Император Николай I и его окружение плохо понимали, что в результате стремительного про­мышленного развития чрезвычайно возросла военная мощь Англии и Франции. Эти державы стали опас­ными противниками для России.

В 1853 г. в империи проживали 62 млн. человек. Население Фран­ции составляло 35,4 млн., Англии — 27,4 млн. человек. Численность рус­ской армии достигала 1 млн. человек. Однако в экономическом, а следо­вательно, и в военном отношении крепостная Россия значительно от­ставала от этих развитых капитали­стических стран. Например, к середи­не XIX в. Англия выплавляла чугуна в

десять раз больше, чем Россия. Сель­ское хозяйство страны было значи­тельно менее развито, чем в Англии и Франции. Солдаты царской армии были вооружены в основном старыми гладкоствольными кремнёвыми ружь­ями. Солдаты же Англии и Франции имели в своём распоряжении штуце­ра — укороченные ружья с винтовы­ми нарезами в канале ствола, которые отличались точностью и дальностью стрельбы. Флот России также проиг­рывал в сравнении: у неё были 24 со­временных паровых корабля против 150 английских и 108 французских. Корабельных паровых машин Рос­сия не производила, их приходилось покупать за границей. Из-за отсут­ствия железных дорог переброска войск в нужном направлении затяги­валась на многие месяцы, подводы с боеприпасами тянулись со скоро­стью 3—4 км/ч.

Между тем в Санкт-Петербурге по-прежнему считали, что Россия — самая могущественная держава Евро­пы и единственный законный пре­тендент на турецкое наследство, поскольку Балканы населены брат­скими славянскими народами. Рус­ские дипломаты отдавали себе отчёт в том, что в мире многое измени­лось, но собственная карьера была для них выше интересов отечества. И потому в докладах императору они скрывали истинную картину про­исходящего, говорили лишь то, что он желал услышать. В результате у Николая I, предпочитавшего лично руководить дипломатией, создалось ложное представление о внешнепо­литической ситуации, в которой ока­залась Россия в начале 50-х гг. XIX в.

Оценивая перспективу новой войны с Турцией, царь полностью ис­ключал возможность вмешательства великих держав. Что касается Англии, то он спокойно сбрасывал её со сче­тов: во-первых, страна не имела боль­шой сухопутной армии, а, во-вторых,

Обложка английского журнала «Военный корреспондент» времён Крымской войны.

423

сам Николай был в хороших личных отношениях с английской королевой Викторией. Франция же, как он по­лагал, была ослаблена революцией 1848 г. и вести войну не могла. Кроме того, оба этих государства на протя­жении десятилетий оставались сопер­никами на Ближнем Востоке и в Сре­диземноморье — их объединение для борьбы с Россией казалось императо­ру Николаю I маловероятным. В дей­ствительности Англия и Франция, дав­но стремившиеся ослабить Турцию и Россию, усердно подталкивали буду­щих противников к войне.

«СПОР ИЗ-ЗА КЛЮЧЕЙ»

Формальным поводом к войне стал спор из-за христианских святынь. Вифлеем и Иерусалим, расположен­ные на территории Османской импе­рии, были священными городами для каждого христианина: в Вифлееме родился Иисус Христос, в Иерусалиме, согласно Священному Писанию, он был распят и воскрес. Но христианст­во уже много веков не было единым. Часть ключей от храмов Святой зем­ли находилась в руках католиков, часть — в руках православных (при­чём на ночь эти храмы не закрыва­лись). И те и другие верующие могли молиться там. Причина вспыхнувше­го из-за ключей спора была ничтожна: обе стороны желали обладать всеми ключами. Церковные иерархи в Пе­тербурге и Риме отнеслись к спору равнодушно. Но Россия и Франция боролись за влияние на Турцию, за ав­торитет среди многочисленных хри­стианских подданных султана, и ди­пломаты превратили вопрос о ключах в неразрешимую проблему.