Эти взгляды привели Ткачёва в Петропавловскую крепость. С 1862 по 1869 г. он попадал туда четыре раза. Его привлекали к суду за участие в нелегальном кружке Ольшевского, по делам об организации Ишутина — Худякова и «Рублёвого общества». Последний раз он сидел в Пет­ропавловской крепости, когда велось следствие по так называемому «нечаевскому делу». Ткачёв разделял взгляды С. Г. Нечаева, утверждавшего, что мирная пропаганда среди крестьян, к которой призывали Н. А. Ишутин и Г. А. Лопатин, организатор «Рублёвого общества», бесплодна. Рево­люционного переустройства общества можно достигнуть только с помо­щью небольшой организации, сплочённой и готовой на всё ради будущего благоденствия народа. Хотя Ткачёву и была неприятна склонность Не­чаева к мистификациям, в целом он поддерживал организатора «Народ­ной расправы». Однако на следствии он всё отрицал и даже удивил жан­дармов «изворотливостью и нахальством». Его осудили на тюремное заключение с последующей ссылкой в город Великие Луки. Оттуда он бежал за границу, проявив при этом незаурядную ловкость и смелость.

В Цюрих (Швейцария) Ткачёв прибыл в качестве сотрудника жур­нала «Вперёд!» — эмигрантского органа русских революционеров. Вперёдовцы считали, что Пётр Никитич «как бы прислан русскими кружка­ми для внесения в это издание элемента, более соответствующего настроению духа в русской молодёжи». Однако вскоре между ними и Ткачёвым обнаружились серьёзные разногласия: Ткачёв стремился к не­медленному революционному действию, мечтая о партии, которая должна захватить власть заговорщицким путём. В 1875 г. в Женеве он начал из­давать журнал «Набат». В нём, по словам Г. В. Плеханова, защищались прежде всего «якобинские взгляды».

Ткачёв был непримирим в полемической борьбе. Оппонентов своих (а в их числе были Энгельс, Бакунин, Плеханов) он называл «революцио­нерами-реакционерами», уличая их в «невежестве» и «недостатке позна­ний». Его короткая и одинокая жизнь оборвалась очень рано — в 41 год. 8 декабря 1882 г. он возвращался с похорон революционера Луи Блана и был задержан полицией. Его признали сумасшедшим и отправили в пси­хиатрическую больницу. Там он скончался в 1885 г.

522

же ошибок... Я полагаю, что от тако­го рода пропаганды до подстрека­тельства к бунту ещё весьма далеко».

МЕЖДУ ЦАРЁМ И НАРОДОМ

Однако идеалам «мирной пропаган­ды» не суждено было осуществиться. С одной стороны, крестьянская масса не желала воспринимать политиче­ские идеи народовольцев. Революцио­нерка Ольга Любатович с горечью отмечала: «С идеалом гордого и могу­чего народа, сознающего своё право и опирающегося на свою только силу, волей-неволей нужно пока простить­ся». С другой стороны, правительство год от года усиливало репрессии. По словам Кропоткина, «всё молодое по­коление огулом признавалось „небла­гонадёжным"... Каждый молодой чело­век, проявлявший демократические симпатии, всякая курсистка были под тайным надзором полиции... Обвине­ния в политической неблагонадёжно­сти строились на таких признаках, как синие очки, подстриженные во­лосы и плед. Если к студенту часто заходили товарищи, то полиция уже наверное производила обыск в его квартире... По малейшему подозре­нию в политической неблагонадёж­ности студента забирали, держали его по году в тюрьме, а потом ссы­лали куда-нибудь подальше на „не­определённый срок"...».

В ответ на репрессии властей народничество стало уходить в под­полье: «Мы сознавали... необходи­мость политической борьбы против этой страшной власти, убивавшей лучшие умственные силы страны. Но мы не видели никакой почвы, ле­гальной или полулегальной, для по­добной борьбы».