ЭПОХА ВЕЛИКИХ РЕФОРМ

АЛЕКСАНДР II ОСВОБОДИТЕЛЬ,

НАСЛЕДНИК

17 апреля 1818 г. в 11 часов утра в семье великого князя Николая Пав­ловича и великой княгини Александ­ры Фёдоровны родился сын. Родил­ся и уже этим во многом повлиял на дальнейший ход русской истории. Не имевший сыновей император Александр I, узнав о появлении у младшего брата наследника, решил передать престол Николаю, а не брату Константину, следующему за Александром по старшинству. Это стало одной из причин междуцарст­вия конца 1825 г. и поводом к вос­станию декабристов...

Семилетний Александр Нико­лаевич провёл декабрьские дни 1825 г., решавшие судьбу отца, в слезах. Он плакал 12 декабря, когда ему читали манифест, где говори­лось о том, что он теперь наследник престола. 13 декабря отец сказал ему, что стал императором и велел хранить тайну до утра. 14 декабря, когда с Сенатской площади доноси­лись звуки стрельбы, слёзы разма­зывали акварель, которой мальчик раскрашивал литографию с изобра­жением Александра Македонского. Но за то, что семилетний Саша про­вёл некоторое время во дворе Зим­него дворца на руках здоровенных усачей лейб-гвардии Сапёрного ба­тальона, последовали награда и за­пись в послужной список наслед­ника: «Был при усмирении бунта 14 декабря». Позже, присутствуя на уроке истории, где речь шла о декабристах, император Николай спросит сына: «Саша! Как бы ты на-

казал их?». И в ответ последует: «Я бы их простил, папа». Смущённый Николай вздохнёт, взглянет на сы­на, на наставника — и выйдет.

Наставником Саши с 1826 г. был известный российский поэт Ва­силий Андреевич Жуковский. Шесть месяцев Жуковский разрабатывал программу обучения и воспитания Саши. Программа не допускала по­блажек и снисхождения. Император Николай жалел, что не получил не­обходимого для монарха образова­ния, и решил, что сына воспитает достойным престола. Он доверил подбор учителей придворному поэ­ту, написавшему когда-то проникно­венные стихи, обращённые к матери новорождённого Саши. Там были та­кие строки:

Н. Борель. Император Александр II. Хромолитография. 1895 г.

431

 

 

 

Да встретит он обильный

честью век!

Да славного участник славный будет!

Да на чреде высокой не забудет

Святейшего из званий: человек.

Целью воспитания и обучения на­следника Жуковский провозгласил «образование для добродетели». На военное образование он смотрел как на печальную необходимость, Нико­лай Павлович считал, что наследник российского престола должен быть прежде всего человеком военным. Жуковский предлагал, чтобы наслед­ник изучал военное искусство не по уставам. Он рекомендовал, чтобы в летние каникулы (с середины июня по 1 августа) для Александра собира­ли полк «потешных»: пусть мальчик по примеру Петра I усваивает воин­скую службу играя.

Полк Александру не собрали, но вместе с ним поселили в Зимнем дворце двух сверстников. Мальчики получат воистину царское образо­вание, но это потребует от них нема­лых трудов. Вот распорядок обычно­го учебного дня «по-царски». Вставать нужно в шесть утра. Окончив утрен­ний туалет, идти в дворцовую часов­ню на краткую молитву и только по­том — на завтрак. Затем — учебники и тетрадки в руки: в семь утра учите­ля ждут в классной комнате. До полуд­ня — уроки. Языки — немецкий, анг­лийский, французский, польский и русский; география, статистика, эт­нография, логика, закон Божий, фило­софия, математика, естествознание, химия, физика, минералогия, геоло­гия, история отечественная и всеоб­щая... и даже запрещённый в России курс по истории Французской рево­люции 1789 г. И, кроме того, рисова­ние, музыка, гимнастика, фехтование, плавание, верховая езда, танцы, руч­ная работа, чтение-декламация. После полудня — двухчасовая прогулка, в два часа дня обед. После обеда отдых или прогулки, но в пять вечера — снова за­нятия, в семь — час, отведённый на игры и гимнастику. В восемь — ужин, затем — почти свободное время, в ко­торое тем не менее полагается вести дневник: записывать основные проис­шествия дня и своё состояние. В десять часов — спать! Праздники и вы­ходные не означают безделья — на них приходится «назидательное чте­ние» (сам «дедушка Крылов» приходит рассказывать свои басни), ручной труд, гимнастика, организованные игры со сверстниками, которых при­глашали специально для этого. Кани­кулы занимали две недели зимой и полтора месяца летом. Не раз при­знается Александр воспитателю Карлу Мердеру «Я не желал бы родиться ве­ликим князем». Сердитый воспитатель будет отвечать: «Лень Александра Ни­колаевича есть главный недостаток, от которого проистекают все прочие». Но, как говорят, дни тянутся, а годы летят. 22 апреля 1834 г. Георги­евский зал и большая церковь Зим­него дворца были украшены в честь Александра Николаевича. Празднует­ся день его совершеннолетия. «Из Бриллиантовой комнаты принесли «державу» — золотой шар, осыпан­ный бриллиантами и редчайшими драгоценными камнями, скипетр, увенчанный алмазом «Орлов» (куп­ленным в Европе за огромные день­ги, задолго до этого он украшал ста­тую Будды в Индии), и на красной подушке — золотую корону. Тор­жественная часть закончилась пени­ем незадолго до того сочинённого гимна империи «Боже, царя храни!».

Карл Мердер,

воспитатель

цесаревича

Александра

в 1824—1834 гг.

Гравюра. XIX в.

432

 

 

В тот день на Урале добыли удиви­тельный драгоценный минерал. На солнце он был синевато-зеленова­тым, а при искусственном освеще­нии становился малиново-красным. Его назвали александритом.

Теперь Саша присутствует в се­нате, как член Синода (высшего уч­реждения Русской Православной церкви) разбирает духовные дела, а 18-летие встречает уже в гене­ральском мундире. Учителя Саши — лучшие государственные деятели России. Знаменитый законодатель М. М. Сперанский ведёт с ним бесе­ды о законах. «Право потому и есть право, — говорит он, — поскольку основано на правде... Ни в коем слу­чае самодержец не подлежит суду че­ловеческому; но во всех случаях он подлежит, однако, суду совести и суду Божию». Старший советник Ми­нистерства иностранных дел барон Ф. И. Бруннов рассказывает о рос­сийской внешней политике. Премуд­ростями государственных финансов делится министр Е. Ф. Канкрин. Из­вестный финансист заслуженно во­шёл в российскую историю, в част­ности потому, что его стараниями Отечественная война 1812 года обо­шлась России сравнительно дёшево, а русский рубль после долгих лет инфляции восстановил свою «пол­новесность». Модный военный исто­рик и теоретик А. Жомини читает на французском языке лекции о военной политике и стратегии России. С оте­чественной словесностью знакомит наследника близкий друг А. С. Пуш­кина профессор П. А. Плетнёв.

Но окончилась и пора «высше­го образования». И завершилась она путешествиями. 2 мая 1837 г. из Пе­тербурга двинулась вереница экипа­жей. Лёгкие коляски и тяжёлые до­рожные кареты-дормезы, тройки для фельдъегерей и снабженца («ма­газин-вахтера») растянулись по до­роге на Новгород. Жуковский назвал это путешествие «обручением на­следника с Россией». Он говорил ма­тери Александра: «Пусть это похоже на такое чтение книги, при котором великий князь ознакомится только с оглавлением. Зато он получит общее понятие о её содержании». Экипажи мчатся быстро, но у Александра в ожидании перемены лошадей на ка­кой-нибудь глухой станции есть воз­можность пойти не в лучший и спе­циально подготовленный дом, а в худший. «Наследник, — с удивлени­ем отмечает историк путешествия, — спросил семейство, что оно кушает, и на ответ: «Щи» — приказал подать себе их и самим им снятою с полки ложкой изволил попробовать. По­том, обозрев быт крестьянина... по­жаловал ему 100 рублей да ещё на бедных, погоревших 4 года назад, — 120 рублей».

Были и другие встречи. В Вятке «с объяснениями» удивительно тол­ковыми и интересными сопровожда­ет Александра молодой чиновник. Как зовут? Александр. Титулярный советник Герцен, выпускник Мос­ковского университета. Бессрочная ссылка для предотвращения разви­тия идей, которые «могут образовать расположение ума, готового к про-

Путешествие наследника престола Александра Николаевича по России.

433

 

 

 

тивным порядку предприятиям». В Петербург летит фельдъегерь: на­следник просит, а наставник под­держивает — облегчить участь Гер­цена. Просьба будет выполнена: в 1838 г. Герцен переедет во Влади­мир, а в 1840-м — вернётся в Моск­ву. В городе Кургане жили ссыльные декабристы. Им запретили встре­чаться с наследником, но к ним явился Жуковский. Новый фельдъ­егерь к Николаю: наследник и на­ставник просят милости к несчаст­ным «осуждённым и достойно наказанным по заговору 1825 года». Ответ догоняет по дороге к Симбир­ску — «оказать некоторые облегче­ния и милости», в том числе открыть дорогу в Россию через Кавказ. То есть через военную службу, возмож­ность выслуги чина и выхода в от­ставку. Этим путём вернутся в Рос­сию декабристы Назимов, Лорер, Розен, Нарышкин... На этом пути у реки Валерик пуля горца оборвёт жизнь декабриста Лихарева.

А кони несут утомлённых праздничными приёмами путни­ков — из Сибири в Уральские степи, назад к Волге, Казани, Саратову. В Тамбовской губернии Александр удивляется, насколько беднее «госу­дарственных» сибирских крестьян выглядят тамбовские крепостные, которых местные власти согнали к дорогам «приветствовать» наслед­ника. Воронеж, Тула, Калуга... Воен­ные специалисты Генерального штаба привозят извлечённые из архивов карты Отечественной войны 1812 года — по ним, будто ещё пах­нущим пороховым дымом, наслед­ник изучает места сравнительно недавних сражений. Вязьма, Смо­ленск, Малоярославец, Бородинское поле... Недельный отдых в Москве — и путь на юг: в Одессу, Николаев, Киев. В Крыму небольшой городок на берегу величественной бухты. Белые крылья парусов. «Севасто­поль, Ваше Высочество!»...

Уже полозья саней скрипят по снегу — лишь 10 декабря возвраща­ется Александр в Царское Село.

Весной 1838 г. император Ни­колай отправляет сына в новое путе­шествие — в Европу. Теперь к «образовательной» цели добавлена цель не менее, а может быть, и более важная. Женить наследника! Ему уже два­дцать, и он влюбился в девушку, ко­торая ему не ровня: фрейлина, поль­ка, католичка! С ней Александру суждена разлука. Пусть наследник выберет себе жену сам — но обяза­тельно из немецких принцесс. И мелькают Швеция, Дания, государст­ва раздробленной Германии. Модное лечение минеральными водами в Эмсе, не менее модное «лечение виноградом» в Италии. Оставив вес­ну за Альпами, кареты мчатся в тума­ны Голландии. В свободолюбивую Францию наследнику ехать запреще­но. 'Корабль несёт его в Англию.

В Лондоне чуть не перемени­лась европейская история. Здесь принца Александра встретила поч­ти ровесница — королева Англии Виктория. А как известно, молодые девушки, даже королевы, мечтают встретить именно прекрасного принца! Через полтора столетия не будет неприличным заглянуть в дневник королевы Виктории. А там: «Мне страшно нравится Великий Князь, он такой естественный и весёлый, мне так легко с ним!». На балу в ко­ролевском дворце Александр и Вик-

Николай 1

со свитой. Справа

наследник престола

Александр

Николаевич.

Гравюра.

Середина XIX в.

434

 

 

 

тория проводят всё время вместе: танцуют, разговаривают почти пять часов. «Наконец я нашла того, кому доверить все мои неприятности», — записывает Виктория в дневник, вернувшись с бала в четвёртом часу утра. Через несколько дней дневни­ку доверено: «Я совсем влюблена в Великого Князя, он милый, прекрас­ный молодой человек». Александр признаётся своему адъютанту, пол­ковнику Юрьевичу, что влюблён в королеву и убеждён — она вполне разделяет его чувства.

К Николаю отправляется запрос о возможности заключения брака. Увы, все и так знают ответ. Стать му­жем английской королевы — значит навсегда отказаться от русской коро­ны и остаться в Англии. «Совесть вам не позволит сделать это», — говорит Юрьевич. После торжественного ве­чера 29 мая 1839 г. Александр и Вик­тория остаются наедине, чтобы на­всегда проститься. «Это был самый грустный и самый счастливый мо­мент моей жизни», — признался Александр Юрьевичу. На память наследник подарил королеве овчарку по кличке Казбек. Пёс стал баловнем и неотлучным спутником Виктории. Много лет спустя, в 1874 г., любимая дочь Александра Мария вышла замуж за сына Виктории — Альфреда, гер­цога Эдинбургского.

А пока... надо жениться. Этого требует государственный долг. На­следник вынужден выбирать среди тех принцесс, на которых обратил его внимание отец. Миловиднее дру­гих, с точки зрения Александра, Ма­рия Дармштадтская. Переговоры, ожидание 16-летия Марии, помолвка и свадьба 16 апреля 1841 г.

Ко дню свадьбы наследника в Петербург валом валили крестьяне: ширился слух, что в этот день в народ будут бросать «билеты», да­рующие волю. Александр заседал в секретных комитетах, решавших во­прос об отмене крепостного права, и можно утверждать, что уже тогда с именем наследника в народе было

связано ожидание воли. Правда, в 40-е гг. Александр мало что мог сде­лать, хотя формально отец уже ос­тавлял на него государственные дела на время отъезда. Например, 1 янва­ря 1846 г. Николай писал сыну: «Отъ­езжая за границу... поручил я вам управление большого числа дел го­сударственных в том полном убежде­нии, что вы, постигая мою цель, моё к вам доверие, покажете России, что вы достойны вашего высокого зва­ния. Возвратившись ныне... удостове­рился, что надежды мои увенчались к утешению родительского моего нежно вас любящего сердца».

Александр заседает в Государст­венном совете, в Кавказском коми­тете, в комитетах по крестьянским делам, вместе с отцом участвует в дипломатических играх накануне Крымской кампании. Как и отец, ис­пытывает горечь дипломатических и военных неудач в годы сражений с Англией, Францией, Турцией, Сарди­нией при враждебном нейтралитете Австрии. (Александр командовал войсками, собранными для защиты Петербурга.)

В это же время Александр пе­режил большое горе — смерть отца. Умирающий Николай, узнав, что курьер привёз новости из Севасто­поля, сказал: «Эти вещи меня уже не касаются. Пусть он передаст депеши моему сыну». Александр оказался во главе государства, уставшего от кро­вопролитной войны и ошеломлён­ного чередой неудач. Стало ясно, что прежние почести, ордена, зва­ния и титулы давались так легко, потому что были авансом за этот трудный 1855 год. А также за все по­следующие.

По всей видимости, Александр Николае­вич находился под сильнейшим влиянием отца. Отличаясь от отца характером, он уступал ему волей. Суровый и непре­клонный ум Николая порабощал мягкую и доступную влияниям натуру его сына, и Александр, любя отца и восторгаясь им, усвоил его взгляды и готов был идти ему вослед. Со своей стороны, Николай очень любил Александра, верил ему и поручал ему серьёзные дела.

(Из книги С. Ф. Платонова «Сочинения по русской истории».)

ИМПЕРАТОР

Сам Николай с горечью признался сыну перед смертью: «Сдаю тебе мою команду, но, к сожалению, не в таком порядке, как желал, оставляя тебе много трудов и забот». Но прежде чем задуматься о том, что делать в России, необходимо было закончить войну, уносившую жизни и пожирав­шую государственные деньги и сред­ства. «Если мы не умеем вести войну, мы заключим мир» — к такому выво­ду пришли вельможи, собравшиеся у императора Александра в конце

435

 

 

 

Александр II

в коронационном

наряде.

1855 г., после того как пал Севасто­поль. В итоге неудачную Крымскую войну завершил мир, по которому Россия не платила контрибуцию и почти не теряла территорий. Извест­ный церковный деятель митрополит Филарет восторженно откликнулся на это: «Ты наследовал войну, упор­ную... и даровал нам мир! Не побе­дили Россию враги — ты победил вражду!». Только после окончания войны император Александр объя­вил о своей официальной корона­ции в Москве. В дни коронации была дарована амнистия декабристам и петрашевцам, а 9 тыс. человек полу­чили освобождение от полицейско­го надзора.

Лев Толстой писал: «Как тот француз, который говорил, что тот не жил вовсе, кто не жил в Великую Французскую революцию, так и я смею сказать, что кто не жил в пять­десят шестом году в России, тот не знает, что такое жизнь». Словом «от­тепель» назвал Ф. И. Тютчев новую политику Александра II.

Император распорядился за­крыть строгий Бутурлинский цен­зурный комитет, восемь лет сте­снявший российских издателей всевозможными запретами. По повелению Александра отменили ограничение числа студентов в университетах. Был разрешён выезд российских подданных за границу. В истории Пра­вославной церкви произо­шло удивительное событие: 10 сентября 1856 г. Синод принял решение пере­вести Библию со сложного церковнославянского язы­ка на русский — «для посо­бия к уразумению Священ­ного Писания». Император отправил в отставку мо­гущественнейших са­новников николаевской эпохи: министра внут­ренних дел Д. Г. Би­бикова, министра иностранных дел К. В. Нессельроде, военного минист­ра В. А. Долгоруко­ва, председателя Государственного совета А. И. Чер­нышёва, главноуправляющего пу­тями сообщения П. А. Клейнмихе­ля, управляющего могущественным III Отделением Л. В. Дубельта. Хотя с их именами у современников проч­но связывались взяточничество и бюрократическое бездушие, мать царя императрица Александра Фёдо­ровна упрекала сына за этот шаг. Она говорила, что никто лучше Ни­колая не умел выбирать себе совет­ников. Александр наигранно просто­душно отвечал: «Папа был гений, и ему нужны были лишь усердные ис­полнители, а я не гений, как был папа', мне нужны умные советники».

Помощь умных советников ста­ла для Александра обязательным правилом в деле управления Росси­ей. Когда-то Александр I отступил, не начав преобразований в стране, грустно обронив: «Некем взять!». Те­перь Александру И было «кем взять». Его брат Константин, руководивший Морским ведомством, мог удивить своих чиновников приказом: «Я буду особо взыскателен за непоказания беспорядков и никак не дозволю по­хвал». Он издавал журнал «Морской сборник», печатавший статьи по са­мым наболевшим вопросам россий­ской действительности. Он же ор­ганизовал в 1855 г. удивительную «экспедицию писателей» (куда вхо­дили А. Ф. Писемский, И. А. Гончаров, А. Н. Островский и др.) по районам России, прилегающим к морям и крупным рекам. И писатели создава­ли реалистичные очерки о жизни страны. В Петербурге Константина прозвали «якобинцем» и «красным», но вокруг него сплотилась группа «ли­беральных бюрократов», или «партия прогресса», объединившая умных и совестливых чиновников столицы. И Константин был Александру не про­сто братом, но и другом.

Салон тётки Александра и Кон­стантина — великой княгини Елены Павловны, женщины необыкновен­ного ума, — собирал ещё с никола­евских времён крупнейших деятелей науки и культуры. Через великого князя Константина и Елену Павлов­ну до Александра доходили и самая острая критика, и самые смелые мыс-

436

 

 

ли — вплоть до проекта освобож­дения 15 тыс. крепостных Елены Павловны в её имении Карловка Полтавской губернии, составленно­го Н. А. Милютиным. А ведь до вес­ны 1856 г. императора «по привыч­ке» считали первым защитником крепостного права! Именно поэтому на обеде, устроенном в его честь 30 марта 1856 г. московским дворян­ством, губернатор Закревский, убеж­дённый крепостник, обратился к Александру с просьбой успокоить присутствующих — развеять слухи о возможном освобождении крестьян. Ответ императора Александра напу­гал дворян. Царь сказал: «Гораздо лучше отменить крепостное право сверху, нежели дожидаться того вре­мени, когда оно само собой начнёт отменяться снизу...».

«Правда ли, государь, что вы говорили в Москве о необходимо­сти освобождения крестьянства?» — с таким вопросом бросился к им­ператору, едва он вернулся в Пе­тербург, министр внутренних дел С. С. Ланской. Царь ответил: «Да, говорил точно то и не жалею об этом». Понять ли сейчас, сколько смелости и решительности потре­бовалось Александру II, чтобы в стране помещиков-крепостников пойти против крепостничества? Александр знал от отца: деда, импе­ратора Павла I, убили дворяне — за то что он пошёл против них. С дру­гой стороны — жила ещё память о Пугачёвщине. Боялись именно того, что дело раньше времени станет известно миллионам крестьян. В связи с этим обсуждение крестьян­ского вопроса в печати было запре­щено (до 1857 г.), а комитет по крестьянскому вопросу назывался Негласным (т. е. секретным). Коми­тет собрал для обсуждения мно­жество проектов, ходивших в руко­писях. Большинство в комитете высказалось против отмены крепо­стного права. Князь А. Ф. Орлов, на­пример, во всеуслышание заявил, что даст отрубить себе руку, лишь бы не подписывать документ об ос­вобождении крестьян с землёй.

Александр ездил по централь­ным губерниям России и знакомился

с мнениями помещиков. Те прово­жали карету царя с трагическим ви­дом: «Ах, мой друг, никакой больше надежды. Государь — красный». В кон­це 1857 г. дворяне всё же начали об­ращаться к императору с просьбой разрешить им разрабатывать проекты «об устройстве и улучшении быта по­мещичьих крестьян» (см. статью «От­мена крепостного права»). Император разрешил. С этого момента Александ­ру в крестьянском деле стали не так уж необходимы Негласный комитет и бюрократический аппарат. В течение 1858 г. в губерниях дворяне образова­ли свои комитеты. Их проекты были собраны в так называемых Редакци­онных комиссиях, созданных в Пе­тербурге в 1859 г.

«Невесть откуда, — писал ис­торик Г. А. Джаншиев, — явилась фаланга молодых, знающих, тру­долюбивых, преданных делу, вооду­шевлённых любовью к отечеству государственных деятелей, шутя дви­гавших вопросы, веками ждавшие очереди, и наглядно доказавших всю неосновательность обычных жалоб на неимение людей». Император Александр открыл дорогу этим дея­телям. Почти одновременно с кре­стьянским вопросом они занялись разработкой реформ местного управления, суда, армии, образова­ния, финансов.

Императору же пришлось вести тонкую игру с консерваторами. Они пугали его насильственной револю­цией, к которой приведут Россию преобразования; потерей власти и даже трона угрожал ему Орлов. «Ос­вобождение крестьян может привес­ти людей к мысли о конституции!» — восклицал он, и слово «конституция» в его устах звучало страшно и вызы­вающе. Император реагировал спо­койно: «Что ж, если это точно будет желание России — и если она к это­му созрела, — я готов». В столкно­вении общегосударственных инте­ресов с частными Александр был на стороне государства. Но именно по­этому он не мог прогнать консер­ваторов из комитета по подготовке реформ: ведь они представляли ин­тересы могучего меньшинства — по­мещиков (их было более 100 тыс.

Русско-финская монета с вензелем Александра II.

437

 

 

 

К. Лебедев. Разговор императора Александра II с крестьянами в лесу на охоте.

человек). Обращаясь к дворянским депутатам, Александр говорил:

— Я знаю, вы сами убеждены, что дело не может кончиться без жертв, но я хочу, чтобы жертвы ваши были как можно менее для вас тяже­лы. Буду стараться вам помочь, но жду вашего содействия.

—  Государь, ваши дворяне гото­вы на жертвы, хоть бы они прости­рались до трети их достояния! — воскликнул воронежский депутат князь Гагарин.

— Нет, таких жертв я не требую. Я лишь желаю, чтобы великое это дело совершилось безобидно и удов­летворительно для всех, — отвечал Александр.

«Взгляды на представленную работу могут быть различны, — го­ворил он 28 января 1861 г. в речи, обращенной к Государственному совету. — Поэтому все различные мнения я выслушаю охотно; но я вправе требовать от вас одного: что­бы вы, отложив все личные интере­сы, действовали как государствен­ные сановники, облечённые моим доверием».

Наконец наступило 19 февраля 1861 г. — прошло ровно шесть лет с тех пор, как Александр II вступил на престол. Опасаясь покушения, импе­ратор ночевал у сестры. А наутро на титульном листе документа с назва­нием «Общее положение о крестья­нах, вышедших из крепостной зави­симости» император написал: «Быть по сему». В опечатанных чемоданах со специальными ключами докумен­ты реформы отправили в губернии. В воскресенье, 5 марта, с амвонов российских церквей провозгласили: «Крепостные люди получат в своё время полные права свободных сель­ских обывателей».

Один из сановников П. А. Ва­луев записал в дневнике: «Повеяло ветром, который со временем сметёт противупоставляемые ему преграды. Вопрос в том, сметёт ли он только дряблое и отжившее или усилится до бури, которая поломает и живое, за­висит от правильности наблюдений и взглядов Зимнего дворца».

- Александру пришлось прокла­дывать государственный курс между требованиями различных политиче­ских групп. Пойдя наперекор воле помещиков-крепостников, импера­тор показал решимость действо­вать — но теперь появились целые группы людей, сторонников даль­нейших преобразований России. Они требовали у царя права участво­вать в разработке государственной политики. К собранию выборных от всего народа без различия сословий Александр не был готов. Самых сме­лых просителей, например дворян Тверской губернии, подписавших письмо к царю с подобными требо­ваниями, заточили в крепость (к сча­стью, ненадолго).

В нелегально пересылавшейся в Россию из Лондона газете «Ко­локол» (вольное издание старого знакомого царя — А. И. Герцена) каждый промах правительства вы­смеивался беспощадно. Пока кроме критики Герцен печатал и дельные предложения по устройству новой России, Александр был его внима­тельным читателем. Это продолжа­лось до той поры, пока некий ре­волюционер, публиковавший статьи под псевдонимом Русский Человек, не стал звать Русь к топору, а по стране не начали ходить листовки, призывавшие разделаться с «импе­раторской партией».

438

 

 

В мае 1862 г. в Петербурге на­чались сильные пожары. Их причи­ны не установили, но сочли, что это дело рук революционеров-нигили­стов. В 1863 г. вспыхнуло восстание в Польше. С. М. Соловьёв, выдаю­щийся историк и наблюдательный мемуарист, так объяснил состояние страны и императора в эпоху, по­следовавшую за отменой крепостного права: «Крайности — дело лёг­кое: легко было завинчивать при Николае, легко было взять противо­положное направление и поспешно судорожно развинчивать при Алек­сандре II; но тормозить экипаж при этом поспешном судорожном спус­ке было дело чрезвычайно трудное... Преобразователь вроде Петра Вели­кого при самом крутом спуске дер­жит лошадей в сильной руке — и экипаж безопасен; но преобразова­тели второго рода (как Александр II или Людовик XVI) пустят лошадей во всю прыть с горы, а силы сдер­живать их не имеют, и потому эки­пажу грозит гибель».

Однако реформы претворялись в жизнь одна за другой. В 1863 г. были отменены телесные наказания. Публицист И. С. Аксаков писал об этом: «Плети, шпицрутены, клейма, торговые казни, всё это было, всего этого уже нет, всё рухнуло в тёмную бездну минувших зол, пережитого русского горя. Долой — гласит меж­ду строк государев указ Сенату — все оружия истязания и срама, долой сейчас же и немедленно по получе­нии указа!». После судебной рефор­мы 1864 г. (см. статью «Судебная реформа») был введён «суд скорый, правый и милостивый», с состя­занием обвинителя и защитника, с вынесением решения двенадцатью независимыми присяжными засе­дателями (приносившими присягу быть честными и добросовестными), равный для всех сословий. Земская (1864 г.) и городская (1870 г.) рефор­мы (см. статью «Земская реформа») позволили уездам и губерниям са­мостоятельно решать свои хозяйст­венные проблемы, выбирать для их обсуждения самых доверенных лю­дей. Эти реформы узаконили систе­му местного самоуправления. Новый университетский устав (1863 г.) да­вал высшей школе больше свободы от государства в построении учеб­ной и научной работы. К луч­шему для читателей и писателей изменилась цензура. Одной из по­следних была завершена военная реформа (1874 г.), ставившая рус­скую армию на уровень, соответст­вующий новой промышленной эпо­хе и требованиям изменившейся военной науки. Армия, реорганизо­ванная министром Д. А. Милютиным, стала боеспособной. Это доказали труднейшие походы в Среднюю Азию и русско-турецкая война 1877—1878 гг. (см. статью «Русско-турецкая война 1877—1878 годов»). При всём этом весна царство­вания, единое стремление общест­ва к преобразованиям остались уже далеко позади. В стране усилива­лись революционные настроения. В 1866 г., 4 апреля, в императора, вы­ходящего из Летнего сада, выстре­лил неизвестный молодой человек. Это был дворянин Д. Каракозов. Оказавшийся рядом с ним крестья­нин О. Комиссаров толкнул его под руку, и Каракозов промахнулся. Ка­ково же было удивление императо­ра, когда схваченный Каракозов сказал, что он стрелял в царя пото­му, что тот обманул народ рефор­мой 1861 г. А царь считал реформу главным делом своей жизни! Через год, во время поездки Александра в Париж, в него стрелял поляк А. Бе­резовский (пуля попала в лошадь). Покушения на императора луч­ше всех использовали консерваторы. Один из них, П. А. Шувалов, шеф жандармов и управляющий III Отде­лением (политическая полиция), стал ближайшим советником царя и буквально запугивал его грозящей революцией, которую готовят тай­ные общества в России. Шувалов приобрёл такое огромное влияние в государстве, что современники окрестили его Петром Четвёртым и Аракчеевым Вторым. Начались за­мены либеральных министров-реформаторов министрами-кон­серваторами. На разговоры о возможности дарования России конституции Александр теперь от-

Медаль, которой был награждён О. Комиссаров за спасение Александра II.

439

 

 

вечал: «Вы, конечно, уверены, что я из мелкого тщеславия не хочу по­ступиться своими правами! Я даю... слово, что сейчас, на этом столе, я готов подписать какую угодно кон­ституцию, если бы я был убеждён, что это полезно для России. Но я знаю, что, сделай я это сегодня, зав­тра Россия распадётся на куски. А ведь этого и вы не хотите».

МИШЕНЬ

17 июня 1879 года... Город Липецк — модный тогда в России курорт минеральных вод. Кто бы мог подумать, что 11 «курортников», вышедших в этот день в окрестный лес, развер­нувших на пеньках свёртки с едой и расставивших бутылки с пивом, определят дальнейшее течение рос­сийской истории. В пригороде Ли­пецка начался «суд» народовольцев над императором Александром II. На его третьем заседании Алек­сандр Михайлов спросил присутст­вующих:

— Должно ли ему простить за два хороших дела в начале его жизни всё то зло, которое он сделал затем (имелось в виду то, что, по мнению народников, реформы не были дове­дены до конца) и сделает в будущем?

— Нет! — был единогласный ответ.

11 человек на пикнике решили судьбу освободителя 20 млн. кресть­ян от крепостного права и миллио­нов болгар от турецкого угнетения. Для исполнения приговора было решено применить новое изобрете­ние Альфреда Нобеля — динамит. Началась охота на императора.

Осенью 1879 г. царя, возвра­щавшегося с отдыха в Крыму, сте­регли в трёх местах. Под Одессой, у железнодорожной станции Гниляково, подготовили подкоп для мины, но Александр избрал другую дорогу — через Симферополь и Александровск (ныне город Запоро­жье). За Александровском, там, где дорога шла мимо глубокого оврага, заложили две мины. Когда над ними проходил царский поезд (его мож­но было узнать по особым флагам), народоволец Окладский крикнул Желябову: «Жарь!». Тот замкнул про­вода, идущие к минам... но взрыва не произошло. Многие считают, что накануне покушения Окладский, ис­пугавшись, перерубил провода ло­патой.

Взрыв под поездом с царскими флагами громыхнул 19 октября на окраине Москвы. Но оказалось, что царский поезд прошёл чуть раньше, без особых знаков, а трёхцветные флаги украшали поезд со свитой. Впрочем, и здесь никто не постра­дал, хотя пассажирские вагоны со­шли с рельсов.

К этому времени в Зимнем дворце уже несколько месяцев рабо­тал молодой высокий и застенчивый столяр Батышков. Его настоящее имя было Степан Халтурин. В корзинах с бельём он носил во дворец динамит. 5 февраля 1880 г. Александр II при­нимал Александра I — первого кня­зя независимой Болгарии и род­ственника императрицы Марии. Семейный обед назначили на 6 ча­сов вечера в Жёлтом зале (там, где в наше время посетители Эрмитажа любуются искусством эпохи Пет­ра I). В 6 часов 22 минуты под этим залом Халтурин взорвал два пуда ди­намита. Погибли 11 человек, были ранены 56. Двум Александрам оста-

Взрыв царского поезда.

440

 

 

валось дойти до столовой несколько десятков шагов...

После этого покушения Алек­сандр II наделил диктаторскими полномочиями — а фактически пра­вом управлять страной — М. Т. Лорис-Меликова, героя двух войн с Турцией, победителя чумы на Юге России. Он же возвратил в казну немалые деньги, оставшиеся после борьбы с эпидемией. На посту харь­ковского генерал-губернатора Лорис-Меликов непримиримо боролся с революционерами и искал общий язык с умеренной оппозицией («бла­гомыслящей частью общества»). По­лучив власть большую, чем была в своё время у Меншикова, Бирона или Аракчеева, он ослабил цензуру, стал время от времени собирать на сове­щания представителей интеллиген­ции, упразднил III Отделение. Одни либералы называли его политику «диктатурой сердца», другие — «по­литикой пушистого лисьего хвоста и волчьей пасти». Народовольцы попытались убить Лорис-Меликова, но он в момент покушения не рас­терялся и свалил террориста уда­ром кулака.

. Для императора Александра 1880 г. был тяжёлым: угасала неизле­чимо больная императрица Мария Александровна; усиливалась непри­язнь со стороны наследника престо­ла великого князя Александра и его «славянофильской партии»; развора­чивались последние главы единст­венного настоящего романа импера­тора с Екатериной Долгоруковой.

Катя выросла в богатом дво­рянском имении Тепловка, под Пол­тавой. Когда ей было 13 лет, в Тепловку с манёвров заехал император Александр — статный красивый мужчина в походном генеральском гвардейском мундире. Император пообещал устроить детей Долгору­ковых учиться в Петербурге. И вот Катя в Смольном институте. В Верб­ное воскресенье, за неделю до Пас­хи 1865 г., император Александр посетил Смольный институт и на торжественном обеде с «заморски­ми фруктами» (ананасами, банана­ми, персиками) ему представили сестёр Долгоруковых. 18-летняя Катя была очень красива. Александ­ру уже исполнилось сорок семь, он только что пережил смерть стар­шего сына, ощущал себя усталым и одиноким. Он почувствовал, что в молодой девушке с каштановыми волосами и добрыми светлыми гла­зами найдёт светлое утешение и со­страдание. Начались и больше года длились ухаживания, тайные встре­чи в Летнем саду, на живописных островах в окрестностях столицы. 13 июля 1866 г. в русском Версале, Петергофе, в императорском замке для гостей, называемом Бельведер, Александр признался Кате: «Сего­дня, увы, я не свободен, но при пер­вой возможности я женюсь на тебе, отселе я считаю тебя моей женой перед Богом, и я никогда тебя не покину».

Тайна, окружавшая роман импе­ратора, только усиливала взаимную любовь. Уже в 1867 г. по Зимнему дворцу поползли слухи о тайном бра­ке императора при живой, хотя и очень больной жене. Мария Александ­ровна узнала обо всём от мужа — он не смог скрывать, что в 1872 г. Катя родила ему сына, ещё через год — дочь. В 1878 г. княжна Долгорукова с детьми переселилась в Зимний дво­рец — она заняла небольшие покои прямо над комнатами императрицы Марии. «Только со мной, — говорила Катя, — государь будет счастлив и спо­коен». Мария Александровна уже не могла выезжать из дворца, поэтому Екатерина Долгорукова сопровождала Александра летом при переезде двора в Царское Село и во время путешест­вий в Крым. Александр ревниво обе­регал положение Кати при дворе. Попытки вести интриги против Дол­горуковой стоили карьеры, например, всесильному Шувалову, отправленно­му посланником в Лондон.

Императрица Мария Александ­ровна умерла 10 мая 1880 г. В её бумагах осталось письмо, в кото­ром она благодарила Александра за счастливо прожитую рядом с ним жизнь. Обычай требовал от импе­ратора провести год в трауре и лишь по истечении этого срока решать свою личную судьбу. Обещание, данное Екатерине Долгоруковой,

Женитьба государя... стала теперь общеизвестным событием...

Рассказывают, что Долгорукая побудила государя к этому важному и решительному шагу тем, что незадолго до отъезда его в Ливадию, когда речь зашла об опасности, могущей предстоять ему на пути, бросилась к его ногам и слёзно умоляла взять её в императорский поезд... чтобы в случае несчастия погибнуть вместе. Государь был растроган и согла­сился. Затем, опасаясь в случае смерти своей оставить её и детей без имени и положения, он решился на брак. В обществе событием этим очень недо­вольны, в царской семье — тоже. Цесаревич и цесаревна... выказали ей только вежливость, и притом весьма сдержанно. При первом свидании Долгорукая, теперь светлейшая княгиня Юрьевская, упала на колени перед цесаревною, умоляя о прошении. Разумеется, её подняли, но без сердечной теплоты.

(Запись в дневнике

государственного

секретаря

Е. А. Перетца.)

441

 

 

С половины или с конца XVIII столетия ходом дел поставле­ны были два конкретных вопроса, от разрешения которых зависело правильное устрой­ство политического и хозяйственного быта России:

1)  вопрос об освобождении от обязательного крепостного труда крестьянского населения и

2)  вопрос о восста­новлении прерван­ной прежде совмест­ной деятельности сословий в делах политических и хозяйственных. Эти два коренных вопроса и были разрешены извест­ным образом в царствование Александра II.

(В. О. Ключевский.)

призывало немедленно вступить с ней в брак. Даже в петербургских трактирах шептались: «Только бы старик не вздумал жениться!». Но любовь оказалась сильнее внешних приличий. 6 июля 1880 г. дворцовый священник отец Ксенофонт подпи­сал брачное свидетельство: «В лето Господне 1880-е, месяца июля, 6-го дня в три часа пополудни в Военной часовне Царского Села Его Импера­торское Величество Государь Импе­ратор Александр Николаевич Всея Руси благосклонно благоволил за­ключить второй законный брак с придворной дамой княжной Ека­териной Михайловной Долгорукой». Этот брак был морганатическим, т. е. таким, при котором ни жена импе­ратора, ни дети от неё не имели никаких прав на престол. Княжна Долгорукова получила только титул светлейшей княгини Юрьевской.

Тем не менее новые слухи пе­реполняли Петербург: император собирается короновать свою «Ека­терину III». В печати начали публи­ковать статьи о судьбе Екатерины I, прачке, возведённой на престол по желанию Петра Великого. Наслед­ник престола Александр (он был старше своей «мачехи» на два года) и его жена возненавидели княгиню Юрьевскую. При дворе её открыто называли скрягой, нахалкой, афе­ристкой. Но Александр ничего не замечал. Он объяснял спешку со вторым бракосочетанием предчув­ствием своей скорой гибели и же­ланием обеспечить будущее женщи­ны, 14 лет жертвовавшей для него всем и бывшей матерью его детей. Тяжёлые предчувствия императора были не напрасны, хотя он и не знал, что 5 сентября 1880 г., когда по его повелению министр двора Адлерберг положил в банк на имя княгини Юрьевской более 3 млн. золотых рублей, на окраине Пе­тербурга, у грязного Обводного ка­нала, народовольцы приступили к изготовлению бомб и мин для «ис­полнения приговора» над Алексан­дром II. К новогоднему празднику 1881 г. террористы уже распола­гали необходимым количеством динамита. К этому же времени Лорис-Меликов подготовил для им­ператора Александра II конститу­ционный проект — средство про­тив террора более действенное, чем полицейские репрессии. Если бы Александр объявил о конституции, убийство его потеряло бы смысл.

ВЗРЫВ

НА ЕКАТЕРИНИНСКОМ

КАНАЛЕ

Зима 1881 года стала периодом решающего поединка полиции и народовольцев. В конце января аре­стовали «ангела-хранителя» народо­вольцев Н. Клеточникова, который с 1879 г. работал в III Отделении и добывал ценнейшую информацию. В начале февраля приказчик мо­лочного магазина на Малой Садо­вой Новиков обратил внимание на странный магазин сыров, недавно открывшийся по соседству: хозяева только изображали купцов, тор­говля приносила им одни убытки, 28 февраля «странный магазин» осмотрели полицейские власти под предлогом «санитарно-технического контроля». Однако ничего подозрительного не обнаружили. А меж­ду тем в бочках вместо сыров была земля. Под Малой Садовой улицей, по которой регулярно ездил импе­ратор Александр II, террористы сде­лали подкоп и заложили мины. Тог­да же, 28 февраля, на пустыре за Смольным институтом народоволь­цы испытали ручные бомбы. В этот же день они узнали, что накануне полиция арестовала Михаила Три-гони, приехавшего из Одессы спе­циально, чтобы участвовать в поку­шении на царя, и руководителя всей операции Андрея Желябова. Руко­водство покушением взяла на себя Софья Перовская, дворянка, дочь и племянница высокопоставленных чиновников.

И вот доклад Лорис-Меликова императору Александру. Тот, нахму­рившись, читает показания аресто­ванных, из которых следует, что, не­смотря на их поимку, с царём будет покончено в ближайшее время.

442

 

 

 

— Ваше Величество! Забота о жизни монарха России возложена на меня. Покорнейше прошу Вас воз­держаться от поездки завтра на раз­вод в Манеж.

— Я полагаю, граф, что русский император не может жить в своём дворце под домашним арестом...

На столе у Александра уже ле­жит манифест, подготовленный Лорис-Меликовым для широкой публи­кации в газетах. В нём говорится, что делегаты, выбранные земствами, вне зависимости от своего классового происхождения или имущественно­го положения будут приглашены войти в преобразованный Государст­венный совет.

Екатерина Михайловна, свет­лейшая княгиня Юрьевская, просит вечером 28 февраля: «Лорис гово­рит, что главарь схвачен и через не­делю-другую возьмут всех. Саша, я очень тебя прошу, не езди завтра в Манеж!». Александр напоминает предсказание знаменитой гадалки, сделанное в Париже в 1867 г. после покушения Березовского: царь пе­реживёт семь покушений. К 1 мар­та он пережил их шесть. Никто не предполагал, что в один день воз­можны два покушения.

Утром 1 марта Александр при­нял Лорис-Меликова и одобрил про­ект правительственного сообщения о реформе. Заседание Совета мини­стров с целью принять окончатель­ное решение о проведение реформы было назначено на среду, 4 марта. После встречи с Лорис-Меликовым, снова просившим остаться в Зимнем, Александр решил не нарушать обычного распорядка и ехать на раз­вод в Манеж.

Но напрасно прождали царя в «сырной лавке» на Малой Садовой. Мины не пригодились. Александр поехал в Манеж запасным путём, че­рез Певческий мост и набережную Екатерининского канала. Этой же дорогой он решил и возвращаться. Здесь же, догадавшись о намерении царя, Перовская, одетая рыбной тор­говкой, расставила к часу дня «ме­тальщиков» с бомбами. Когда цар­ская карета начала поворачивать с Инженерной улицы на Екатерининский канал, Перовская подала условный сигнал; достала белый платок и махнула им. Было 2 часа 15 минут.

Первым номером по плану террористов шёл Тимофей Михай­лов, но он почувствовал, что не в силах бросить бомбу, и покинул свой пост. Карета Александра мча­лась по набережной. До поворота на мост оставалась пара сотен мет­ров. Вдруг — взрыв! Столб белого дыма из-под чёрно-синей кареты императора. Падают раненые про­хожие и казаки конвоя. Перовская с другой стороны канала видит, что из остановившейся кареты выходит Александр II — совершенно невре­димый. К нему подводят метальщи­ка, кричащего: «Не бейте меня, тём­ные люди!». Какой-то подпоручик кричит: «Что с государем?». «Слава Богу, я уцелел, но вот...» — отвечает император Александр, указывая на раненых. Схваченный преступник зловеще замечает: «Ещё слава ли Богу?». — «Ваше Величество, скорее во дворец!» — умоляет начальник охраны. «Хорошо, но прежде пока­жи мне место взрыва...»

От решётки канала отделяется фигура человека. Царь от него в двух шагах. Третий метальщик, Гриневицкий, высоко вскидывает руку и бросает бомбу между собой и ца­рём. Новый столб дыма, снега, мусо­ра, осколков. Царь и террорист па­дают истекая кровью: (Кроме них в результате этой трагедии три чело­века, в том числе мальчик, были

Гибель императора Александра II.

443

 

 

 

Храм Воскресения Христова на крови. Архитекторы И. Малышев и А. Парланд. На этом месте 1 марта 1881 г. был убит Александр II.

смертельно ранены, пять — тяжело, девять — легко, ещё пять кон­тужены.) Четвёртый метальщик, Емельянов, потрясённый видом слу­чившегося, засовывает свёрток с

бомбой под мышку и помогает пе­ренести императора в сани.

...Вечер. Перед Зимним дворцом и Александровской колонной стоит безмолвная толпа. Её окружают по­лиция и жандармы. С Исаакиевского собора раздаётся первый удар коло­кола, созывающего на вечернюю службу. И с первым ударом колоко­ла из Зимнего дворца выходит ста­рик князь Суворов (внук великого полководца) и сквозь рыдания сооб­щает: «Государь скончался!»...

Заседание, на котором обсуж­дался проект Лорис-Меликова и по­койного императора, состоялось 8 марта 1881 г. Большинство ми­нистров высказались в его пользу. Но на стороне меньшинства был новый император Александр Алек­сандрович, и это решило дело. Об­суждение проекта отложили... на­всегда. Манифест от 29 апреля 1881 г. провозгласил, что по-преж­нему необходимо утверждать и охранять самодержавие «для блага народного от всяких на него по­ползновений». Это означало — ни­каких выборных, никаких консти­туций! С новым царём наступила новая эпоха в истории России.

ВЕЛИКИЕ РЕФОРМЫ. ОТМЕНА КРЕПОСТНОГО ПРАВА

ГОД 1855-й.

«СЕВАСТОПОЛЬ УДАРИЛ ПО ЗАСТОЯВШИМСЯ УМАМ»

«Сдаю тебе мою команду... не в таком порядке, как желал...» — это были по­следние слова Николая I, сказанные им перед смертью своему сыну — бу­дущему императору Александру II, тогда ещё великому князю Алек­сандру Николаевичу. Фраза эта несла на себе отпечаток особого — воен­ного — склада ума императора и вы­страданное им в последние месяцы жизни понимание реального состояния дел в империи. А последнее было плачевным и унизительным лично для Николая. Он считал себя верши­телем судеб Европы, охранителем её спокойствия от революционной на­пасти, правителем огромной держа­вы с мощной армией, готовой не только защитить страну от непри­ятеля, но и выступить за её пределы для подавления любого рода смуты. Теперь действительность свидетель­ствовала об обратном: в крымской кампании Россия шла к безусловно­му и жестокому поражению. Русские солдаты вступили в войну с допотоп­ными гладкоствольными ружьями,

444

 

 

 

не отличавшимися ни меткостью, ни дальностью стрельбы. Англичане и французы были вооружены на­резными штуцерами. Противостоя­ние же английских паровых фре­гатов и русских парусных судов выглядело ещё более унизительно для страны, всегда гордившейся своим военным флотом.

Поражение России не было следствием только технических просчётов, случайным эпизодом её военной истории. Крымская кам­пания столкнула между собой не военных, а исторических против­ников: Россию с её отсталой про­мышленностью и сельским хозяй­ством, с почти 25-миллионной армией рабов (крепостных кресть­ян) и две передовые западные дер­жавы с иным политическим и об­щественным устройством, развитой экономикой и сильными, техниче­ски высокооснащёнными мобиль­ными войсками. Причины военных неудач России были внутренними.

«Мы сдались не перед внеш­ними силами западного союза, а перед нашим внутренним бессили­ем, — писал по поводу поражения России в Крымской войне видный общественный деятель славянофил Ю. Ф. Самарин. — Мы слишком дол­го, слишком исключительно жили для Европы, для внешней славы и внешнего блеска, и за своё прене­брежение к России мы поплатились утратою именно того, чему мы по­клонялись, — утратою нашего поли­тического и военного первенства». Россия взглянула на себя со стороны.

Таким образом, вступление Алек­сандра на престол 19 февраля 1855 г. произошло при весьма тяжёлых для России обстоятельствах. Неудачи рус­ских войск в Крыму были удручающи­ми, атмосфера в стране — тягостной. Поговаривали о намеренном уходе из жизни Николая I. Драматичная кончи­на императора почти ни у кого не вызвала особого сочувствия. Люди различных политических убеждений проявляли на этот счёт редкое едино­душие. Высказывания их по поводу смерти Николая совпадали почти до­словно. «Надо было жить в то время, чтобы понять ликующий восторг „новых людей", — писал публицист-де­мократ Н. В. Шелгунов, — точно небо открылось над нами, точно у каждого свалился с груди пудовый камень, куда-то потянулись вверх, вширь, захотелось летать». В. С. Ак­сакова, придерживавшаяся славяно­фильских убеждений, своё отноше­ние к кончине царя выразила почти в тех же словах: «Все невольно чув­ствуют, что какой-то камень, какой-то пресс снят с каждого, и дышать стало легче». Россия устала от нико­лаевского безвременья. Полнейший крах жёсткого охранительного кур­са осознали даже те, кого было трудно заподозрить в либеральных симпатиях.

Трагедия отца потрясла моло­дого императора. В своём коронаци­онном манифесте он традиционно обещал продолжать дело своих пред­ков — Петра Великого, Екатерины II, Александра Благословенного и по­чившего родителя. Действительные его намерения были не ясны даже ему самому. В первую очередь следо­вало закончить Крымскую войну как можно быстрее, безболезненнее и с минимальным внешнеполитическим ущербом для империи.

Г. Мясоедов. Сеятель.

445

 

 

 

Строительство дома в деревне.

1855 г. и первые месяцы сле­дующего не отмечены какими-ли­бо реформаторскими начинаниями Александра II. Однако происходило то, без чего любая реформа остаёт­ся в истории лишь серией неудач­ных, канувших в небытие попыток — законов, указов и рескриптов, а из­дающий их правитель выглядит в глазах потомков только «одиночкой на троне». В стране начала изменять­ся общественная атмосфера. «Сева­стополь ударил по застоявшимся умам» — так определял состояние российского общества замечатель­ный историк В. О. Ключевский. Пос­ле смерти Николая I стало возмож­ным думать, говорить, а главное — действовать свободнее. Тяжёлое по­ложение государства придавало этой возможности характер требования. Речь шла о будущем России, и каж­дый хотел работать для него, участ­вовать в нём — николаевское без­молвие кануло в Лету.

Высказаться хотел каждый: в Пе­тербург устремился поток рефор­маторских записок, статей и предло­жений, в былое время совершенно невозможных. Писали все: губернато­ры, канцелярские чиновники, генера­лы, славянофилы, западники. Подоб­ная активность приобрела характер реформаторского бума, она шокиро­вала. «Внутри России ожидают все су­щественных преобразований, и со всех сторон посылаются к разным лицам в Петербург записки о разных вопросах», — писал в дневнике современник этих событий Д. А. Оболен­ский. «Писаные тетради, — конста­тировал сенатор К. Н. Лебедев, — на­водняют нас». Ситуация как будто подтверждала правильность мысли славянофила К. С. Аксакова, которую он сформулировал в такой «записке», одной из лучших среди зачастую фан­тастических проектов доморощенных реформаторов: «Сила власти — царю, сила мнения — народу».

«Сила мнения» и стала тем все­проникающим излучением, своеоб­разным фоном, на котором развора­чивались реформы. По-видимому, она не только дала возможность Александру II приступить к преобра­зованиям, но и вынудила его к это­му. О действенности «силы мнения» свидетельствует эпизод с увольнени­ем в отставку нечистого на руку гра­фа П. А. Клейнмихеля — одного из самых могущественных николаев­ских сановников.

Александр вначале никак не реа­гировал на поступавшие в его адрес записки, сообщавшие о глубине кри­зиса и разложения государственной системы — о взяточничестве высших чиновников, воровстве в армии. Воз­можно, он и не верил им: преклоне­ние перед отцом и его авторитетом не позволяло царю в первые месяцы правления сомневаться в правильно­сти решений, принятых Николаем I. Однажды Александр встретил у импе­ратрицы вернувшегося из Севастопо­ля знаменитого хирурга Н. И. Пирогова, и тот, не стесняясь, рассказал ему об ужасающем воровстве и взяточни­честве в армии. «Государь, — передаёт один из свидетелей этой встречи, — не верил, выходил из себя и говорил: „Неправда, не может быть!" — и воз­вышал голос. Пирогов, также возвысив голос, отвечал: „Правда, государь, ког­да я сам это видел". — „Это ужасно!" — воскликнул наконец царь и едва удер­жался от слёз». После падения Сева­стополя Александр совершил поездку в Крым и на месте убедился в правоте Пирогова. Осенью 1855 г. Клейнми­хель был уволен в отставку.

Для впечатлительного Александ­ра знакомство с реальным состояни­ем дел в проигравшей войну держа­ве стало вторым потрясением после

446

 

 

неожиданной смерти отца. «Адреса» с предложениями реформ по-преж­нему поступали в многочисленные петербургские канцелярии. От царя ждали ответа. Александр дал его че­рез несколько месяцев — в марте следующего, 1856 г.

ГОД 1856-й. «ВЫ МОЖЕТЕ СКАЗАТЬ ЭТО ВСЕМ НАПРАВО И НАЛЕВО»

В марте 1856 г. был заключён Па­рижский мир, которым окончилась Крымская война. Возвратившись из Франции домой, Александр застал общественное мнение России ещё более возбуждённым, чем в день сво­его отъезда в Париж. И подписанный только что мирный договор, пусть невыгодный, но тем не менее почёт­ный, так как воевали против много­численного и сильного неприятеля, меньше всего был тому причиной. Казалось, о войне вообще забыли, и обустройство внешнего мира вос­принимали лишь как необходимое условие для того, чтобы обратиться к миру внутреннему.

Констатировать несостоятель­ность прежнего российского образа жизни было мало — пришла пора определиться с будущим политиче­ским курсом. Царь сделал первый шаг, а скорее — лишь намёк на него. Но даже намёк озадачил консерва­торов и ещё больше возбудил нетер­пеливые умы. Речь идёт о нескольких строках высочайшего манифеста от 19 марта 1856 г., известившего подданных Российской империи об окончании Крымской кампании. За­ключительная часть его гласила: «При помощи небесного Промысла, всегда благодеющего России, да ут­верждается и совершенствуется её внутреннее благоустройство; правда и милость да царствуют в судах её; да развивается повсюду и с новою си­лою стремление к просвещению и всякой полезной деятельности, и каждый, под сению законов, для всех равно справедливых, равно покрови­тельствующих, да наслаждается в мире плодом трудов невинных».

С первого взгляда трудно обна­ружить в этих написанных высоким слогом выражениях то, что так силь­но поразило их первых читателей, а большей частью слушателей, по­скольку три четверти населения Рос­сии не знали грамоты. Перечень царских пожеланий может показать­ся обычным, «протокольным», но только не для страны, в которой «сень покровительствующих за­конов» распространялась далеко не на каждого: 25 млн. человек были

К. Маковский. Крестьянский обед в поле.

Н. Неврев. Торг. (Один помещик продаёт другому крепостных.)

447

 

 

 

 

вычеркнуты из числа «оберегаемых законом» подданных императора. Эти 25 млн. — «крепостные души», подвластные не Своду законов Рос­сийской империи, а помещикам. За службу, государственную и военную, царь предоставлял дворянам и зем­лю, и безраздельную власть над при­креплёнными к ней земледельцами. Сказать о «равно справедливых для всех законах» в то время означало заявить о намерении изменить пра­вовое положение крепостных кре­стьян, посягнуть на вотчинное пра­во помещика.

Смысл подобного рода намёков дворяне улавливали мгновенно: ис­ходящие сверху эзоповы формули­ровки сразу же становились объек­том всевозможных истолкований, источником тревожных слухов. Ведь для огромного количества дворян крестьянский труд был одним из ос­новных источников существования, а то и единственным.

Немало дворян, желавших, чтобы крестьянский вопрос был разрешён, вполне осознавали противоестест­венность и аморальность крепостных институтов. Не только крестьяне за­висели от помещиков, но и помещики от крестьян. Помещик считал себя единственным и полноправным собственником земли. Освободить крестьянина от крепостной зависимо­сти и уравнять его в правах с други­ми сословиями неизбежно означало ещё одно — поставить вопрос о зем­ле. Собственность помещика на зем­лю была защищена законом. Кресть­янин же без земли жить не мог, а достаточных средств для выкупа её не имел. Раскрепощение крестьян при сохранении земельных прав помещи­ка и решение вопроса о земле в отно­шении самого крестьянина — в этом заключался основной смысл преобра­зований, а одновременно и мучитель­ная проблема для реформаторов. Раз­решить её удалось лишь частично.

В мартовском манифесте 1856 г. царь лишь заявил о грядущих ре­формах: ни содержание, ни план их реализации ему ещё не были ясны. Однако уже тогда, весной 1856 г., опробовалась новая тактика поведе­ния «верхов», вынужденных выступать

инициаторами реформ чаще всего при неодобрительной реакции дво­рянства. Желаемое, т. е. одобрение дворянами реформ, правительство искусно выдавало за действительное. Особо показательной в этом смысле была речь Александра II, про­изнесённая перед московским гу­бернским и уездными предводителя­ми дворянства 30 марта 1856 г. Царь выступил перед ними по настоянию московского генерал-губернатора А. А. Закревского, просившего успоко­ить дворян, взволнованных слухами об освобождении крестьян. Речь эта стала примером недюжинных ора­торских способностей императора. Посвятив большую часть её весьма пространным патриотическим и ус­покаивающим общественное мнение рассуждениям о состоянии России, Александр закончил выступление совершенно неожиданно для уже ус­покоившихся слушателей: «Слухи но­сятся, что я хочу дать свободу кресть­янам; это несправедливо, — говорил царь, — и вы можете сказать это всем направо и налево; но чувство, враж­дебное между крестьянами и их поме­щиками, к несчастию, существует, и от этого было уже несколько случаев не­повиновения помещикам. Я убеждён, что рано или поздно мы должны к

 

 

 

Русский и латышский

крестьяне.

Раскрашенная гравюра. Первая четверть XIX в.

448

 

 

этому (освобождению крестьян. — Прим. ред.) прийти. Я думаю, что и вы одного мнения со мною, следователь­но, гораздо лучше отменить кре­постное право сверху, нежели до­жидаться того времени, когда оно само собой начнёт отменяться сни­зу (курсив наш. — Прим. ред)». Мож­но понять озадаченность предводите­лей, выходивших из зала Московского собрания. Они так и не поняли, что конкретно им следует сообщить дво­рянам на уездных собраниях. Однако 30 марта 1856 г. — день начала Вели­ких реформ.

В том, что царь настроен дейст­вовать решительно, легко было убе­диться вскоре после его московско­го выступления. Это ещё не были собственно реформы, скорее — но­визна во внутренней политике, быст­ро снискавшая популярность Алек­сандру II: амнистия, дарованная девяти тысячам заключённых, в том числе и декабристам, которые воз­вратились из Сибири; снятие разно­образных запретов, введённых при Николае I, в частности ограничения прав университетов после 1848 г.; от­мена военных поселений (см. статью «А. А. Аракчеев»); разрешение сво­бодной выдачи заграничных пас­портов (выезд за границу увеличил­ся с б тыс. до 26 тыс. человек в год с 1856 по 1859 г.); ослабление цензур­ного гнёта; освобождение крестьян от налоговых недоимок и на три года — от рекрутских наборов.

Но всё это было лишь прелюди­ей к тому, что назовут Великими ре­формами. Сам Александр представлял их себе очень смутно и вряд ли чув­ствовал себя в 1856 г. великим рефор­матором. Более ясное понимание сути реформ сложилось к тому времени у части просвещённой бюрократии, сыгравшей в дальнейшем значитель­ную роль в их разработке и проведе­нии. Так, осенью 1856 г. директор Хозяйственного департамента Мини­стерства внутренних дел Н. А. Милю­тин представил императору записку «Предварительные мысли об устрой­стве отношений между помещиками и крестьянами», в которой предлагал освободить крепостных крестьян с последующим выкупом ими части полевого надела. Это была попытка пе­ренести на общероссийскую почву «мини-реформу», задуманную тёткой Александра, великой княгиней Еленой Павловной. Она пожелала освободить крестьян в своём полтавском имении Карловка, а именно 7392 души муж­ского и 7625 душ женского пола, про­живавших в 12 селениях.

В октябре 1856 г. Александр не принял идей Милютина: они казались нереальными. Однако уже через два года те же идеи легли в основу проек­та отмены крепостного права, кото­рый царь утвердил в феврале 1859 г.

И тем не менее 1856 г. вошёл в историю России как год прорыва: новый правительственный курс вну­шал больше доверия и давал больше поводов для оптимизма.

ГОД 1857-й. ВЛИТЬ НОВОЕ ВИНО В СТАРЫЕ МЕХИ

Необходимость вплотную присту­пить к крестьянскому вопросу стала очевидной уже в последние месяцы 1856 г.: бездеятельность правительст­ва на фоне взбудораженного об­щественного мнения выглядела странно. Сыграли свою роль фактор международного престижа и личные обязательства Александра II: «По за­ключении мира император Наполе­он (Наполеон III. — Прим. ред.) убе­дил меня приступить к этому делу (уничтожению крепостного пра­ва. — Прим. ред.), может быть, несколькими месяцами ра­нее, чем я думал», — призна­вался в 1859 г. Александр в письме к Папе римскому Пию IX.

Взяться за дело ре­шительно царь не от­важивался: он не был уверен в поддержке дво­рянства. Александр стал предпринимать   осто­рожные попытки органи­зовать просьбу самого дворянства об освобожде­нии крестьян. Это потребо­вало времени и немалого бю­рократического искусства.

Граф П. Д. Киселёв. Литография. Середина XIX в.

449

 

 

СЕКРЕТНЫЕ КОМИТЕТЫ НИКОЛАЯ I

Крестьянский вопрос обсуждался при Николае I в нескольких так назы­ваемых секретных комитетах. Комитет 6 декабря (1826 г.) рассматривал мероприятия, благодаря которым должна была прекратиться продажа крепостных без земли. Результатом работы Комитета 1839 г. стал указ «Об обязанных крестьянах», разработанный под руководством графа П. Д. Киселёва. По этому указу помещики могли выделять крестьянам земельные наделы за определённую плату (размер которой устанавли­вался самим помещиком), крестьянин же оставался прикреплённым к земле, но уже не к самому хозяину. Серьёзных последствий указ не имел. Комитет 1846 г. собирался всего один раз для того, чтобы выслушать доклад графа Л. А. Перовского о его проекте, по которому крестьяне по-прежнему были прикреплены к земле, но помещики уже не называ­лись их собственниками и сохраняли по отношению к ним лишь полицейско-налоговые функции, строго определённые законом.

Комитеты стремились не отменить крепостное право, а упоря­дочить отношения между крестьянами и помещиками в его рамках. Ещё до организации комитетов правительство отклонило два проекта решения крестьянского вопроса, считая их совершенно неприемле­мыми. В первом проекте предполагалось личное освобождение кре­стьян без земли (как показал опыт, это в значительной мере ухудшало их экономическое положение); второй проект предусматривал изъя­тие земли у помещиков для наделения ею крестьян.

Главное препятствие к освобождению крестьян Николай I ви­дел в том, что земля есть собственность дворян. Император полагал, что его руки крепко связаны Жалованной грамотой 1785 г., в кото­рой Екатерина II закрепила право дворян на землю. Отношение к земле как к частной собственности глубоко проникло в правосознание дво­рянства. Аля большинства же объединённых в общины крестьян поня­тия частной собственности на землю вообще не существовало. Нико­лай понимал: освободить крестьян можно, только наделив их частью земель, принадлежащих землевладельцу-дворянину. Таким образом, для отмены крепостного права нужно было нарушить право собст­венности дворян на землю. Николай I не нашёл решения этой про­блемы, несмотря на то что отрицательно относился к закрепощению крестьян. «Видишь ли, — сказал он однажды графу Киселёву, указы­вая на картонные папки, стоявшие на полках в кабинете, — здесь я со вступления моего на престол собрал все бумаги, относящиеся до про­цесса, который я хочу вести против рабства, когда наступит время, чтобы освободить крестьян во всей империи». Это «наследство» до­сталось Александру II.

Первоначально беседы минист­ра внутренних дел С. С. Ланского и его товарища (заместителя) А. И. Левшина с предводителями дворянства не имели успеха. Левшин позже пи­сал, что предводители при первом же намёке на отмену крепостного права обнаруживали удивление, а иногда и непритворный страх. «Та­кие беседы, — вспоминал он, — хотя и многократно повторенные, не про­двинули меня вперёд».

Одновременно готовились и «бюрократические тылы». Необходимо было поставить дворянство перед фактом: существует правительствен­ный план решения крестьянского во­проса. Тому же Левшину Александр поручил составить докладную записку об истории крепостной зависимости крестьян с перечислением всех ме­роприятий правительства, направлен­ных на её ограничение. В результате Александр не только изучил историю крепостного права, но и распорядился 3 января 1857 г. организовать Секрет­ный комитет по крестьянскому делу. Создание Секретного комитета не было чем-то новым: за годы царство­вания Николая I существовало шесть секретных комитетов по крестьянско­му вопросу. Комитет 1857 г. ничем принципиально от них не отличался. Его члены в основном были консерва­торами. Подготовку реформы они предполагали растянуть на много лет.

Старания царских чиновников сломить противодействие стропти­вого дворянства увенчались успехом лишь осенью 1857 г.: лавры победы достались виленскому генерал-гу­бернатору В. И. Назимову, недавно назначенному на этот пост царём. Назимову удалось-таки вырвать у дворян Виленской, Ковенской и Грод­ненской губерний согласие на осво­бождение крестьян по примеру Ост­зейского края (ныне страны Балтии). Крепостное право там было отмене­но в 1816—1819 гг.; земля, однако, ос­тавалась у помещиков, а крестьяне об­рабатывали её на правах аренды или как наёмные работники. По всем ад­министративным правилам тех лет Назимов, имея на руках согласие дво­рянских предводителей, обратился с запросом в столицу на предмет даль­нейших действий.

Пришёл звёздный час Секрет­ного комитета, поставившего осе­нью 1857 г. своеобразный рекорд канцелярской оперативности. Как будто опасаясь упустить долгождан­ный момент, Секретный комитет в спешном порядке подготовил на имя Назимова текст царского рескрипта (предписания). Рескрипт устанав­ливал процедуру и формы отмены крепостной зависимости в трёх упо­мянутых губерниях; Александр под­писал его 20 ноября 1857 г. По сути

450

 

 

этот документ представлял собой первую правительственную про­грамму отмены крепостного права. Крестьян предполагалось освобо­дить без полевого надела, но им раз­решалось выкупить усадьбу (участок земли с расположенными на нём крестьянским домом, хозяйствен­ными постройками и огородом). По­левые земли крестьяне должны были арендовать у помещиков за деньги или за работу. Последние сохраняли права «вотчинной полиции» (следи­ли за соблюдением общественного порядка в своих владениях и сбором налогов). Для детальной разработки условий реформы предписывалось создать губернские дворянские ко­митеты «по улучшению быта поме­щичьих крестьян».

Бюрократические игры достиг­ли своей цели: дворянство, наконец, «проявило инициативу». Руки у пра­вительства были развязаны. Уже 5 де­кабря 1857 г. царский рескрипт, обя­зывающий создавать дворянские губернские комитеты «по улучше­нию быта помещичьих крестьян», аналогичные литовским (слово «ос­вобождение» предпочитали, как вид­но, не употреблять), направили на имя петербургского генерал-губер­натора П. Н. Игнатьева. В течение 1858 г. подобные комитеты «по ини­циативе благородного дворянства» были организованы в 46 губерниях Европейской России. Такой «ини­циативы» дворянских предводителей большинство губернаторов добива­лись с немалым трудом. В губерн­ских комитетах (1,5 тыс. человек) начались первые заседания — с бра­нью, борьбой фракций.

Подготовка реформы вышла из петербургских канцелярий и стала гласной, что отразило важный сдвиг в правительственной политике. Надоб­ность в существовании Секретного комитета отпала, и 8 января 1858 г. его упразднили. Был создан Главный ко­митет по крестьянскому делу, кото­рый начал предварительную работу по освобождению крестьян.

Дворянским губернским коми­тетам предписывалось при разра­ботке условий отмены крепостной зависимости руководствоваться положениями рескрипта Назимову. До­кумент спешно разослали по всей России. Программа первого реск­рипта, таким образом, бралась за ос­нову. Однако уже весной 1858 г. ста­ла очевидной нереальность этого проекта: освобождение крестьян без земли было всего лишь попыткой влить новое вино в старые мехи.

ГОД 1858-й. «ЗАБЫТАЯ СТРАНИЦА*

До сих пор не ясны причины, заста­вившие Александра II изменить точку зрения на программу реформ, изло­женную в рескрипте Назимову. Кое-что, однако, представляется очевид­ным. Например, «остзейский» образец освобождения крестьян без земли, на который изначально возлагал надеж­ды царь, полностью дискредитировал себя в апреле 1858 г., т. е. буквально через несколько месяцев после того, как рескрипт был подписан. В Эстляндии начались крупные и продолжи­тельные аграрные беспорядки: кресть­яне, требовавшие земли, довольно долго силой оружия удерживали один из маленьких городков. Но если на борьбу за землю поднялось крестьян­ство в относительно благополучной Эстляндии, то чего же можно было ожидать в России?

Перспектива новой Пугачёвщи­ны ужасала дворянство. Годом рань­ше, выступая в Московском собра­нии, Александр не упустил случая

«ЭТОГО НЕ БЫЛО ДАЖЕ ПРИ КРЕПОСТНОМ ПРАВЕ...»

Большинство Тверского губернского комитета, отличавшегося в то вре­мя последовательным либерализмом в решении крестьянского вопроса, заявило: «Личная свобода никогда не может осуществиться без свободы имущественной. Если признать крестьянина лично свободным с правом вольного перехода, оставив всю землю в неограниченном распоряже­нии помещика, не значит ли это освободить только помещиков от всех лежавших на них обязанностей в отношении крестьян, подчинив послед­них ещё большему их произволу? Тогда крестьянин будет поставлен в необходимость соглашаться на все условия помещика, а потому всё иму­щество, а следовательно, и вся жизнь его будут зависеть от произвола землевладельца. Этого не было даже при крепостном праве, которое поставляло помещикам в непременную обязанность доставлять их кре­постным людям средства существования».

451

 

 

 

М. П. ПОЗЕН. ИЗ ПРОЕКТА ОБ ОСВОБОЖДЕНИИ КРЕСТЬЯН (представлен Александру II в 1857 г.)

...Новый порядок этот (освобождение крестьян. — Прим. ред.) мо­жет быть установлен высочайшим манифестом... Основные пункты манифеста должны быть следующие:

1) крестьяне всех наименований в государстве уравниваются во всех гражданских правах и несут одинаковые государственные по­винности;

2) личное крепостное право навсегда отменяется и не может существовать ни под какой формою;

3) крестьяне крепки земле, на которой они теперь поселены...

4) платёж за земли назначается по особой оценке, установляемой всегда на 20 лет, и производится работою, а в некоторых случаях и деньгами...

7) До истечения сего срока сохраняются настоящие (существую­щие. — Прим. ред.) отношения между помещиками и крестьянами, и всякое неповиновение со стороны крестьян или злоупотребление со стороны помещиков строго наказывается...

13) Земля отводится крестьянам в таком количестве, какое при­знаёт возможным владелец; но при самом приступе к делу губернские комитеты постановляют минимум наделения на каждую душу. Этот раз­мер наделения обязателен и для помещиков и для крестьян, из которых первые — должны дать его, а последние — принять; увеличение же это­го размера зависит от обоюдного согласия землевладельцев и крестьян.

С. Иванов. Бунт в деревне.

сыграть на этой крайне болезнен­ной для дворян струне, поставив предводителей перед выбором: либо власти освободят крестьян с согла­сия дворянства, либо крестьяне са­ми завоюют себе свободу. Впрочем, роль крестьянских выступлений пре­увеличивать не стоит: количество их было незначительно, и государство

держало ситуацию под полным кон­тролем. Однако показателен сле­дующий факт: информацию о кре­стьянских волнениях тщательно собирали, анализировали и пред­ставляли императору в виде поме­сячных отчётов.

Подписывая рескрипт Назимову и одобряя, таким образом, программу безземельного освобождения кресть­ян, Александр знал о том, что сущест­вуют и другие точки зрения на реше­ние крестьянского вопроса. Кроме упомянутого проекта Милютина царь ознакомился и с проектом М. П. Позена, крупного помещика из Полтав­ской губернии. Позен предлагал осво­бодить крестьян с земельным наделом за выкуп, выплачивать который мож­но было бы 20 лет. Предложенный Позеном компромисс — постепенный выкуп земли освобождёнными кресть­янами — позволял решить мучитель­ную проблему, с которой не спра­вился Николай I: сохранить частную собственность дворян на землю и од­новременно наделить землёй кресть­ян. Мнение Позена, известного госу­дарственного деятеля того времени, было весьма авторитетным для Алек­сандра. Положения реформы 1861 г. во многом повторяют проект Позена.

Альтернативные программы при­обретали всё большее значение в глазах царя. Этому способствовало нарастание активности просвещён­ной и либерально настроенной пе­тербургской бюрократии. Она умело пропагандировала свои идеи. Ис­пользовались и родственные связи: проект Милютина поддерживала ве­ликая княгиня Елена Павловна, к её мнению Александр прислушивался, и к середине 1858 г. император уже весьма благосклонно относился к идеям Милютина. В то же время Главный комитет не продвинулся ни на шаг вперёд. Его председатель граф А. Ф. Орлов и слышать не хотел о возможном выкупе крестьянами земельного надела.

Поворот произошёл неожидан­но и связан с именем графа Я. И. Рос­товцева — самого близкого друга Александра, которому император безгранично доверял. Причины пре­вращения Ростовцева из явного кон-

452

 

 

серватора в активнейшего сторон­ника реформ, как считали некото­рые его современники, глубоко лич­ные. Вот что вспоминал об этом А. М. Унковский, бывший тогда пред­водителем дворянства Тверской гу­бернии: «Интересно проследить, как на человека, поставленного у важ­ных государственных дел, влияет семейная обстановка. Эта забытая страница многое разъяснила бы в истории, и совершившееся яснее предстало бы потомству. В жизни Якова Ивановича был случай, ко­торый и лёг в основание всех его дальнейших действий в крестьян­ском деле. В начале 1857 года один из его сыновей заболел опасно в Гейдельберге. Отец поехал к нему... На смертном одре умирающий сын обратился к отцу с такими словами: „Батюшка! Я обращаюсь к вам с по­смертной просьбой вот какого рода: вы настолько замараны по декабрь­ской истории (Ростовцев сообщил властям о готовящемся вооружён­ном выступлении декабристов. — Прим. ред.) и по военно-учебным за­ведениям, что мне хотелось бы уме­реть с мыслью, что вы чем-нибудь загладите свою память... Дайте слово, что вы будете помогать делу освобож­дения крестьян". Говорят, он (Рос­товцев Я. И.) при этих словах просле­зился и клялся, что все средства, какими он будет в состоянии распо­ряжаться, употребит в пользу этого дела. И действительно, после этого случая он стал писать всеподданней­шие письма уже в совершенно ином тоне... „Я дал клятву своей семье слу­жить честно крестьянскому делу" — слова Якова Ивановича».

«Всеподданнейшие письма» Ростовцева, о которых упоминал Унковский, сыграли огромную роль в изменении правительственного кур­са. Всего было четыре письма. Яков Иванович, находясь тогда за гра­ницей, посылал их на имя царя в течение августа — сентября 1858 г. В них излагались основные принципы крестьянской реформы, главный из которых заключался в постепенном выкупе крестьянами земли. Оконча­тельный выбор был сделан и самим Александром. По настоянию царя письма обсудил Главный коми­тет. Ростовцев предупреждал государственных мужей, что при решении крестьянско­го вопроса необходимо

«соблюсти... три условия:

1) чтобы крестьянин не­медленно почувствовал, что быт его улучшился,

2) чтобы помещик не­медленно успокоился, что интересы его ограж­дены, 3) чтобы сильная власть ни на минуту на месте не колебалась, отчего, ни на минуту же, и общест­венный порядок не нарушался» Видя, что члены Комитета относятся к идее выкупа земли неодобритель­но, Александр на заседании 4 де­кабря 1858 г. заставил их безогово­рочно принять новую программу реформы, движением руки прервав дискуссию на эту тему. В основу про­граммы была положена идея выкупа крестьянами земельного надела.

Затем сделали решающий шаг: к работе Главного комитета привлекли группу либералов во главе с Н. А. Ми­лютиным. На них возложили под­готовку предварительного проекта отмены крепостной зависимости. Ос­новой его стали идеи Милютина, вы­сказанные им осенью 1856 г. Этот проект Александр II подписал 1 фев­раля 1859 г. Начался новый этап под­готовки реформы.

1859-1860 ГОДЫ. «ХОРОШО, ЕСЛИ УСПЕЕМ БРОСИТЬ СЕМЯ...»

Подписанный Александром проект Милютина носил предварительный характер. Теперь следовало перенес­ти принципы этого проекта на об­щее законодательство.

Положив в основу реформы принцип наделения крестьян землёй за выкуп, Милютин и его группа не­избежно столкнулись с проблемой установления нормы земельного на­дела. Точные размеры земельного на­дела, который обязательно предостав­лялся бы крестьянину, необходимо

Н. А. Милютин. Литография. Вторая половина XIX в.

453

 

 

было знать. Далеко не всегда владе­лец земли и крестьянская община приходили к согласию по поводу количества приобретаемой за выкуп земли. Норма, однако, не могла быть общей для всей территории России. Во-первых, в стране к тому времени сложилось общинное и подворное землепользование. Первое получило распространение в большинстве центральных областей и на Севере, а второе — на Украине. (При общин­ном землепользовании земля перио­дически перераспределялась между членами общины в зависимости от размера их семей и количества ра­бочих рук. В случае подворного — наделы закреплялись за определён­ным домохозяином и не перерас­пределялись.) Во-вторых, площадь земельного надела в областях Запад­ной Украины и Западной Белорус­сии нельзя было устанавливать без учёта политического фактора: кре­стьянствовали там большей частью украинцы и белорусы, а землёй вла­дели поляки-католики. «Обижать землёй» крестьян в этих не всегда лояльных по отношению к центру областях было бы крайне невыгод­но для властей.

Другая немаловажная проблема состояла в различной ценности са­мой земли, что зависело от её плодо­родия. Нечернозёмные земли север­ных и центральных областей, не

столь плодородные, как чернозём­ные, ценились меньше, а потому и нормы крестьянских наделов здесь могли увеличиваться без ущерба для интересов помещика. Нормы наде­лов различались в силу природных особенностей конкретного уезда и даже села. Поэтому для каждой об­ласти было необходимо разработать местное положение, учитывающее её специфику.

Одновременно следовало при­нять во внимание проекты, разрабо­танные в местных дворянских коми­тетах. Таких проектов ожидалось 48, но на деле их было в два раза боль­ше. Несмотря на то что правительст­во ориентировало эти комитеты на рескрипт Назимову, дворянство при обсуждении вопроса о принципах реформы разделилось. Предлагались совершенно различные пути осво­бождения крестьян (в том числе без полевой земли), различные нормы надела, различные сроки и формы выкупа.

Справиться с подобного рода трудностями при подготовке доку­ментов реформы было совершенно не под силу престарелым членам Глав­ного комитета. Последние, ко всему прочему, отнюдь не сочувствовали новой программе преобразований, навязанной им Александром. Поэтому царю потребовалось особое учрежде­ние, которому и поручалось провести всю подготовительную работу в обход консервативно настроенного боль­шинства Главного комитета. Таким учреждением стали Редакционные ко­миссии — приказ об организации их император подписал 2 февраля 1859 г, Председателем комиссий был назна­чен граф Ростовцев.

Деятельность Редакционных комиссий — наиболее напряжённый и ответственный этап в подготовке реформы 1861 г. Именно на их засе­даниях были выработаны все основ­ные положения реформы.

Современники называли Редак­ционные комиссии «учреждением до­селе небывалым в России». Комиссии совершенно не вписывались в отрабо­танный законодательный механизм правительства империи, хотя фор­мально они и были созданы по образ-

Я. И. Ростовцев. Литография. XIX в.

454

 

 

цу Редакционных комиссий, сущест­вовавших при каждом дворянском ко­митете. Председатель Редакционных комиссий подчинялся, однако, не Главному комитету, а лично импе­ратору — последний мог руководить их работой непосредственно. Боль­шинство в Редакционных комиссиях составляли либералы, которые в Глав­ном комитете находились в меньшин­стве. Александр II, таким образом, со­вершенно сознательно поддержал ту концепцию реформы, которую отвер­гала консервативная часть Комитета. Ростовцеву удалось собрать в Комис­сиях цвет петербургской либеральной бюрократии: возраст участников ко­лебался от 35 до 45 лет, почти все они получили блестящее образование, от­личались профессиональным подхо­дом к предстоящей работе. Уже на третий день после начала заседаний Александр принял членов Редакци­онных комиссий и обещал им полную поддержку.

Деятельность Комиссий была гласной: о ней сообщали специаль­ные журналы, которые выходили тиражом до 3 тыс. экземпляров и рассылались по России. Комиссии пользовались разнообразнейшей информацией: последними достиже­ниями агрономической мысли того времени; трудами западных (прежде всего немецких) исследователей; данными геодезических наблюде­ний и местной статистики. Интен­сивность работы Комиссий по мер­кам традиционного для Петербурга бюрократического волокитства вы­зывала удивление современников: если Секретный и Главный комите­ты за 1857—1858 гг. провели 39 за­седаний, то Редакционные комиссии за год и семь месяцев — 409.

Учреждение, состав, характер работы и задачи Редакционных ко­миссий были весьма необычными, так же нетрадиционно проходили и их заседания. Им была свойственна атмосфера общего, как бы «семей­ного» дела. Комиссии работали на квартире, а летом — на даче Ростов­цева, отделения Комиссий собира­лись на квартирах и дачах своих представителей, в здании бывшего дворца Меншикова, где для Редакционных комиссий специально обо­рудовали огромный зал. Работа на­чиналась утром, а заканчивалась нередко далеко за полночь. Члены Комиссий не только сознавали всю необычность и важность предпри­ятия, участниками и исполнителями которого они стали, но и остро ощу­щали тот исторический цейтнот, в котором оказалась Россия из-за из­мучившего её крепостного вопроса. Точно сформулировал состояние чле­нов Комиссий Ростовцев: «Я бы очень желал, чтоб нам не слишком торо­питься, оно было бы вернее, однако, как никогда, нужно спешить; все мы должны понимать, что Россия снята, так сказать, с пьедестала — она теперь на блоках» (как бы в подвешенном состоянии. — Прим. ред.).

Разработка местных положений, определявших нормы земельного на­дела для каждой области России, явля­лась основной целью и содержанием работы Редакционных комиссий. Дру­гие задачи — определение личных и имущественных прав крестьян, ре­шение проблем, связанных с отноше­ниями между крестьянами, помещика­ми и провинциальными органами самоуправления, с порядком выкупа крестьянами земли. Этими вопросами занимались юридическое, админист­ративное, хозяйственное и финансо­вое отделения Комиссий.

Условие обязательного наделе­ния крестьян землёй было принято, и это стало первой победой либера­лов. Однако земля предоставлялась крестьянам не бесплатно, а за выкуп. Что же делать, если крестьянин не в состоянии заплатить выкуп? Рефор­маторы прекрасно понимали, что таких случаев в России будет подав­ляющее большинство. Поэтому они и предложили отдать крестьянам землю в бессрочное пользование с предоставлением рассрочки выку­па, обеспеченной финансовой под­держкой государства.

Но здесь либеральная часть Ре­дакционных комиссий столкнулась с сильным противодействием земель­ных собственников. Последние тре­бовали предоставлять земельные на­делы на строго определённый срок (как правило, на 20 лет). Если по

Когда губернские комитеты изготови­ли свои проекты об улучшении быта крестьян, они должны были представить их на рассмотрение главного комитета и прислать в Петер­бург своих депута­тов для совместного обсуждения дела в главном комитете. Так как проекты губернских комите­тов во многом различались между собой, то для их... согласования была образована при главном комитете особая редакцион­ная комиссия под председательством Я. И. Ростовцева (1859). Комиссия эта по ходу дела была разделена на четыре отделения, или четыре редакцион­ные комиссии. В состав их вошли как чиновники разных министерств, так и дворяне по пригла­шению Ростовцева... Комиссии обсудили все основания крестьянской реформы и состави­ли проект положе­ния об освобожде­нии крестьян. Проект этот был очень благожелате­лен для крестьян благодаря стараниям прогрессивных членов комиссий Н. А. Милютина, князя Черкасского, Ю. Ф. Самарина и других.

(Из сочинений С. Ф. Платонова.)

455

 

 

«Переход из крепостного состояния в срочнообязанное»

(т. е. в омут) — карикатура на крестьянскую

реформу, запрещённая цензурой.

истечении этого срока землю кре­стьяне не выкупят, то все наделы должны возвратиться в собственность помещиков. Такой вариант перечёр­кивал все планы реформаторов, же­лавших сделать крестьян не только свободными людьми, но и независи­мыми в будущем от помещика земель­ными собственниками. Крестьяне, не сумевшие выкупить землю, вновь бу­дут вынуждены идти на поклон к помещику, так как небольшой клочок усадебной земли не даст им всех не­обходимых средств к существованию.

Вопрос о времени выкупа на­дела стал камнем преткновения в I860 г., когда после смерти Ростов­цева Редакционные комиссии воз­главил министр юстиции В. Н. Па­нин. Он выступал за ограниченное время пользования земельным на­делом. Однако и на этот раз либе­ралов поддержал император, они вновь одержали победу. В проекте реформы была использована их формулировка.

В сентябре 1860 г. предваритель­ные работы Комиссий в основном завершились. 10 октября Комиссии были закрыты, и Главный комитет на­чал проверять результаты проделан­ной ими работы. Вместо графа Ор­лова председателем Комитета стал великий князь Константин Николае­вич, энергичный поборник реформ и покровитель петербургских либера­лов. Можно было приступать к состав­лению манифеста об освобождении крестьян и связанных с ним законов.

Под началом великого князя Константина заседания Главного комитета происходили почти еже­дневно, и уже 14 января 1861 г. царь подписал протоколы Комитета. Зако­нопроекты были рассмотрены ещё раз в Государственном совете — предпоследней законодательной ин­станции. Под нажимом царя работа и здесь продвигалась очень быст­ро — все документы Совет рассмот­рел за две с небольшим недели. На последней стадии их подготовки противникам Милютина всё же уда­лось внести ряд поправок. В частно­сти, нормы земельных наделов были уменьшены. Консерваторы сопро­тивлялись настолько последователь-

АЛЕКСАНДР II. ИЗ РЕЧИ

В ГОСУДАРСТВЕННОМ СОВЕТЕ

28 ЯНВАРЯ 1861 ГОДА

...Дело об освобождении крестьян, кото­рое поступило на рассмотрение Государ­ственного совета, по важности своей я считаю жизненно важным для России во­просом, от которого будет зависеть раз­витие её силы и могущества. Я уверен, что вы все, господа, столько же убеждены, как и я, в пользе и необходимости этой меры. У меня есть ещё и другие убеждения, а именно, что откладывать этого дела нель­зя... Вот уже четыре года, как оно длится и возбуждает различные опасения и ожида­ния как в помещиках, так и в крестьянах. Всякое дальнейшее промедление может быть пагубно для государства...

но и упорно, что даже императору приходилось всё время их убеждать в том, что принимаемые положения реформы не нанесут ущерба земле­владельцам. Милютин чувствовал всю зыбкость и ненадёжность либе­ральных достижений. «Сейчас не время для разногласий, — сказал он как-то на одном из заседаний Редак­ционных комиссий, — хорошо, если успеем бросить семя...»

19 февраля 1861 г., в шестую го­довщину своего вступления на пре­стол, Александр II подписал Манифест об освобождении крестьян. «Вы убе­дитесь, — заявил он на заседании Го­сударственного совета, — что всё, что можно было сделать для ограждения выгод помещиков, — сделано».

ПЕРВЫЕ ШАГИ

И ПЕРВЫЕ ИТОГИ

19 февраля 1861 г. «крепостное пра­во на крестьян, водворённых в поме­щичьих имениях, и на дворовых лю­дей» было отменено навсегда. Они объявлялись свободными в юриди­ческом отношении людьми. Однако связи крестьян с помещиками от­нюдь не обрывались: принятие зако­нов об освобождении ознаменовало лишь начало перехода крестьянства от крепостной зависимости к со-

456

 

 

стоянию свободных сельских обыва­телей и земельных собственников. В течение этого периода крестьяне были «обязаны отбывать в пользу помещиков определённые в местных положениях повинности работой или деньгами», поскольку их преж­ние хозяева предоставляли им в бессрочное пользование усадебную землю, а также полевые и пастбищ­ные наделы. Однако принципиаль­ное отличие нового состояния от крепостного заключалось в том, что обязанности крестьян чётко регла­ментировались законом и ограни­чивались во времени. В продолже­ние переходного периода бывшие крепостные крестьяне именовались временнообязанными.

Переходный период был вве­дён для того, чтобы не разорять помещиков и дать им возможность переустроить свои поместья для дальнейшей их обработки уже при помощи наёмных работников вмес­то крепостных крестьян. Учитывал­ся здесь и психологический аспект: мгновенная потеря даровой рабо­чей силы была бы слишком болез­ненна для привыкших к крепостно­му укладу помещиков.

По истечении срока временно­обязанного состояния крестьяне могли выкупать усадебную и надель­ную землю. Почему же реформаторы были непоколебимо уверены в том, что преобразования успешно пойдут именно в этом направлении? Ведь крестьянин как свободный человек мог и отказаться от надела, чтобы избежать необходимости выплачи­вать немалый выкуп?

Во-первых, творцы реформы не верили в то, что крестьяне начнут отказываться от земельных наделов: вне земли, вне собственной усадьбы они себя не мыслили. Количество же городов с их более привлекательным укладом жизни тогда было не очень велико — страна оставалась преиму­щественно крестьянской. Во-вторых, крестьянин получил лишь формаль­ную свободу: он «принадлежал» об­щине, и все вопросы, связанные с предоставлением земельных наде­лов, государство решало с ней, а не с отдельным хозяином. Уход из общины означал потерю земли. Да и само понятие индивидуальной, «частной» свободы было для кресть­янского сознания непривычным, чуждым. В-третьих, отказаться от по­левого надела крестьянин не мог, так как усадебная земля не обеспечива­ла потребностей его семьи. В таких условиях крестьянин не видел дру­гой возможности, кроме выкупа по­левого надела. Но в не менее жёсткие условия попал и помещик. Он имел право не продавать землю крестья­нам. Но воспользоваться этим пра­вом ему было невыгодно: выделен­ная крестьянам земля закреплялась за ними навсегда, их обязанности по отношению к помещику строго рег­ламентировались законом и не мог­ли удовлетворить его потребностей в деньгах. Поэтому помещику ниче­го не оставалось, как продать свою землю, а не оставаться вечно её не­полным собственником. Таким обра­зом, и помещики, и крестьяне могли поступать в основном так, как пла­нировали Редакционные комиссии: первые были вынуждены землю про­давать, а вторые — покупать её. Это создавало необходимое напряжение, пускавшее в ход механизм реформы. Расчёты реформаторов оправ­дали себя: через 20 лет после вступ­ления в силу Манифеста 1861 г. большинство крестьян внутренних губерний перешли на выкуп или уже выкупили усадебную и надель­ную землю. К 1881 г. на положении

Сельский сход. Фотография конца XIX — начала XX в.

457

 

 

АЛЕКСАНДРОВ ДЕНЬ

В тот год последний день Масленицы вы­дался в обеих столицах солнечным и хо­лодным. С самого утра в воздухе была разлита тревога. Петербургский гене­рал-губернатор П. Н. Игнатьев разо­слал экстренные инструкции в полицей­ские части города. Полкам было велено никуда не отлучаться и быть наготове. Городовых вооружили револьверами. В Москве пешие и конные патрули с заря­женными ружьями постоянно курсиро­вали по городу и даже заглядывали в трактиры. Чего же опасались власти? Нашествия неприятеля? Бунта? Эпиде­мии? Совсем нет. На тот день, 5 марта 1861 г., было назначено обнародование воли — Манифеста и Положения об от­мене крепостного права в России.

Подписанные государем 19 фев­раля 1861 г. Положение и Манифест об отмене крепостного права печата­лись в строжайшей секретности. За разглашение тайны типографским ра­бочим грозило серьёзное наказание. Слухи, всё же проникавшие в народ, неминуемо искажали суть дела, усили­вали напряжение и беспокойство в обществе. Шеф жандармов князь В. А. Долгоруков со свойственной его учреждению бдительностью запугивал царя и предрекал революцию, называя попеременно различные её причины — то недовольство дворян, то непонима­ние и «буйство» крестьян.

При всей тщательности и осторож­ности подготовки время для обнародо­вания царских указов было выбрано поразительно неудачно. Ведь на 5 мар­та в тот год пришлось Прощёное воскре­сенье — последний день Масленицы, по традиции хмельно и буйно празднуемой в народе. В сочетании с полицейскими приготовлениями (многие современни­ки расценили их как расчётливую про­вокацию противников реформы) это могло привести к самым плачевным по­следствиям. Однако, как бы то ни было, люди встретили объявление воли спо­койно и с достоинством.

Провалились в тот день и расчёты торговцев, увеличивших ради такого события — да ещё и на Масленицу! — запасы водки в лавках и кабаках. Люди, как сговорившись, нарушили их планы. В течение месяца продолжалась процедура объявления воли в городах и сёлах империи. И на протяжении все­го этого времени из губерний прихо­дили известия о необыкновенной трез­вости населения. В помощь местным властям и для обеспечения порядка во время обнародования Манифеста из столицы были командированы дове­ренные лица императора — флигель-адъютанты и генерал-майоры. Однако эту величайшую новость деревня вос­приняла сдержанно (исключения были редки). Горький опыт страданий, внут­реннее достоинство и житейское чутьё подсказали крестьянам, что не стоит давать повода к провокациям.

Не обошлось и без трагикоми­ческих случаев. Труднодоступный для понимания текст Положения не везде мог найти грамотного толкователя. Со­временник так описывал объявление воли в одном из селений Казанской гу­бернии. Долго, но тщетно старались кре­стьяне понять текст переданного им до­кумента. Понесли его попу, да того не оказалось на месте. Дьячок же прочи­тал нечто невразумительное. Бабы за­плакали навзрыд. Толпа двинулась к гра­мотному столяру. А тот был чтец не бойкий и, увидев бумаги, сокрушённо признался, что не в состоянии ни про­честь, ни растолковать их. Тогда посла­ли подводу за дельным грамотеем, ко­торый, по слухам, жил в соседней деревне... Толкователя потом, говорят, долго возили из села в село, кормили, поили и считали лучшим чтецом, по­скольку он находил для крестьян боль­ше «правое» в тексте, чем другие.

Подобные ситуации в тот период приводили и к редким, но трагическим случаям крестьянских волнений. Так произошло в селе Бездна Рязанской гу­бернии, где старовер-фанатик Антон Петров, по-особому прочитав текст Положения, убедил крестьян из близ­лежащих мест в том, что нашёл «ис­тинную волю», якобы скрываемую поме­щиками. Расстрел и гибель нескольких десятков крестьян стали убедительным опровержением его толкования.

Не всегда гладко шла эта небывалая реформа «сверху», но общие итоги об­народования её документов в крестьян­ской среде говорили о том, что достиг­нуто понимание и «низов». Мудрый человек и талантливый писатель Михаил

Евграфович Салтыков-Щедрин писал в те дни в журнале «Современник»: «Вник­ните в смысл крестьянской реформы, взвесьте все её подробности, припомни­те обстановку, среди которой она свер­шалась, и вы убедитесь... что, несмотря на всю забитость и безвестность, одна только нравственная сила народа и про­извела всю реформу».

Праздничный день 5 марта был на­зван в печати Александровым днём. Так общество выразило благодарность императору Александру II, выступив­шему инициатором освобождения кре­стьян. Современники вспоминали, как люди на улицах поздравляли друг дру­га с «гражданским воскресеньем». Однако ощущение праздника длилось недолго. Вскоре торжество граждан­ского раскрепощения было омрачено известием об отставке двух крупных деятелей крестьянской реформы — Сергея Степановича Ланского и Нико­лая Алексеевича Милютина.

Исторический росчерк пера Алек­сандра II, усилия лучших людей того времени и здравомыслие народа сде­лали необратимыми начавшиеся пре­образования в России. «Не тот народ имеет будущность, который умеет храбро умирать в битвах, на виселице и в каторге, — писал выдающийся ис­торик и литератор Константин Дмит­риевич Кавелин, — а тот, который уме­ет переродиться и вынести реформу».

Александр II. Литография

В. Валькиевича. Середина XIX в.

458

 

 

временнообязанных находились только 15% бывших помещичьих крестьян. В Западной Украине и За­падной Белоруссии крестьяне нача­ли выкупать землю сразу.

Реформа 1861 г. привела к ка­тастрофическому обезземеливанию русских крестьян. При предоставле­нии им земли закон исходил из того, что площади отводимых наде­лов должны быть такими, какими крестьяне пользовались до рефор­мы. Определение размеров этих площадей возложили на помещи­ков. Преимущество отдавалось «по­любовному соглашению» между землевладельцами и крестьянами. Если такого соглашения достичь не удавалось, в действие вступали жёст­кие нормы наделов, рассчитанные для каждой области России. При размерах дореформенного надела больше этой нормы помещик имел право отрезать «излишек» земли в свою пользу. И наоборот, к наделу меньше нормы землю следовало добавить. Однако в Редакционные комиссии помещики подавали зани­женные данные о размерах исполь­зуемых крестьянами наделов. Попыт­ки Комиссий увеличить нормы, как правило, не приводили к успеху. В результате крестьянское землеполь­зование (т. е. площадь обрабатывае­мой крестьянами земли) в 27 из 36 внутренних губерний сократи­лось в среднем на 20%, в некоторых губерниях — на 30%.

Для прожиточного минимума крестьянину требовалось от пяти до восьми десятин земли в зависимости от её плодородия. Большинство же крестьян (примерно 70%) получили наделы от двух до четырёх десятин. Более того, помещикам предостави­ли право самим решать, какие земли отвести крестьянам. Понятно, что лучшие участки, а также выгоны и водопои, без которых крестьяне не могли обходиться, остались у преж­них владельцев. Таким образом, ре­форматорам не удалось сделать из освобождённых крестьян полно­ценных и независимых земельных собственников. Отныне российские крестьяне станут испытывать посто­янный и мучительный «земельный

Б. Кустодиев.

Освобождение

крестьян.

голод», год от года будет происхо­дить обнищание тысяч людей, нере­шённость земельного вопроса пре­вратится в истинное проклятие для страны. Права помещиков, однако, были полностью соблюдены.

Пореформенные отношения между крестьянами и помещиками не были равноправными. При решении вопроса о размерах полевого надела частным собственником на землю выступал только помещик. Для кресть­ян не существовало даже понятия «собственность на землю». Они гово­рили, что земля ничья — «Богова», что землю можно только обрабатывать, но не владеть ею (отдавать кому-либо, завещать, менять и т. д.). Крестьяне ис­кренне недоумевали, почему поме­щикам оставляют так много земли. Помещики и крестьяне при решении земельного вопроса говорили на разных языках. Два взаимоисклю­чающих понимания проблемы — официально-правовое и традицион­но-крестьянское — стали основным изъяном реформы, ликвидировать который так и не удалось.

ВЫКУПНАЯ ОПЕРАЦИЯ

Прежде чем помещик будет прода­вать, а крестьянин покупать землю, требовалось определить её стоимость. Предлагалось установить выкуп по

459

 

 

ФИНАНСОВАЯ РЕФОРМА.

«НИ КОПЕЙКИ ИЗ ГОСУДАРСТВЕННОЙ КАЗНЫ...»

Поражение России в Крымской кампании и падение её международного престижа стали одной из основных причин, толкнувших правительство на проведение реформы. Перед российским правительством встала не­отложная задача — модернизировать вооружённые силы до уровня бое­способности передовых европейских армий. На это требовались деньги, и деньги очень большие: в обновлении нуждались не только вооружён­ные силы, но и экономика страны в целом. Задачу такого масштаба мож­но было решить только при условии форсированного строительства же­лезных дорог, создания капиталистической кредитной системы, развития новых отраслей тяжёлой промышленности.

Однако правительство не располагало средствами для финан­сирования такого рода предприятий. Состояние российских финан­сов во второй половине 50-х гг. было плачевным. В 1856 г. расходы государства превышали доходы на 307 млн. рублей, ценность денеж­ных знаков снизилась до 50%, а половину своего дохода государство получало от продажи водки. «Государственное банкротство неминуе­мо»,— предупреждал царя известный экономист Л. В. Тенгоборский, настаивая на «самых решительных мерах». «Теперь меня крайне оза­бочивает положение наших финансов, — писал в марте 1857 г. Алек­сандр II своему брату великому князю Константину Николаевичу, — оно таково, что нам надобно всеми средствами из него выйти». Од­нако главные потрясения России только предстояло перенести, и свя­заны они были с банковским кризисом 1858—1859 гг. Правительст­во тогда только приступало к разработке положений государственной реформы.

«В исходе 1858 г. и в начале 1859, — вспоминал управляющий Государственным банком Е. И. Ламанский, — обнаружились уже все признаки банковского кризиса, выдвигавшие на очередь вопрос о коренном переустройстве действовавшей тогда банковской системы». Происходило катастрофическое уменьшение наличности в государ­ственных кредитных учреждениях — со 1 50 млн. до 1 3 млн. рублей. Это могло полностью парализовать финансовую систему империи. Кризис банков был следствием порочной финансовой политики пре­дыдущих правительств, создавших благоприятные условия для непро­изводительных затрат помещиков: банки ссужали последних деньга­ми под залог «крепостных душ». В 1858 г. помещики, почувствовав неладное, бросились изымать свои денежные средства из банков, чем значительно подорвали их кредитоспособность. Правительство сроч­но приняло меры: выдачу денежных ссуд помещикам приостановили, а для того, чтобы вернуть уже изъятые из банков деньги, стали прода­вать помещикам специально выпущенные ценные бумаги, которые обеспечивали 5% годового дохода в течение 40 последующих лет. Банковский кризис удалось ослабить.

Реформа банковской системы, изменение принципов финансовой политики связаны с именами М. X. Рейтерна — министра финансов, Е. И. Ламанского, В. А. Татаринова — государственного финансового контролёра и Н. А. Милютина, вошедшего в комиссию по банковской реформе. В проведении нового финансового курса все они руководство­вались здравым смыслом и точным расчётом. Главная особенность этого курса — активное вмешательство государства в экономику страны. С начала 60-х гг. XIX в. правительство стало информировать общество о состоянии государственного бюджета, такие сведения раньше считались чуть ли не государственной тайной. Были уменьшены некоторые госу­дарственные расходы, созданы специальные акционерные общества, суб-

среднерыночной стоимости земли. Однако помещик терял не только землю, но и труд крестьянина, а по­тому хотел компенсировать потерю рабочих рук, т. е. получить выкуп и за землю, и за получившего свободу крепостного.

Правительство нашло способ заставить помещика не изымать причитающиеся ему за землю день­ги из Государственного банка. Ведь именно государство, помогая кре­стьянину, расплачивалось за землю с помещиком. За выкуп, который тот оставлял у государства, оно обя­залось выплачивать ему ежегодно столько же денег, сколько он полу­чал с крестьянина ещё до реформы в виде ежегодного оброка за поль­зование помещичьей землёй. Исхо­дя из этой суммы и высчитывался размер выкупа за землю.

Например, крестьянин до ре­формы, т. е. до своего освобожде­ния, ежегодно платил помещику оброк в 10 рублей. При выкупе зем­ли помещик должен получить такую сумму денег, которая, будучи поло­жена в банк, приносила бы ему еже­годный доход в те же 10 рублей. Эти деньги выдавались помещику из Го­сударственного банка. Банковская ставка в то время не превышала, как правило, 6% от общей суммы вкла­да. Таким образом, 10 рублей — это 6% от предполагаемой суммы вкла­да помещика, или от 166 рублей. Значит, сумма выкупа, которую по­мещик оставил бы в Государствен­ном банке и которая обеспечила бы ему ежегодный доход в 10 рублей, равнялась 166 рублям. Это и есть стоимость земли, сумма выкупа, Большая процентная ставка была бы невыгодна для Государственно­го банка, меньшая заставила бы по­мещиков изымать свои деньги, без­думно тратить их или вкладывать в другие банки.

Государство выступало здесь в роли ростовщика: крестьяне должны были выплачивать 49 лет по 6% от предоставленной им ссуды ежегодно. Таким образом, государство за их счёт расплачивалось с помещиками и получало к тому же немалый доход, так как за полвека крестьянам при-

460

 

 

 

шлось бы внести в банк три предо­ставленные им ссуды, а все проценты сверх того, что отдавалось помещику, государство забирало себе.

Крестьяне были переведены на обязательный выкуп в 1881 г., а зем­лю, согласно закону, начали выкупать лишь с 1 января 1883 г. А потому окончание выплат государству и полу­чение выкупленной земли в полную собственность крестьян приходилось на 1932 г. Выкупная операция нис­колько не ущемляла прав помещиков, не ухудшала она и финансового поло­жения государства — все издержки на проведение реформы оплачивали крестьяне. У многих современников реформы сложилось убеждение, что крестьян ограбили.

Отмена крепостного права и осво­бождение 25 млн. крепостных кре­стьян стали наиболее яркими дости­жениями крестьянской реформы. Однако главное её содержание не личная свобода крестьянина, сама по себе не столь уж ценная для него, а попытка решения вопроса о земле. Без наделения крестьянина доста­точным количеством земли нечего было и говорить о его свободе. Ре­форма повлекла за собой обеззе­меливание крестьян. Их права на землю были ограничены властью общины. Крестьянина фактически лишили права на свободу передви­жения. Можно ли в таком случае всерьёз говорить об освобождении крестьянства? Если сопоставить це­ли реформы (превращение крестьян в свободных земельных собствен­ников) и её результаты, то реформа 1861 г. провалилась. Строго говоря, она и не вводила принципиально новых отношений между сословия­ми, а скорее видоизменяла старые. Правовое положение крестьян после реформы не очень изменилось: они по целому ряду важных вопросов не подчинялись общегражданскому за­конодательству Российской импе­рии и продолжали оставаться низ­шим её сословием.

«Моё государственное здание нисколько не потеряло», — писал Александр II Папе римскому Пию IX, оправдывая   взятый  российским

сидировавшие строительство железных дорог и облегчавшие финансо­вые обязательства государства.

Таким образом не допускалось вмешательство зарубежных ка­питалистов в российскую экономику. Новым предприятиям тяжёлой промышленности — машиностроительным, металлургическим (в част­ности, сталелитейным рельсовым), военным — предоставлялись госу­дарственные заказы на много лет вперёд. Продукция этих предпри­ятий покупалась по завышенным ценам, они получали высокие премии. Другими словами, государство всемерно поддерживало заводы и фаб­рики в период освоения ими передовых технологий, новой продук­ции. Кроме того, во время кризисов и хозяйственных затруднений банкам и предприятиям, оказавшимся на грани краха, была обеспе­чена финансовая помощь государства. Оно нередко выкупало их и перепродавало на льготных условиях новым хозяевам-капиталистам. Благодаря экономической и финансовой политике, проводимой пра­вительством в годы Великих реформ, в России начал складываться государственный капитализм. Министр внутренних дел П. А. Валуев весьма точно определил в письме к царю результаты этой политики: «Одного росчерка пера Вашего Величества достаточно, чтобы отме­нить весь Свод законов Российской империи, но никакое высочайшее повеление не сможет ни поднять, ни понизить курса государственных кредитных бумаг на Санкт-петербургской бирже».

Но была и другая сторона у взятого правительством внутри­политического курса: финансовый кризис 1858—1859 гг. стал настоящим бичом крестьянской реформы. Он предопределил тяжёлые условия освобождения крестьян. На реформу у государства просто-напросто не оказалось денег. Приняв за основу идею выкупа кресть­янами надельной земли, правительство прекрасно понимало, что кре­стьяне сами никогда не смогут заплатить этот выкуп. Они нуждались в поддержке казны. Так поступили, например, в Пруссии и Австрии, где крестьяне получили от государства безвозмездную ссуду для вы­купа земельного надела. В России такой путь был совершенно невоз­можен. Правительство не могло предоставить крестьянам безвозмезд­ную ссуду, а тем более — отстоять перед помещиками достаточно высокие нормы земельных наделов: это сразу повышало величину выкупа. Пошли по наиболее простому пути: обязали крестьянина оплатить свой полевой надел, т. е. вернуть всю ссуду, которую он получит от государства для постепенного, а не единовременного вы­купа земли. «В видах финансовой осторожности, — сообщали в 1859 г. Редакционные комиссии в самый разгар банковского кризиса, — сле­дует принять за правило, что выкупная операция, так сказать, питает сама себя, не обременяя государственное казначейство новыми по­стоянными расходами».

Выкупная операция очень быстро возвратила Государственно­му банку долги помещиков. Банк наживался благодаря поступавшим от крестьян платежам за полевые наделы. Эти платежи значительно превышали размеры государственной ссуды. Например, выкупная ссуда у крестьян Воронежской, Курской и Орловской губерний равня­лась в сумме 7,5 млн. рублей, крестьяне же внесли в банк 13 млн. руб­лей. Разница в 5,5 млн. рублей составила чистый доход Государст­венного банка.

Все финансовые издержки правительства покрывались за счёт крестьянских платежей. В Российской империи быстро нашли источ­ник компенсации государственных расходов — долготерпеливое рус­ское крестьянство. Правительство не потратило ни копейки на про­ведение Великой реформы, которая должна была превратить 26 млн. крепостных крестьян в земельных собственников.

461

 

 

 

Крестьянские дома. Конец XIX — начало XX в.

правительством курс на реформы. Приоритет в решении именно госу­дарственных задач в ходе реформы был совершенно очевиден. Только го­сударство получило от реформы без­условную и неоспоримую выгоду. Оно стало более сильным, получив колос­сальный резерв дешёвой рабочей силы из обнищавших крестьян, а зна­чит, и возможность быстрого про­мышленного развития; мощную ар­мию, а впоследствии — и стабильные финансы. Международный престиж империи возрос благодаря не только её победе в Балканской войне 1877— 1878 гг., но и избавлению от средне­вековых пережитков. Однако самое главное заключалось в следующем: государство повысило свой авторитет тем, что само начало и провело в жизнь Великие реформы. Но повы­шение престижа государства оплачи­валось крестьянством, по-прежнему

пребывающим в нищете, безземелье и бесправии.

Вот почему многие прозорли­вые современники реформ высказы­вались о будущем весьма мрачно. В этом смысле замечание министра народного просвещения А: В. Голов­кина звучит пугающе пророчески. «За последние сорок лет, — писал он на исходе 70-х гг., — правительство много брало у народа и дало ему очень мало. Это несправедливо. А так как каждая несправедливость всегда наказывается, то я уверен, что нака­зание это не заставит себя ждать. Оно настанет, когда крестьянские дети, которые теперь грудные мла­денцы, вырастут и поймут всё то, о чём я только что говорил. Это может случиться в царствование внука на­стоящего государя». Внуком Алек­сандра II был последний российский император Николай II.

462

 

 

СУДЕБНАЯ РЕФОРМА

«При крепостном праве в сущности не было надобности в справедливом суде. Настоящими судьями тогда были только помещики, — писал один из авторов судебной реформы юрист статс-секретарь Государствен­ного совета С. И. Зарудный. — От помещика зависели все соотноше­ния и к крестьянам, и к земле... и бар­щина, и жизнь, и смерть крестья­нина...» Но перестроить основания российской судебной системы стало необходимо не только вследствие освобождения крестьян и уравнива­ния их в правах с другими сословия­ми. Пришла пора пересмотреть кон­цепцию российского права в целом. Сущность прежнего российского законодательства состояла не в защи­те прав личности или гражданских прав, а в принуждении к послушанию. Само понятие законности было связа­но не с абсолютной и для всех одина­ковой силой закона, а с исполнением воли самодержца. Монаршая воля яв­лялась высшим и неоспоримым ис­точником закона. Идеи законности не играли, таким образом, самостоятель­ной роли, они лишь обслуживали пирамидальную структуру власти с монархом на её вершине. В силу этого отсутствовало разграничение между судебной (толкующей и защищаю­щей закон) и административной (занимающейся собственно управле­нием) властями. С точки зрения мо­нарха, они не могли быть разделены: управление обществом означало от­правление закона, и наоборот. Евро­пейская законодательная традиция того времени предлагала другой взгляд: закон рождается из стрем­ления общества упорядочить свою жизнь, а не навязывается правитель­ством или правителем.

СОДЕРЖАНИЕ РЕФОРМЫ

Результатом реформы стало созда­ние новой системы судов и законо­дательства, ни в чём не уступающей соответствующим системам запад­ноевропейских стран того времени. Идея абсолютной, для всех равной и управляющей обществом законно­сти была положена в её основание. Судебную реформу историки назы­вают наиболее успешным предпри­ятием преобразователей России. По значимости она сопоставима с отме­ной крепостного права.

Новые судебные уставы разра­батывались выдающимися россий­скими юристами. При этом был ис­пользован опыт организации судов в европейских странах. Уставы на­чали вводить в действие 20 ноября 1864 г. В основу судопроизводства был положен принцип независимо­сти судей от администрации. Они назначались царём или сенатом по­жизненно. Смещение судей допус­калось только по их собственному желанию или по решению суда. За царём сохранялось лишь право на помилование. Судебные процессы становились гласными, публичны­ми и состязательными — залы су­дебных заседаний открывались для всех желающих. Вводился институт адвокатов — представителей и за­щитников сторон на судебных про­цессах. Учреждался суд присяжных заседателей, пользующихся автори­тетом представителей гражданского

Суд присяжных при Александре II.

463

 

 

населения. Присяжные заседатели участвовали в судебных слушаниях и в вынесении приговора судьёй.

Всё это было новым и необыч­ным для российского судопроиз­водства: ведь издревле, со времён Московского государства, судебная система страны полностью контро­лировалась администрацией, а о присутствии на суде присяжных и речи быть не могло.

Структура российского суда сильно упрощалась. Вводились два вида суда: мировой и общий. Ми­ровые судьи утверждались в долж­ности сенатом. Мировой суд был единоличным, присяжные в нём не участвовали, так как суд стремился к примирению сторон и разбирал ма­лозначительные уголовные преступ­ления и гражданские дела, в которых ущерб пострадавшей стороны не превышал 500 рублей. Мировой су­дья, однако, обладал и правом выно­сить приговор. Приговор мог обжаловаться на съезде мировых судей округа. Мировые судьи избирались по 108 специально созданным для этого округам уездными земскими собраниями из кандидатов, прохо­дивших по возрастному, имущест­венному и образовательному цензам.

Общий суд состоял из окружных судов (как правило, по одному на гу­бернию) и судебных палат (одна на несколько судебных округов). Все уго­ловные дела рассматривались с уча­стием присяжных заседателей. Дела о государственных преступлениях вхо­дили в компетенцию не окружных судов, а судебных палат. Слушания в последних проходили при участии представителей от сословий. В судеб­ных палатах обжаловались и решения окружных судов. Высшей судебной инстанцией был сенат. Он выступал как орган судебного надзора за со­блюдением судебных уставов и про­цедуры судопроизводства. В случае их нарушения сенат мог вернуть дело в суд для повторного разбирательства.

Изменилось отношение об­щества к суду и законодательству. Решение того или иного спорного вопроса зависело теперь не от долж­ностного лица, которому можно было дать взятку, а от толкования

закона посредством публичной су­дебной процедуры. Быстро уве­личилось число юристов, обслужи­вающих всё возраставшие правовые потребности общества. Статус юри­ста повысился, адвокатские и но­тариальные конторы постепенно сделались неотъемлемой частью российского городского уклада.

Мировой судья. Конец XIX — начало XX в.

ОГРАНИЧЕННОСТЬ РЕФОРМЫ

Однако уже с 1866 г., когда судебные учреждения только начали вводиться, от властей последовали различные «изъятия», «дополнения» и «разъясне­ния», которые ограничивали деятель­ность новых судов. В 1866 г. судебные чиновники ставились в зависимость от губернатора, к которому обязаны были являться по первому вызову и «подчиняться его законным требова­ниям». Закон 1871 г. передавал произ­водство дознания по политическим делам жандармерии, а с 1878 г. значи­тельная часть политических дел пере­давалась военным судам. Закон 1872 г. ограничивал публичность судебных заседаний и освещение их в печати.

Новая судебно-правовая систе­ма не распространялась на крестьян. Хотя они освобождались от вотчин­ного суда помещика и пользовались почти равными правами с предста­вителями других сословий, на кре­стьян смотрели как на группу насе­ления, обладающую отличным от других правовым статусом. Так, все спорные имущественные вопросы между крестьянами и дела о преступ­лениях решались не в общем суде, а в особых крестьянских судах, члены которых выбирались из крестьян же. Эти суды, получившие название во­лостных, могли выносить приговоры не на основании всеобщего граж­данского права, а исходя из местных обычаев. Деятельность волостных судов контролировалась особыми органами надзора. К последним об­щая судебная администрация не име­ла никакого отношения. Они суще­ствовали как бы сами по себе, на обочине российской системы судо-

464

 

 

Знак волосного судьи.

производства. Нормы, согласно ко­торым наказывались крестьяне, не подпадали под всеобщие. Волостной суд, например, мог приговорить кре­стьянина не старше 60 лет к телес­ному наказанию, упразднённому для остальных сословий. Губернатор, на­против, такого права уже не имел: подвергая порке крестьянина, он рисковал получить судебное взыска­ние со стороны сената.

Правовые отношения, приня­тые для всего населения России вне зависимости от возраста и сословия, были недоступны для крестьян. Для них установили особый правовой режим. Власть видела в этом сосло­вии, обеспечивающем существова­ние общества, основу собственного благополучия. А потому закрепление крестьянина за земельным наделом рассматривалось ею как задача госу­дарственной важности. В итоге иму­щественные права крестьянина бы­ли сужены: он получал землю как собственность, служащую для защи­ты государственных интересов, при­том выдавалась она не отдельному крестьянину, а общине. Крестьянин не мог распоряжаться наделом как частный собственник: дарить, заве­щать, продавать землю или отказать­ся от неё. Более того, свобода его передвижения сильно ограничивалась правом общины вытребовать ушед­шего в город крестьянина обратно в полицейском порядке. Только общи­на имела право выдавать паспорт крестьянину, желавшему отправить­ся на заработки. Паспорт был дейст­вителен пять лет.

Все эти ограничения первона­чально мыслились как условие успеш­ной выплаты крестьянами государст­венной ссуды, предназначенной для выкупа земли. Однако ограниченный характер крестьянской собственности сохранялся и в дальнейшем — кресть­ян не рассматривали как частных соб­ственников земли. Это привело к тому, что огромная группа населения оказалась вне сферы действия обще­гражданского законодательства. Для одной части населения законы дейст­вовали, для другой — нет. Российское общество не стало правовым.

Отношение к крестьянству как к совершенно непохожей на другие группе населения было свойственно значительной части общества. «С удивлением приходится убедиться в том, — писал известный правовед К. Зайцев, — что политики самых различных взглядов, от крайних реакционеров до самых ярых ре-

Знак председателя волостного суда.

465

 

 

О ДЕЯТЕЛЬНОСТИ НОВЫХ СУДОВ (ИЗ ОТЧЁТА

Д. Н. ЗАМЯТНИНА, МИНИСТРА ЮСТИЦИИ И ОДНОГО

ИЗ АВТОРОВ СУДЕБНОЙ РЕФОРМЫ)

Присяжные заседатели, состоящие иногда преимущественно из кре­стьян (например, в Ямбурге из 12 заседателей было 11 крестьян), впол­не оправдали возложенные на них надежды; им часто предлагались весьма трудные для разрешения вопросы... и все эти вопросы, благо­даря поразительному вниманию, с которым присяжные заседатели вникают в дело, разрешались в наибольшей части случаев правильно и удовлетворительно.

ИЗ ЗАПИСКИ А. М. УНКОВСКОГО,

ЮРИСТА, ВИДНОГО ОБЩЕСТВЕННОГО ДЕЯТЕЛЯ

Говорят, что суд присяжных у нас в настоящее время невозможен, потому что народ недостаточно развит для этого учреждения. Я не понимаю вовсе этого возражения. Что значит: недостаточно развит, и какая нужна степень развития для наглядного суждения о факте по совести и здравому смыслу? Присяжным именно это только и нужно, а русский народ, конечно, не имеет недостатка ни в здравом смысле, ни в добросовестности.

волюционеров... учёные и писатели самых разных направлений... все вос­торженно относились к идее какого-то особого русского национального крестьянского права. Таким образом, как раз по тому вопросу, неудачное решение которого свалило и разру­шило Россию, правительство, обще­ство и народ были вполне едины». Главным вопросом для России в то время был вопрос о земле и собст­венности. Частично проведённая судебно-правовая реформа стала ещё одной частью его неудачного решения. С одной стороны, россий­ский суд стал более мягким, либе­ральным, судебная практика при­близилась к европейской. С другой стороны, из сферы этих преобразо­ваний были исключены миллионы крестьян, а наиболее важные ре­зультаты реформы вскоре были ог­раничены правительством.

ЗЕМСКАЯ РЕФОРМА

«В ПРЕДЕЛАХ, ЗАКОНОМ ОПРЕДЕЛЁННЫХ»

Крестьянская реформа 1861 г. стала первой в череде преобразований второй половины XIX в. Отмена кре­постного права повлекла за собой переустройство всей государствен­ной и общественной жизни страны. Крестьян объявили свободными людьми. Их наделили почти всеми правами, записанными в Своде зако­нов Российской империи. Однако с началом правового уравнивания со­словий закономерно возник вопрос: целесообразно ли сохранять и впредь раздельное самоуправление сословий, существовавшее со времён Екатерины II? Органы самоуправле­ния были и у дворян (дворянские корпорации), и у купцов (купеческие гильдии), а после реформы 18б1 г. — и у крестьян (сельское и волостное самоуправление). В 1864 г. Алек­сандр II утвердил «Положение о губернских и уездных земских учреж­дениях». В документе определялись права и обязанности новых органов единой внесословной системы мест­ного самоуправления.

Земство имело в России глу­бокие исторические корни. Мест­ное самоуправление и периоди­чески созываемые на его основе земские соборы играли важную роль в российской политической истории вплоть до второй полови­ны XVII в. Даже род Романовых во­царением обязан Земскому собору 1613 г. И только по мере укреп­ления царской власти, создания разветвлённого государственного аппарата и мощной армии роль земщины постепенно сошла на нет.

ПОДГОТОВКА РЕФОРМЫ

Возвращаясь к земскому самоуправ­лению, царская власть отнюдь не собиралась реставрировать земство

466

 

 

в его древнем виде. Местные ор­ганы самоуправления были призва­ны уменьшить давление на общест­во бюрократической пирамиды, которая уже с трудом поддавалась контролю сверху. Чиновничье-административную систему критико­вали большинство общественных деятелей той эпохи. Многие из них видели в бюрократии главный ис­точник зла для России. Министр внутренних дел П. А. Валуев, типич­ный представитель бюрократии, писал в дневнике: «Везде преоблада­ет у нас стремление сеять добро силою. Везде пренебрежение и не­любовь к мысли, движущейся без особого на то приказания». В марте 1859 г. при Министерстве внутрен­них дел была создана комиссия под председательством Н. А. Милютина, занимавшаяся разработкой про­ектов преобразования местных ор­ганов самоуправления. В апреле 1861 г. комиссию возглавил Валуев. С этого момента подготовка Зем­ской реформы начала набирать темп. Ровно через год — в апреле 1862 г. — Совет министров уже обсуждал документы о реформе, в июне её главные положения утвер­дил царь, а осенью о них информи­ровали общественность. Дебаты о реформе прошли в дворянских со­браниях, и в марте 1863 г. комиссия Валуева в основном завершила ра­боту над двумя проектами: над «По­ложением о губернских и уездных земских учреждениях» и Временны­ми правилами (для этих же учреж­дений). В мае — декабре проекты рассматривал Государственный со­вет, а 1 января 1864 г. закон о зем­ских учреждениях вступил в силу.

Такова хроника главных собы­тий в подготовке реформы. Но рабо­та над её документами проходила да­леко не гладко и порой приобретала драматический характер. Инициатива власти в переустройстве уездных и губернских учреждений во многом отвечала требованиям времени: с одной стороны, общество предпочи­тало решать свои проблемы самостоя­тельно, без «государевой» опеки. С другой — государство теперь могло разгрузить административный аппарат, переложив значительную часть дел на органы самоуправления.

Сложились различные мнения о том, как следует реорганизовать местные органы самоуправления. И это не могло не отразиться на рабо­те комиссии. Сложнее всего было чётко определить, сколько власти доверить земству. Серьёзные затруд­нения возникали, когда сталкива­лись противоположные точки зре­ния и членам комиссии не удавалось прийти к компромиссу. И тогда толь­ко личное вмешательство императо­ра заставляло комиссию делать ещё один шаг вперёд.

Подобная ситуация возникла, когда комиссия Милютина два года не могла выработать общего мнения о статусе земских учреждений: будут они зависеть от государственных органов или нет. Ответ на этот во­прос дала уже комиссия Валуева. Земства пользовались определённой самостоятельностью, но государство оставляло за собой право контроля над их деятельностью. Казалось бы, безвыходное положение сложилось и позже, на заключительном этапе подготовки реформы — при обсуж­дении её документов в Государствен­ном совете. Наряду с проектами, представленными комиссией Валуе­ва, в Государственный совет посту­пили две записки — главноуправ­ляющего II Отделением Собственной

ИЗ «ПОЛОЖЕНИЯ О ГУБЕРНСКИХ

И УЕЗДНЫХ ЗЕМСКИХ УЧРЕЖДЕНИЯХ»

Ст. 2. Дела, подлежащие ведению земских учреждений в губер­нии или уезде, по принадлежности, суть:

...II. Устройство и содержание принадлежащих земству зданий, других сооружений и путей сообщения, содержимых за счёт земства.

III. Меры обеспечения народного продовольствия (в случае го­лода или эпидемий. — Прим. ред.).

IV. Заведование земскими благотворительными заведениями и прочие меры призрения; способы прекращения нищенства; попече­ние о построении церквей...

VII. Участие, преимущественно в хозяйственном отношении и в пределах, законом определяемых, в попечении о народном образова­нии, о народном здравии и о тюрьмах...

Ст. 7. Земские учреждения в постановлениях и распоряжениях своих не могут выходить из круга указанных им дел; посему они не вмешиваются в дела, принадлежащие кругу действий правительствен­ных, сословных и общественных властей и учреждений...

467

 

 

Знак члена

избирательной

комиссии.

Его Императорского Величества канцелярии барона М. А. Корфа и бывшего председателя комиссии Н. А. Милютина.

В записках содержались по сути дела ещё две концепции ре­формы. Разногласия прежде всего коснулись вопроса о представитель­стве различных сословий в земских учреждениях, а следовательно, и из­бирательной системы. Хотя прави­тельство заявило о том, что земские учреждения будут всесословными, комиссия Валуева стремилась «со­хранить за дворянством то значе­ние, которое принадлежит ему на самом деле». В основу реформы был положен имущественный ценз, ког­да избирательный голос получает в сущности не человек, а его иму­щество. Тот, кто владеет имущест­вом, которое стоит меньше установ­ленной законом суммы, не может участвовать в выборах. В начале 60-х гг. XIX в. владельцами самого ценного имущества — земли — ос­тавались дворяне, и реформа, таким образом, обеспечивала их приори­тет в земских учреждениях. Корф предлагал отказаться от примене­ния имущественного ценза среди крестьян и выбирать одного глас­ного (депутата) от 4 тыс. сельских жителей. Милютин предпринял по­пытку создать действительно всесо­словное представительство. Он на­стаивал на том, чтобы количество гласных определялось не на осно­вании имущественного ценза, а по показателю численности населения (например, один гласный от 300 душ мужского пола уездного насе­ления, а от городов — один гласный от тысячи душ мужского пола). При этом он вводил ограничения, ко­торые не позволяли общему коли­честву гласных от городов превы­сить общее количество избранных от сельской местности, а количест­ву гласных от помещиков — пре­высить количество представителей от остального сельского населения. Столкновение столь различных то­чек зрения поставило реформу на грань провала. И только под силь­ным нажимом Александра II Госу­дарственный совет принял ряд по-

правок, смягчивших проект Валуе­ва. В таком виде документы были ут­верждены императором.

ЗЕМСКИЕ УЧРЕЖДЕНИЯ

Принятое Положение о земских уч­реждениях выглядело следующим образом.

Земские учреждения — губерн­ские и уездные собрания и управы — создавались на основе свободных выборов, проводимых раз в три года. Все избиратели делились на три группы, или курии. Первая курия была исключительно сословной, крестьянской. Относительно этой курии общее правило имуществен­ного ценза не действовало. Вторая и третья объединяли избирателей с различным имущественным положе­нием: вторая — владельцев не менее 200 десятин земли каждый, третья — недвижимого имущества (обычно дома) стоимостью от 500 до 3 тыс. рублей. Как правило, во вторую ку­рию входили дворяне-помещики, не имевшие недвижимости в городе, а в третью — богатые горожане, прежде всего купцы.

Первоначально избиралось земское собрание уезда. Выборы в крестьянской курии были много­ступенчатыми. Каждое сельское об­щество выбирало представителей на волостной сход. На сходе изби­рали выборщиков, и только послед­ние выбирали гласных (представи­телей) в уездное земское собрание. Оно в свою очередь выбирало чле­нов губернского земского собрания. И уездное и губернское собрания проводили заседания один раз в год. На первых заседаниях изби­рались соответственно уездная и губернская земские управы (состоя­щие в уездах из трёх лиц, в губер­ниях из семи) и их председатели. Управы заседали постоянно и рас­сматривали текущие дела в переры­вах между земскими собраниями. Председателями последних были предводители дворянства — уезд­ные и губернские соответственно.

После первых выборов в уезд­ных земских собраниях на дворян

468

 

 

приходилось 42% гласных, кресть­ян — 39%, купцов — 11%, на духо­венство — 6,5%. Представителей от других сословий было немного.

В компетенцию земских орга­нов входили вопросы исключитель­но экономические, а точнее хозяйст­венные. Земства ведали местными денежными и натуральными повин­ностями, имуществом, дорогами, больницами, вопросами народного образования, земской почтой, благо­творительными учреждениями, обес­печением населения продовольстви­ем, страхованием, хозяйственным обеспечением тюрем.

Земства пользовались значи­тельной самостоятельностью, но их деятельность контролировалась го­сударством. Например, губернатор мог приостановить исполнение по­становления земского собрания. В таком случае дело возвращалось земству на повторное рассмотре­ние. Последнее было вправе вновь принять то же постановление. Если действие этого постановления гу­бернатор приостанавливал ещё раз, то спор переносили в сенат, за ко­торым было решающее слово.

СКОЛЬКО ВЛАСТИ У ЗЕМСТВА?

Деятельность земств осложнялась из-за отсутствия у них принуди­тельной власти: полиция им не под­чинялась. Это не позволяло земст­вам эффективно контролировать проведение в жизнь своих решений. Реформа так и была задумана. Как учреждения исключительно обще­ственные, земства не допускались к государственному управлению. Им запрещалось предпринимать сов­местные действия даже во время эпидемий или голода, когда такие действия были необходимы. Не об­ладали земства полной финансовой самостоятельностью. Не могли они и создавать какие-либо объединяю­щие их органы наподобие обще­земского съезда.

Однако в предложениях об из­менении государственного устройства России, которые земства на­правляли в «верноподданнейших ад­ресах» на имя императора, идея со­зыва такого съезда была главной. Она исходила от либерально на­строенных земских деятелей, высту­павших за придание земству госу­дарственного статуса, близкого к парламентскому. Собственно этими предложениями и ограничилась по­литическая активность земства. Тем не менее власти болезненно реа­гировали и на неё. Например, пе­тербургское губернское земство в 18б7 г. высказалось за участие земств в законодательной работе, поэтому высочайшим повелением оно было распущено на три года. Более того, по закону 1867 г. «О порядке произ­водства дел в сословных и общест­венных собраниях» гласные отвеча­ли перед судом, если принимали решения по вопросам, которые вы­ходили за рамки их компетенции.

Адресная кампания достигла апогея, когда в результате победы России в войне с Турцией 1877— 1878 гг. Северная Болгария по­лучила статус конституционной монархии. Казалось абсурдом, что русский народ, избавивший Болга­рию от турецкого ига и тем самым способствовавший установлению в этой стране конституционного строя, сам конституции не имел. В апреле 1879 г. в Москве даже со­брался первый нелегальный об­щеземский съезд. Участвовали в нём, однако, всего 22 человека, при­чём половина из них представляли

Г. Мясоедов. Земство обедает. 1872 г.

469

 

 

Врачи и служащие земской больницы в Дмитрове. Фотография начала XX в.

земства только двух губерний — Тверской и Черниговской.

Земства в большинстве своём были аполитичны и лояльны престо­лу. Однако власти, испуганные уси­лением терроризма и нигилистиче­ских настроений, особенно среди молодёжи, всё-таки пошли на сбли­жение с земскими либералами. По поручению великого князя Констан­тина Николаевича государственный секретарь Е. А. Перетц летом 1880 г. подготовил проект, который пред­усматривал присоединение к Го­сударственному совету собрания земских представителей. Этому со­бранию придавался исключительно совещательный характер. Однако оно стало бы прообразом будущего парла­мента. Предложения Перетца были учтены в проекте министра внутрен­них дел М. Т. Лорис-Меликова. Этот второй документ император одобрил утром 1 марта 1881 г. Александр вы­разил пожелание, чтобы проект ре­формы обсудил Совет министров на заседании, назначенном на 4 марта. Два часа спустя Александр II пал жертвой покушения террористов. Судьба либерального проекта была, таким образом, предрешена.

** *

Создание земских учреждений и их деятельность изменили жизненный уклад российской провинции. Ста­ли привычными земские школы, больницы, приюты. Земские учите­ля в сёлах обучали грамоте взрос­лых и детей. Врачи из благородных побуждений оставляли прибыльную городскую практику и возглавляли земские больницы в отдалённых де­ревнях. Земские юристы отстаивали права крестьян в суде. Возникло по­нятие земского уклада жизни с осо­быми чертами и правилами, собст­венными деятелями — земскими врачами, учителями и агрономами. Впервые в России проводилась пе­репись крестьянского населения, чем занималась земская статисти­ка. Предоставление небольших де­нежных ссуд позволило земствам несколько ускорить достижение крестьянскими хозяйствами эконо­мической независимости.

470

 

 

Занятия в земской школе. Фотография начала XX в.

Общество постепенно убежда­лось в том, что свои проблемы оно должно и может решать без вмеша­тельства государства, что такое вме­шательство — явление нездоровое. Творцы реформы не отдавали себе отчёта в том, что преобразования

общества вызывают к жизни тради­ционный российский вопрос: власть Государя или власть Земли? Пытаясь найти ответ на этот вопрос, общест­венное мнение двигалось к идее кон­ституционной монархии, ограниче­ния самодержавия законом.

 

 

 

ДМИТРИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ МИЛЮТИН

(1816—1912)

«Мы не знаем в русской истории XIX века министров, которые бы вступили на свою должность при таких горячих приветствиях общест­венного мнения», — писал о Дмит­рии Алексеевиче Милютине один из его современников князь П. В. Дол­горуков. Светлая голова, человек раз­носторонних дарований, обширных

и глубоких познаний, искренний патриот, Милютин был одним из тех государственных деятелей, которые вынесли на своих плечах основную тяжесть реформ 60—70-х гг. XIX в. Он — творец новой русской армии, вооружённой, обученной и управ­ляемой по европейским образцам. Среди исторических личностей

471

 

 

времён правления Александра II Дмит­рий Милютин пользовался едва ли не наибольшей популярностью. Со­временники ещё при жизни Дмит­рия Алексеевича высоко оценили его заслуги перед отечеством.

Дмитрий Алексеевич родился в московской дворянской семье, кото­рая не имела глубоких аристократи­ческих корней. Потомственное дво­рянство Милютины получили только в 1740 г. Алексей Михайлович Милю­тин, отец будущего военного рефор­матора, был хорошо образованным человеком. Мать Милютина принад­лежала к старинному дворянскому роду Киселёвых и приходилась род­ной сестрой крупному государствен­ному деятелю николаевской эпохи Павлу Дмитриевичу Киселёву.

Первоначальное образование Дмитрий вместе со своими братьями получил в Благородном пансионе при Московском университете, кото­рый закончил в 1833 г. с серебряной медалью. Уже в 13~летнем возрасте он пишет первые работы по литера­туре и математике. А за год до окон­чания пансиона, в 16 лет, издаёт свой первый труд «Руководство к съёмке планов с применением мате­матики».

Из Москвы Милютин отправля­ется в Петербург. Здесь его ждёт служба в гвардии, а затем Военная академия, которую он, поступив сра­зу в последний класс, блестяще за­канчивает в 1836 г. Милютин слу­жит в Генеральном штабе, а в 1839—1845 гг. — в. войсках Кавказской линии и При­черноморья. Там ему при­ходится принимать уча­стие в боевых действиях. Непосредственный на­чальник Дмитрия Ми­лютина генерал-лейте­нант П. X. Граббе отмечал храбрость и хладнокро­вие своего адъютанта, ха­рактеризовал его как од­ного «из самых отличных офицеров армии». Именно Милютин, будучи начальни­ком штаба Кавказской ар­мии, разработал план военной операции, во время которой русские войска взяли аул Гуниб и пле­нили Шамиля. Это предрешило покорение Кавказа.

Однако это были годы не толь­ко службы, но и упорной учёбы: серь­ёзного изучения физики, геодезии, топографии и других специальных дисциплин. Не оставляет Милютин и своего давнего увлечения изящной словесностью. О необычайной эрудиции молодого офицера свидетельст­вуют написанные им для Военно-энциклопедического словаря 150 статей по математике, астрономии, геодезии, физике, военным наукам, а также его работы по военной истории — «Трид­цатилетняя война» и «Суворов как полководец».

Глубокие знания Милютина в области военных наук и военной ис­тории были замечены. В 1845 г. его, 29-летнего, избирают профессором Военной академии. Сначала он чита­ет лекции по военной географии, а затем ведёт курс военной статис­тики. Одновременно Милютин воз­главляет учебно-воспитательный отдел Штаба военно-учебных заведе­ний. В 1847 г. его назначают адъю­тантом «для особых поручений» при военном министре графе А. И. Чер­нышёве, а позже, при преемнике Чернышёва князе В. А. Долгоруко­ве, — учёным консультантом.

В 1852 г. имя Милютина стало известно всему образованному рос­сийскому обществу. В этом году вы­шел в свет капитальный труд Дмит­рия Алексеевича «История войны России с Францией в царствование императора Павла I в 1799 г.». Совре­менники характеризовали «Исто­рию» как «книгу замечательную и по основательности исследований, и по таланту изложений, и по господ­ствующему в ней патриотическому духу, чуждому всякой заносчивости и мелкого хвастовства». Книга пере­издавалась, её перевели на немецкий и французский языки. Автора удо­стоили за этот труд почётной Деми­довской премии, избрали членом-корреспондентом Петербургской Академии наук. «Историю» читали и обсуждали всюду — от студенческих кружков до салона императрицы Марии Александровны.

Граф

Л. А. Милютин.

472

 

 

Обладая широким военным и политическим кругозором, Дмит­рий Алексеевич не мог не понимать того, что война с Европой неот­вратима. И в то же время трезво оценивал и низкую боеготовность русской армии, и невысокую компе­тентность её командования. Он го­ворил накануне Крымской войны: «По бумагам мы вполне готовы! Но с первых же военных действий об­наружится страшный недостаток во всём: все озабочены не тем, чем сле­дует... Всё прекрасно для парадов и никуда не годно для войны...». Уже в самом начале 50-х гг., задолго до позорного для России исхода Крым­ской кампании, Милютин понял, что необходимо радикальное пре­образование российской армии.

После заключения Парижского мирного договора 1856 г. русское правительство начинает задумывать­ся над реформированием армии. В 1856 г. Дмитрия Алексеевича, к тому времени уже генерал-майора, вводят в комиссию генерала Ф. В. Редигера, которая работала над «улучшениями по военной части». В марте того же года Милютин представил в комис­сию записку (специальный доку­мент) «Мысли о невыгодах сущест­вующей в России военной системы и средствах к устранению оных». Он критически относился к российской действительности, крепостному пра­ву, отдавая предпочтение политиче­скому устройству Западной Европы. Милютин полагал, что с помощью реформ можно изменить к лучшему положение дел в России.

В 1861 г. Дмитрий Алексеевич стал военным министром и сразу взялся за реорганизацию вооружён­ных сил России, создание массовой армии — обученной, технически оснащённой, с новыми формами управления. Главную задачу военных преобразований новый министр ви­дел в том, чтобы в мирное время численность армии была минималь­ной, а в военное — максимальной за счёт обученного запаса. С 1864 по 1867 г. численность войск уменьши­лась с 1 млн. 132 тыс. до 742 тыс. че­ловек, а военный запас увеличился к 1870 г. до 553 тыс. человек. Дальнейшим успехам в этом направлении способствовало введение в 1874 г. всеобщей воинской повинности, за­менившей рекрутские наборы.

П. Нерадовский.

Портрет

Д. А. Милютина.

1908 г.

Она распространялась на достигшее воз­раста 21 года мужское население всех классов и сословий. Жребий оп­ределял, кто из призывников должен идти служить в текущем году. Если до военной реформы солдаты служили десятилетиями, то теперь общий срок службы устанавливался в 15 лет: из них 6 лет приходилось на службу действительную, а 9 лет — в запасе.

Особое внимание военный министр уделял профессиональной подготовке офицерского состава. В 1875 г. признаётся необходимой гра­мотность солдат, обучение чтению и письму рядовых становится в армии обязательным. Расширяется сеть спе­циальных военных учебных заве­дений. На вооружение пехоты прини­мается новая американская винтовка, усовершенствованная русскими офи­церами Горловым и Гунниусом. Впоследствии она получила в Америке на­звание «русская». Создание новых стальных пушек требовало усиленно­го развития военной промышленно­сти, и Милютин как военный министр поддерживает это направление.

Человек широких знаний и вид­ный реформатор, Милютин решал и другие государственные вопросы.

473

 

 

Офицер Генерального штаба. Конец XIX — начало XX в.

Свои взгляды он наиболее ярко вы­разил в следующих словах: «Тот, кто хочет истинного блага России и русского народа, кто более думает о будущности их, чем о настоящих эгоистических интересах, тот дол­жен отвергать решительно всё, что может колебать власть единую и нераздельную, или подстрекать и потворствовать сепаратизму (т. е. стремлению отдельных областей и народов государства к самостоя­тельности и автономии. — Прим. ред.) некоторых частей, или поддер­живать дух властвования одного со­словия над другим».

Русско-турецкая война 1877— 1878 гг. стала серьёзной проверкой эффективности реформ Милютина. Прежде всего чрезвычайно быстро — за четыре недели — удалось про­вести мобилизацию русской ар­мии. На 42-й день войска были сосредоточены на Дунайском театре боевых действий для последующего наступления. До конца 1877 г. военный ми­нистр Милютин находился на фронте. Он не руководил бое­выми операциями (это и не вменялось ему в обязан­ность), но вместе с тем не оставался и безучастным зрителем. После второго не­удачного штурма Плевны Милютин подверг резкой критике действия командо­вания и изложил в специаль­ной записке свою точку зре­ния на ведение кампании. Он считал, что необходимо перей­ти от штурма к осаде Плевны, что и было сделано, но лишь после третьего штурма, снова оказавшегося неудачным. Осо­бенно беспокоили Милютина неоправданные потери войск во время сражений; он гово­рил, что нужна «бережливость на русскую кровь».

Через несколько лет после войны Дмитрий Алек­сеевич вспоминал: «Са­мые записные враги мои должны были признать, что никогда ещё русская армия не являлась на театр воины так хорошо подготовлен­ной и снабжённой. В то время хо­дила даже такая фраза, что война 1877 года была экзаменом для Во­енного министерства и что экзамен этот выдержан блистательно». Того же мнения придерживались и зару­бежные военные обозреватели. За­слуги Милютина по достоинству оценил Александр II: после заклю­чения Сан-Стефанского мирного договора Дмитрий Алексеевич был награждён орденом Святого Геор­гия 2-й степени и возведён в граф­ское достоинство.

Обосновывая активную поли­тику России в Восточном вопросе и на Балканах, Милютин подчёрки­вал, что необходимо удовлетворить «законные потребности населения Балканского полуострова» и гаран­тировать спокойствие и порядок в этой части Европы. По его мнению, задача России заключалась в том, чтобы «ни одна из европейских держав не присвоила себе преобла­дания на Балканах и в особенности не захватила бы в свои руки входа в Чёрное море».

Тем не менее военный ми­нистр стремился предотвратить возможность новой европейской войны. Летом 1878 г., после Бер­линского конгресса, который изме­нил в ущерб России и славянским народам Балканского полуострова условия Сан-Стефанского договора, завершившего русско-турецкую вой­ну, Дмитрий Алексеевич записал в дневнике: «Как бы ни были для нас невыгодны условия Берлинского конгресса, они всё-таки будут не­сравненно менее тяжелы и унизи­тельны для России, чем то, что ожи­дает нас в случае войны».

В 1881 г. Милютин, уже 65-лет­ний, ушёл в отставку и поселился в своём имении в Крыму. Теперь он ведёт жизнь, которая вполне соот­ветствует его натуре: скромную до аскетизма и деятельную. Побывав за границей, он много времени отдаёт научной работе, пишет статьи, гото­вит «Воспоминания»... Так проходят последние 30 лет жизни одного из крупнейших реформаторов эпохи императора Александра II.

474