных земель: строил города, возводил и украшал церкви и монастыри. Но при этом князь не оставлял надежды занять киевский престол и вёл изнурительные войны за Киев. После ряда удачных сражений в 1147 г. он пригласил своего союзника князя Святослава Ольговича в небольшой пограничный городок на берегах Моск­ва-реки. Гонец передал Святославу слова Юрия Владимировича: «Приди ко мне, брате, в Москов!», попавшие на страницы летописи. Это было первое письменное упоминание Москвы. Из преданий известно, что Москва и окрестные земли принадле­жали боярину Степану Ивановичу Кучке и были отняты у него князем.

Князья шумно отпраздновали свою победу. Сын Святослава подарил хлебосольному хозяину чрез­вычайно дорогого и высоко ценимого в княжеской среде охотничьего гепарда — быстрое животное, от которого не убежит ни олень, ни косуля. А в ответ Юрий «устроити обед силен и створи честь велику им и дал Святославу дары многи».

В 1155 г. Юрию удалось стать великим князем киевским, но через два года он был отравлен на пиру киевскими боярами. Сохранился его сло­весный портрет: был он «роста немалого, толстый, лицом белый, глаза не вельми велики, нос долгий и накривленый, брада малая, великий любитель жен, сладких пищ и пития».

Когда Юрий ещё княжил в Киеве, его сын Андрей самовольно уехал на север, взяв с собой из Вышгорода (город недалеко от Киева) чудотворную икону Божьей Матери, ставшую впоследствии святыней Владимирской земли.

Напористый и энергичный, Андрей Юрьевич резко выделялся среди князей особенностями характера и политическими воззрениями. При­глашённый княжить на северо-восток Руси мест-

Золотые ворота во Владимире. XII в.

180

 

 

ным боярством, Андрей постепенно поставил себя над ним. «Хотя самовластец быти всеи Суждальской земли», он прогнал четверых из своих братьев, двух племянников и «старших бояр отца своего». Добиваясь церковной независимости от Киева, попытался учредить на северо-востоке Руси свою митрополию. Наперекор всем традициям перенёс княжеский престол во Владимир, а рядом с ним, в селе Боголюбове, построил себе резиден­цию с роскошными теремами и соборами. По названию села Андрей получил прозвище Боголюбский.

Андрей Юрьевич вёл себя как суровый и своенравный хозяин не только в своём княжестве. Он пытался диктовать свою волю южным князьям. Иногда великая удача князя соседствовала с крупным провалом. Так, в 1169 г. дружины Андрея Боголюбского и его союзников взяли приступом Киев и произвели там страшное разорение и опустошение, не пощадив велико­лепия храмов, погубив много женщин и детей. Однако Андрей не стал княжить в Киеве, подобно своему отцу, а вернулся на Клязьму. Но военное счастье его имело свои пределы. Стараясь по­ставить на колени Новгород, Андрей потерпел позорное поражение. Новгородцы разбили на Белоозере и обратили в бегство суздальскую рать, а организованный затем Боголюбским поход на сам Новгород привёл к катастрофе, после которой новгородцы продавали пленных суздальцев в рабство по цене втрое дешевле овцы.

Замечательный антрополог Михаил Михайло­вич Герасимов по черепу Андрея Боголюбского восстановил его внешний облик: скуластое ши­рокое лицо с высоким лбом, немного раскосые глаза, вьющиеся волосы, властный оборот головы с горделиво поднятым подбородком. В ходе исследования останков князя неожиданно выяс­нилось, что слова современников о «высокоумии» и «гордости» Андрея вполне справедливы и имеют помимо всего прочего чисто физиологическую основу. У него срослись два шейных позвонка, и князь просто не мог опустить голову.

Давно тлевшее недовольство бояр, напуганных самовластием князя, привело к заговору. В конце июня 1174 г. двадцать бояр, среди которых были потомки Степана Кучки, пировали в Боголюбове, по соседству с княжеским дворцом. Один из сыновей Кучки обратился к гостям с просьбой отомстить князю за казнь брата и другие злоде­яния. Свою речь он закончил словами: «Сегодня князь того казнил, а нас — завтра! Поразмыслим о князе сем!» Чтобы действовать наверняка, заговорщики поручили Анбалу Ясину, княже­скому ключнику (т. е. доверенному слуге и управи­телю), имевшему доступ в спальню господина, тайком вынести оттуда меч. Ночью мятежные бояре тихо разоружили охрану и ворвались в княжескую палату.

После неудачной попытки обмануть князя бояре «почаша бити в двери и силою выломиша». С первым из заговорщиков безоружный князь,

Дмитриевский собор во Владимире.

Белокаменная резьба, украшающая Дмитриевский собор во Владимире. XII в.

181

 

 

Церковь Покрова на Нерли около княжеской резиденции в Боголюбове. XII в.

Князь Всеволод Большое Гнездо со своими сыновьями. Роспись палехских мастеров XIX в.

физически очень сильный, справился, сбил его с ног. Но тут его самого повалили на пол и, стремясь попасть в сердце, секли мечами и саблями, поражали копьями. От полученных ран Андрей потерял сознание, а заговорщики ушли, думая, что убили его.

Через некоторое время князь очнулся. Превоз­могая страшную боль, истекая кровью и оставляя за собой кровавые следы, он спустился вниз по лестнице и вышел на площадь, вымощенную белым камнем. Не в силах сдержать стоны, он опустился на землю у теремной башни и потерял сознание. Один из удалявшихся заговорщиков видел в ночи спускавшегося князя, а другие слышали его стоны. Вначале сообщники не поверили этому — настолько очевидна была смерть Андрея от уже нанесённых ему ран. Но затем ужас обуял бояр — если князь останется в живых, их самих ждала смерть. Уже было павшие духом мятежники зажгли свечи и по лужам крови нашли сидевшего у стены и совершенно не способного защищаться князя. Как разъярённые звери, набросились они на него. Князь Андрей испустил дух после того, как ему отрубили руку.

Казалось, боярство отстояло свои старые права и взяло верх над княжеской властью. Однако ус­пешно осуществлённый заговор стал только прелю­дией к начавшейся смуте. В течение двух лет Владимиро-Суздальская земля не знала порядка и покоя, пока, наконец, в 1176 г. к власти не пришёл Всеволод Большое Гнездо, младший сын Юрия Долгорукого. В 1154 г. в честь рождения Всеволо­да, названного при крещении Дмитрием, князь Юрий повелел возвести новый город — Дмитров. Воспитанный в Греции, Всеволод женился на осетинской княжне Марии и имел многочисленное потомство — одних только сыновей восемь! Он стал действительно основателем «Большого Гнезда», из которого позднее вышло немало княжеских линий. Годы правления Всеволода ознаменовались внут­ренним и внешним укреплением Залесской Руси. Сильная княжеская власть, опиравшаяся на поддержку мелких и средних военных слуг и городских общин, способствовала становлению единого и крепкого государства, экономическому и культурному подъёму. Вырос авторитет кня­жества в отношениях с другими русскими землями и соседними государствами.

Всеволод первым из русских князей офици­ально принял титул великого князя. На рубеже XII—XIII вв. Владимиро-Суздальская земля стала доминировать среди других княжеств. Автор «Слова о полку Игореве» говорит о Всеволоде Большое Гнездо только в превосходных степенях: «Великий княже Всеволод! Не помыслишь ли ты прилететь издалека, отцовский золотой престол поберечь? Ты ведь можешь Волгу веслами распле­скать, а Дон шлемами вычерпать!» Сила и влияние владимирских князей были столь велики, что о них знали и в далёкой Грузии, где летописец отмечал, что им повинуются триста царей. Вла­димирские бояре уже после смерти Всеволода

182

 

 

 

бахвалились: «Никогда такого не было ни при прадедах, ни при дедах, ни при отцах... кто бы ратью пошел в землю Суздальскую, а вышел бы добр здоров совсем и свое хотение получил... да если бы и вся Русская земля, и Галичская, и Киевская, и Черниговская, и Рязанская, и Смоленская, и Новгородская, и Псковская никак же против этой силы не смогут победить. Но что говорим это? Если и вся земля Половецкая придет... то воистину всех тех седлами закидаем и кулаками побьем!»

Незадолго до своей смерти, в 1211 г., Всеволод торжественно передал престол своему старшему сыну Константину, вручив ему меч и крест — символы власти. Летописцы единодушно говорят о князе Константине как о строителе и книжнике; его главной страстью было собирание библиотеки, в которой одних только греческих книг насчиты­валось более тысячи. Блестяще образованный, он приблизил к своему двору «людей учёных» и сам писал и переписывал книги. Константин отказался принять великое княжение во Владимире и потребовал, чтобы столичным центром княжества стал Ростов. Дело дошло до открытого конфликта, и Константин был лишён старшинства. Для этой цели Всеволод Большое Гнездо собрал первый в отечественной истории собор («совет всея земли»), где присутствовали «все бояре с городов и волостей», епископ «и игумены, и попы, и купцы, и дворяне, и вси люди». Наследником провозгла­сили второго сына — Юрия, которому присягнул собор.

Со смертью Всеволода началась кровавая усоби­ца между Константином, не признавшим решения собора, и Юрием. Накануне решающего сражения на реке Липица — Липицкой битвы 1216 г. — Юрий и его брат-союзник Ярослав (отец Алексан­дра Невского) не сомневались в удаче и строили планы раздела Русской земли. Мощная противо­стоящая коалиция — князья Константин и Мстислав Удалой, ростовские, новгородские, псковские и смоленские дружины — вначале предложила мир, но он был отвергнут братьями. Начавшееся вслед за этим двухдневное ожесто­чённое сражение окончилось паническим бегством Юрия и Ярослава. Но Константин, ставший великим князем, вскоре умер, и первенство вновь перешло к Юрию.

В последние два десятилетия перед монголо-та­тарским нашествием Владимиро-Суздальская зем­ля распалась на целый ряд уделов, доставшихся сыновьям Всеволода Большое Гнездо. Походы на Волжскую Булгарию, борьба с мордовскими пле­менами на восточных границах, основание в устье реки Оки крепости Нижний Новгород (1221 г.) — вот основные моменты истории княжества в этот период.

Одна из самых передовых и могущественных в экономическом, военном и культурном отношени­ях русских земель, Владимиро-Суздальская Русь пала под напором монголо-татарских орд зимой 1238 г. и была отброшена в своём развитии далеко назад.

Фреска Успенского собора XII в. во Владимире.

 

 

 

ГАЛИЦКО-ВОЛЫНСКОЕ КНЯЖЕСТВО

На расстоянии нескольких дней пешего пути на запад от Киева в междуречье Южного Буга и Днестра широкой полосой лежали богатейшие земли Волыни, граничившие с Поль­шей на северо-западе и половецкими степями на юге. Волынь отделяла от центральных районов Киевской Руси и наиболее отдалённые юго-за­падные территории, входившие в состав этого государства, — земли галицкие, простиравшиеся от Венгрии до самого устья Дуная. Такое пригра­ничное расположение этих земель заставляло русских князей проявлять серьёзное внимание к ним в заботе о западных рубежах своих владений. Так, Святослав во время своего византийского похода завоевал устье Дуная, а сын его Владимир заложил в 988 г. на Волыни город, дав ему своё имя. Впоследствии Владимир-Волынский стал столицей Волынского княжества.

Вместе с тем богатство галицких и волынских земель, их непосредственная связь с Венгрией и Польшей, налаженные торговые отношения с Ви­зантией через Чёрное море позволяли местной знати и князьям вести достаточно независимую от Киева политику. А в XII в. Галич вслед за Новго­родом и Полоцком обособился от центра Киевской державы. Этому способствовала и заносчивость местных бояр, чьи угодья и усадьбы могли срав­ниться с княжескими. Трудно было править этими землями, постоянно вступая в спор с боярством.

Не случайно после смерти Ярослава Мудрого, разделившего все княжества Киевской Руси между своими шестью наследниками, города Галицкого и Волынского княжеств обычно отдавались в управ­ление князьям-изгоям, т. е. младшим, второ­степенным потомкам. Например, пятому сыну Ярослава — Игорю — достался в княжение Владимир-Волынский; позже правнукам Яросла­ва — Васильку и Володарю Ростиславичам — были выделены: первому Теребовль, а второму Перемышль. Это вызвало ненависть к братьям Ростиславичам сына Игоря — Давыда, претендовавшего на эти города. Однако съезд князей в Любече, созванный в 1097 г. для обсуждения вопросов престолонаследия, постановил: «Пусть каждый князь владеет отчиной своей». Такое решение ещё более разозлило Давыда Игоревича, и он принял участие в заговоре против Василька, в результате которого тот был ослеплён. Мало того, Давыд захватил Дорогобуж, находившийся на Волынской земле, став князем Дорогобужским, а затем напал и на Теребовль, стоявший уже на земле Галицкой. Возмущённые братья Василько и Володарь, объ­единившись, лишили Давыда Игоревича его удела, избавившись тем самым от опасного соседа.

После смерти Ростиславичей в начале XII в. за галицкий престол вновь разгорелась борьба. Побе­дил в ней сын Володаря Владимирко, вокняжившийся в Галиче в 1141 г. Именно он предпринял первую попытку объединить Галицкое княжество с Волынским. Однако вскоре Владимирко вступил в спор и пререкания с советом бояр, которые в отместку за это, втайне от князя, решили лишить его княжества. В 1144 г., воспользовавшись временным отсутствием Владимирка, который уехал вместе со своей дружиной на дальнюю охоту, галицкие бояре пригласили на престол ещё одного внука Володаря — Ивана Ростиславича, княжив­шего в небольшом городке Звенигороде неподалёку от Галича. Возвратившийся Владимирко вы­нужден был с боем отстаивать свои княжеские права. Его дружина осадила Галич, и хотя горожане, возглавляемые боярами, отчаянно за­щищали Ивана, тому всё же пришлось уступить. Иван бежал в придунайскую область Берлади (в районе молдавского города Берлад, или Бырлад), от названия которой в дальнейшем получил прозвище Берладник.

А Владимирко, вновь заняв галицкий престол, правил ещё девять лет, постоянно споря с боярами, укрощая их притязания на власть и утверждая собственный авторитет. К концу жизни он чувство­вал себя столь неуязвимым и сильным, что в 1153 г. выгнал из Галича посла великого киев­ского князя Изяслава Мстиславича, а сам стал готовиться к войне за киевский престол. Однако во время этой подготовки Владимирко внезапно скончался.

Сын же его, Ярослав, прозванный впоследствии то ли за недюжинный ум, то ли за знание языков Осмомыслом, сразу же заняв престол своего отца, вовсе не желал начинать княжение с военных действий против Киева. Он вернул посла с дороги, пригласил его на похороны почившего князя и вручил ему грамоту для Изяслава, где писал: «...Прими меня в сыновья наряду с сыном своим Мстиславом: пусть Мстислав ездит подле твоего стремени по одной стороне, а я буду ездить по другой, со всеми своими полками». Это было подо­бострастное послание, рассчитанное на мирный ис­ход затеянной отцом ссоры. Однако война состоя­лась в том же году, но вело её боярское ополчение. Ярослав же остался от неё в стороне. Киевляне по­няли, что в Галиче пришёл к власти отнюдь не юный отрок, а тонкий политик. Спустя несколько лет галицкое боярство взбунтовалось против Яро­слава и обратилось к киевскому князю: «Только явишь стягы — и мы отступим от Ярослава», — однако киевляне не стали собирать рать.

184

 

 

 

Под властью Ярослава Осмомысла Галицкое княжество начало упрочи­ваться, богатеть, пользоваться уваже­нием европейских владык. Но в 1156 г. на безоблачном горизонте Ярослава вновь возникла тень давнего возмутителя спокойствия — Ивана Берладника. Он объявился на службе у союзника Юрия Долгорукого — Святослава Ольговича, а в скором времени предал и его и был отправлен Долгоруким в заточение в Суздаль. Узнав об этом, Ярослав Осмомысл послал к Юрию свои дружины, чтобы забрать Ивана в Галич и тут казнить. Но неожиданно Берладник сбежал от суздальцев в Чернигов, а через два года появился вновь на Дунае, откуда, собрав 60-тысячное войско и заручившись поддержкой нового киевского князя Изяслава Ярославича, пошёл войной на Галич. Однако Ярослав, проведав о том, опередил Изяслава и штурмом взял Киев. Иван опять бежал и через три года оказался в Византии, где и умер. Правда, ходили слухи, что умер он не своей смертью, а был отравлен.

Слава Ярослава росла. О том, сколь мо­гущественной державой стало при этом князе Галицкое княжество, можно судить по обращению к нему автора «Слова о полку Игореве»: «Галичкы Осмомысле Ярославе! Высоко сидишь на своем златокованном столе, подпер горы Угорьскыи (Венгерские, т. е. Карпаты. — Прим. ред.) своими железными полками, заступив королю путь, затворив Дунаю ворота, меча бремены (бросая тяжести. — Прим. ред.) чрез облакы, суды рядя до Дуная. Грозы твои по землям текут, отворяешь Киеву врата, стреляешь с отчего злата стола салтанов за землями». Эта поэтическая характе­ристика вполне соответствовала действительности. Дружины Ярослава Осмомысла брали Киев, стеной стояли по Дунаю против войск венгерского короля, их опасалась даже Византия. Ярослав крепко держал власть в своей вотчине, поощряя пре­данных, карая недовольных.

Но нелегко было укротить местное боярство. А тут ещё и сын Ярослава Владимир взбунтовался против отца и вместе с матерью, княгиней Ольгой, сбежал в Польшу. Ярослав проклял их и взял в жёны некую Настасью. Но бояре приняли сторону изгнанников. Они арестовали Ярослава и сожгли на костре Настасью. Ольга вернулась в Галич, и Ярослав был выпущен из заточения, после того как дал клятву примириться с законной женой. Князь Игорь Святославич, главный герой «Слова о полку Игореве», попытался примирить Ярослава с Вла­димиром. Но истинного примирения так и не вышло. Умирая в 1187 г., Ярослав Осмомысл завещал престол сыну Настасьи — Олегу.

И вновь в Галиче вспыхнула смута. Бояре изгнали Олега и призвали к себе Владимира, но и тот пришёлся им не по нутру, ибо был более склонен к пьянству и развлечениям, нежели к

Ярослав Осмомысл.

185

 

 

 

государственным делам. Владимир бе­жал в Венгрию, но венгерский король заточил его в башне и, захватив Галич, поставил там княжить своего сына Андрея. Галичане же, недовольные правлением иноземца, продолжали искать себе русского князя, предлагая престол то волынскому князю Роману Мстиславичу, то сыну Ивана Берладника Ростиславу Ивановичу. Но Ростислава убили венгры. А тем временем Владимир бежал из венгерского плена в Германию и с помощью поляков, содействовавших ему по приказу императора Фридриха Барбароссы, вернул себе галицкий престол. Его княжение не отличалось ни нравственностью, ни порядком, но прокняжил он всё-таки вплоть до 1199 г.

После смерти Владимира галицкий престол захватил поддержанный Польшей волынский князь Роман Мстиславич, уже претендовавший на Галич в годы прошедшей смуты. Во Владимире-Волынском он был третьим князем из рода Владимира Мономаха, и в период его княжения Волынь завоевала уважение и авторитет среди европейских стран, стала сильным государством как в военном, так и в экономическом отношениях. Роман был смелым, твёрдым и решительным человеком.

Именно такому князю и было под силу окончательно объединить мятежные галицкие земли с волынскими в одно Галицко-Волынское княжество. Романа не смущала данная им галицкому боярству присяга, и в своей внутренней политике он круто и жестоко расправлялся с недовольной его действиями знатью. Многие бояре были им истреблены, некоторые в страхе бежали от казней Романа Мстиславича. Он мечом расши­рял пределы своего нового княжества, организуя военные походы на Литву, половцев, поляков и даже на Киев, который, хотя и не надолго, был присоединён к Галицко-Волынскому княжеству. Его послов и торговых людей принимали и в Константинополе, и в Германии, и в Польше. В его владениях нашёл себе убежище византийский император Алексей III Ангел, изгнанный из Константинополя крестоносцами. В Европе Романа называли «королём», а русские летописи говорят о нём как о «самодержце всея Руси».

Смерть Романа была неожиданна. Отправив­шись в военный поход в Германию, он случайно столкнулся с польским отрядом, решившим, что Роман идёт воевать в люблинских землях. Бой произошёл в июле 1205 г. Вот как описывает это событие французская хроника XIII в.: «Король Руси, по имени Роман, выйдя за пределы своих границ и желая пройти через Польшу в Са­ксонию... по воле Божьей убит двумя братьями, князьями польскими, Лешком и Конрадом, на реке Висле».

Старшему сыну Романа, Даниилу, в то время было всего четыре года, а младшему, Васильку, и того меньше. Между волынскими и галицкими боярами вспыхнул спор: волынцы предлагали отдать престол княгине-вдове, галичане же во

главе с боярином Владиславом Кормиличем ре­шили пригласить к себе сыновей Игоря Свято­славича — Романа, Святослава и Владимира, княживших тогда в Чернигове. Княгине-вдове пришлось вместе с детьми бежать из Галича подземным ходом — «изыйде дырою градною». Долгое время за власть в Галиче и на Волыни шла борьба между разными претендентами. Наконец одолели братья Игоревичи.

Приехав из Чернигова в Галич, они начали своё княжение с жестоких расправ: казнили пятьсот бояр и тем вызвали ненависть у галичан. Влади­слав Кормилич обратился за помощью к венгерско­му королю Андрею II, и тот прислал в Галич свои войска. Венгры арестовали братьев Игоревичей. Кормилич же, взяв власть в свои руки, возглавил боярское ополчение и даже пытался присоеди­ниться к венгерским войскам, выступившим против польского князя Лешка. Но король Андрей II и князь Лешко довольно быстро догово­рились между собой и, решив, что «не есть лепо (нехорошо, непристойно. — Прим. ред.) боярину княжить в Галиче», поделили Галицко-Волынское княжество. К Венгрии отошёл Галич, а к Поль­ше — Перемышль. Пришлось боярству бороться теперь уже с иностранными захватчиками. По всему княжеству поднялось народное восстание. В 1211 г. венгры были изгнаны из Галича. Бояре выкупили из плена всех трёх братьев Игоревичей и повесили их. А на галицкий престол был торжественно возведён малолетний Даниил. Но не надолго. Опасаясь властной княгини Анны, стре­мившейся править самостоятельно, Владислав Кормилич изгнал её с Даниилом из Галича и сам стал править в городе. Это ещё раз свидетельствует о силе галицкого боярства.

Только в 1221 г. возмужавший Даниил, обвенчавшись с дочерью новгородского князя Мстислава Удалого и заручившись его поддерж­кой, смог вернуться в свою вотчину. Дружины Мстислава приступом взяли непокорный Галич, и сам Мстислав временно занял галицкий престол. Даниил же с братом Васильком стал княжить во Владимире-Волынском. 31 мая 1223 г. вместе с Мстиславом Удалым Даниил принял участие в первой общерусской битве с ордами  Чингихана на реке Калке и был ранен.

В 1228 г. Мстислав Удалой умер. Галицкий престол освободился, и Даниил вновь начал добиваться возвращения его себе. Однако, как говорит летопись, «бояре же галичьстии Данила князем называху, а сами всю землю держаху». Наперебой приглашая Даниила в свои усадьбы-крепости, они втихомолку организовывали против него заговоры. Так, в 1230 г. заговорщики решили убить Даниила во время заседания совета бояр, и только Василько, присутствовавший на заседании, обнажил меч, почувствовав недоброе, и тем самым предотвратил убийство брата. Неудача не утихо­мирила бояр: один из них — Филипп — пригласил обоих князей на пир в свой замок, но друг Даниила, тысяцкий Демьян, предупредил их:

186

 

 

 

ИСТОРИК С. М. СОЛОВЬЁВ

О КНЯЗЕ РОМАНЕ МСТИСЛАВИЧЕ

Мы видели, какою силою пользовались бояре в Галиче, силою, пред которою никло значение князя; легко понять, что князь с таким характером, как Роман, вскоре должен был враждебно столкнуться с этою силою. «Не передавивши пчёл, мёду не есть», — говорил он; и вот лучшие бояре погибли от него, как говорят, в страшных муках, другие — разбежались; Роман возвратил их обещанием всяких милостей, но скоро под разными предлогами подверг их той же участи. Оставя по себе такую кровавую память в Галиче, в остальной Руси, Роман слыл грозным бичом окрестных варваров — половцев, литвы, ятвягов, добрым подвижником за Русскую землю, достойным наследником прадеда своего Мономаха. «Он стремился на поганых, как лев, — говорит народное поэтическое предание, — сердит был, как рысь, губил их, как крокодил, перелетал земли их, как орёл, и храбр он был, как тур, ревновал (т. е. стремился быть подобным. — Прим. ред.) деду своему Мономаху». Мы видели, что одною из главных сторон деятельности князей наших было построение городов, население пустынных пространств: Роман заставлял побеждённых литовцев рас­чищать леса под пашню, но тщетно казалось для современников старание Романа отучить дикарей от грабе­жа, приучить к мирным, земледельческим занятиям, и вот осталась поговорка: „Роман! Роман! Худым живёшь, литвою орёшь (т. е. пашешь. — Прим. ред.)"».

ИСТОРИК С. М. СОЛОВЬЁВ

О КАЗНЯХ

ГАЛИЦКИХ БОЯР

Чем было Игоревичам избавиться от бояр галицких, которые не давали им покоя своими крамолами? Игоревичи решились действовать по примеру Романа, решились передавить пчёл, чтобы есть спокойно мёд, и вот, воспользовавшись первым удобным случаем, они велели бить галицкую дружину: 500 человек из неё погибло, в том числе двое знатнейших бояр — Юрий Витанович и Илья Щепанович, но другие разбежались; между ними Владислав, которому преимущественно Игоревичи были обязаны Галицкою волостью, и двое других, Судислав и Филипп, отправились в Венгрию».

Казни галицких бояр.

187

 

 

«Яко пир зол есть». Василько аресто­вал 28 заговорщиков, но Даниил отпустил их, надеясь расположить боярство к себе. Однако расчёт князя не оправ­дался.

Тогда Даниил собрал «вече отроков» — молодых дружинников, и они поддержали его, а сотский Микула посоветовал: «Господине! Не погнетши пчел — меду не ядати». Этот совет Даниил взял себе на вооружение в борьбе с непокорным галицким боярством. Но только к 1234 г. с помощью верного Василька и своих «отроков» Даниил смог овладеть галицким престолом. При этом между братьями было заключено соглашение о «двуедином» правлении: оба — галицкий и волынский князья — решали все вопросы совмест­но, но в самых важных делах последнее слово оставалось за галицким князем. Такая форма правления позволяла восстановить разрушенное смутой Галицко-Волынское княжество как единое целое.

С первых дней княжения на галицком престоле перед Даниилом встала сложнейшая задача — укрепить ослабленное годами безначалия госу­дарство, защитить его от посягательств со стороны соседей, восстановить внутри него порядок и спокойствие. Прежде всего Даниил начал реорга­низацию своих дружин, пополнив их (впервые в русской истории) отрядами стрельцов, вооружён­ных луками. С этим войском он в 1239 г., накануне Батыева нашествия, захватил Киев. Затем Даниил вступил в борьбу с черниговскими князьями, не забывшими участи Игоревых сыновей, но к этому времени примирившимися с галицкими боярами и пытавшимися с их помощью утвердиться в Юго-Западной Руси. В 1245 г. под городом Ярославом на севере Галицкой земли Даниил наголову разбил объединённые силы черниговцев, венгров, поляков и местного боярства, оконча­тельно утвердив княжескую власть в своей вотчине. Несколько позже он пришёл на помощь полоцкому князю Товтивиллу и вступил в борьбу с литовским князем Миндовгом.

Но одновременно Даниил не забывал и о хозяйственном укреплении своего княжества. При нём вновь стали налаживаться торговые связи с

Даниил Галицкий.

188

 

 

 

Даниил Галицкий венчается королевской короной.

Византией, Венгрией, Германией, Римом и дру­гими европейскими странами. Он строил новые города — Холм и Львов, покровительствовал архитекторам, художникам, музыкантам. Ле­тописи донесли до нас имена искусного резчика по камню Авдея, сочинителя сатирических притч Тимофея, певца Митуся. Под властью Даниила Галицко-Волынское княжество достигло своего наивысшего расцвета.

В 1255 г. Папа римский предложил Даниилу королевский сан и помощь в борьбе против Батыя. Даниил венчался королевской короной, но от военной помощи отказался, опасаясь допускать в свои земли иностранные войска и рассчитывая наладить отношения с Ордой дипломатическими методами. Он был знаком уже с ордынским ханом, который вызывал его к себе в 1250 г. Ничего хорошего, конечно, та встреча не предвещала. Но всё-таки несколько спокойных лет Даниилом было выиграно. Он употребил их с пользой: укрепил свои восточные рубежи, вступил в переговоры с другими княжествами о совместной обороне...

Так прошло ещё шесть лет. Но в 1261 г. огромное войско татар во главе с Бурундаем всё-таки ворвалось в пределы Данииловой вотчи­ны. По требованию Бурундая были уничтожены укрепления нескольких городов — руками самих

же русских. Это был сильнейший удар по гордости и достоинству князя Даниила. Восстановить всё то, что было разрушено во время этого похода татар, сил уже не хватало. В 1264 г. князь Даниил Романович, именуемый в европейских хрониках королём галицким, ушёл из жизни. Спустя несколько лет скончался и его брат — волынский князь Василько.

Осиротевшее Галицко-Волынское княжество было разделено между родственниками братьев-князей. Поначалу галицкий престол перешёл к старшему сыну Даниила — Шварну. Но он княжил недолго, да и с большей охотой проводил время в Литве, поскольку был также и литовским князем. После него Галич достался младшему брату Шварна, Льву. Этот потомок Даниила был, по словам летописца, «князь... и хоробр, и крепок на рати, не мало бо показа мужество свое во многих ратях». Известно, что в 70-х гг. XIII в. вместе с волынским князем Владимиром он отважно сра­жался с литовскими племенами ятвягов. В кня­жестве же своём Лев старался проводить политику своего отца. Но, видно, время её уже ушло.

В XIV в. под напором татарских орд с востока и польских войск с запада бывшее Галицко-Волынское княжество было поделено между Поль­шей, Литвой и Венгрией.

189