ДЕЯТЕЛИ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

ЛАВР КОРНИЛОВ

(1870—1918)

Слово «корниловец» на рубеже 1917—1918 гг. мало кого остав­ляло равнодушным. Одни произносили его с ненавистью, как ругательство, другие — с гордостью, как почётное звание.

Видный вождь гражданской войны Лавр Георгиевич Корни­лов родился 18 августа 1870 г. в семье отставного казачьего офи­цера. Место его рождения — станица Каркарлинская под Семи­палатинском. Как и отец, Лавр решил посвятить себя военному делу. Изучал его с большой старательностью и первым (т. е. луч­шим учеником) окончил Омский кадетский корпус, а затем Михайловское артиллерийское училище.

Несколько лет Л. Корнилов прослужил в Туркестане, где не раз участвовал в рискованных разведках и военных экспедици­ях. Однажды в качестве разведчика, одевшись как местный жи­тель, он прошёл более 400 км по афганским дорогам. Помогало ему в таких вылазках и знание туркменского и персидского язы­ков. О своих путешествиях Л. Корнилов написал несколько ста­тей и книгу.

28-летний Лавр Корнилов с медалью закончил Академию Генштаба. Сражался на фронтах русско-японской войны и полу­чил здесь за храбрость свой первый Георгиевский крест. Несколь­ко лет прослужил военным атташе в Китае.

ПЛЕН И ПОБЕГ

Первую мировую войну Л. Корнилов встретил командиром пе­хотной дивизии в чине генерал-майора. Солдаты привыкли ви­деть своего генерала на самых опасных участках, в огне, и ува­жали его за отвагу. В апреле 1915 г. в ходе Карпатского сражения дивизия Корнилова была разбита. Сам Лавр Георгиевич, тяжело раненный, оказался в австрийском плену.

Однако он не смирился с такой участью. Дважды пытался бежать из плена, но оба раза неудачно. Третью попытку побега

Полковник Л. Корнилов.

ЛАВР КОРНИЛОВ И АРЕСТ ЦАРСКОЙ СЕМЬИ

8 февраля 1917 г. новому командую­щему Петроградского военного окру­га генералу Лавру Корнилову пришлось взять под арест находившихся в Цар­ском Селе императрицу и пятерых её детей. Он сказал ей: «Ваше Величест­во, на меня выпала тяжёлая обязан­ность сообщить Вам об аресте...». Пос­ле ухода генерала Александра Фёдо­ровна заявила: «Мы все должны подчи­ниться судьбе. Генерала Корнилова я знала раньше. Он — рыцарь, и я спо­койна теперь за детей». Она даже вы­сказала удовлетворение, что об аресте ей объявил генерал Корнилов, а не кто-либо из новых министров. Но некото­рые монархисты позднее не могли про­стить Корнилову участия в этом аресте.

301

 

 

 

 

ЛАВР КОРНИЛОВ НА ФРОНТЕ

Командующий 8-й армией генерал Л. Корнилов прибыл на фронт в мае 1917 г., в разгар братаний с солдата­ми противника. Немцы с любопытст­вом рассматривали русского генерала и... не стреляли. От чувства бессилия на глазах Корнилова наворачивались слёзы. В одном месте фронта его даже приветствовал бравурным маршем гер­манский военный оркестр. Рядом стоя­ла толпа русских и немецких солдат. «Это измена!» — с гневом воскликнул генерал и пригрозил открыть огонь из пушек, если братание не прекратится. «Я принял армию в состоянии полного разложения, — говорил Корнилов. — В течение двух месяцев мне почти еже­дневно пришлось бывать в войсковых частях, лично разъяснять солдатам не­обходимость дисциплины, ободрять офицеров... Тут же я убедился, что твёрдое слово начальника и определён­ные действия необходимы, чтобы ос­тановить развал нашей армии».

Корнилов готовил особенно тщательно и осторожно. Раздобыл мундир австрийского солдата. Притворившись больным, не­сколько дней провёл в своей комнате, чтобы охрана привыкла к его отсутствию. Затем переоделся в австрийскую форму и бежал, Это случилось в июле 1916 г.

После многодневных скитаний в лесах Корнилову удалось перейти румынскую границу. Здесь, присоединившись к другим пленным, он добрался до русских войск. «Когда солдат построи­ли на пропылённом плацу, — писал историк Г. Иоффе, — из строя вышел вконец исхудавший маленький человек с заросшим ще­тиной монгольским лицом. Нечётким шагом подойдя к офице­ру, хриплым, срывающимся голосом крикнул: „Я — генерал-лей­тенант Корнилов!"». С этого момента имя Корнилова услышала вся страна. Побег генерала из плена действительно был событи­ем удивительным, почти невероятным. Николай II лично награ­дил его вторым Георгиевским крестом.

ПОСЛЕ ФЕВРАЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Сразу после Февраля 1917 г. новые власти вспомнили имя гене­рала Корнилова. 2 марта председатель Государственной думы Михаил Родзянко направил телеграмму главковерху генералу Михаилу Алексееву. В ней он называл Л. Корнилова «доблестным боевым генералом» и «известным всей России героем». Родзянко просил самого Корнилова «во имя спасения родины» занять пост главно­командующего столичным военным округом, Лавр Георгиевич согласился, М. Алексеев утвер­дил это решение.

Скоро Л. Корнилов почувствовал, что при­вести в повиновение Петроградский гарнизон вряд ли удастся. Антон Деникин писал об этом; «То обаяние, которым он пользовался в армии, здесь, среди деморализованных войск, поблёк­ло. Они митинговали, дезертировали, торгова­ли за прилавком и на улице, участвовали в са­мочинных обысках, но не несли службы. Подой­ти к их психологии боевому генералу было трудно».

20 апреля в Петрограде начались уличные демонстрации и столкновения. На следующий день Л. Корнилов распорядился послать на Двор­цовую площадь пушки. Но собрание солдат и офицеров Михайловского училища постанови­ло не выполнять приказ. В тот же день город­ской Совет подтвердил, что без его согласия войска двигать нельзя. Командующий был поч­ти лишён своих прав. 29 апреля произошёл ещё один характерный случай. Корнилов назначил смотр Финляндскому гвардейскому полку,

Торжественная встреча Л. Корнилова в Москве во время Государственного совещания.

302

 

 

ствовавшему в волнениях. Но солдаты не вышли из казарм для встречи своего главнокомандующего. На плац явились только новобранцы, которые подняли свист и сорвали флажок с авто­мобиля генерала.

Потерпев неудачу в Петрограде, Лавр Георгиевич решил вер­нуться на фронт. В первых числах мая газеты сообщили об от­ставке генерала «согласно его настойчивой просьбе». Он отпра­вился на фронт в качестве командующего 8-й армией. Но и здесь положение было немногим легче: дисциплина в армии крайне ослабла... Генерал Л. Корнилов всемерно старался её укрепить.

В конце июня русские войска перешли в наступление. Поч­ти всюду они продвигались очень медленно, только 8-я армия Корнилова добилась значительных успехов. В частности, она взя­ла города Галич и Калуш, захватила более 10 тыс. пленных. 27 июня Корнилов получил звание генерала от инфантерии (пе­хоты). (В просторечии этот чин чаще называли по-другому — «полный генерал».) Но в конце концов общее наступление закон­чилось полным провалом.

7 июля Корнилова назначили командующим Юго-Западным фронтом. В тот же день он послал резкую телеграмму Времен­ному правительству, где сообщал о беспорядочном бегстве рус­ских войск. Первоначальный успех обратился в поражение из-за отсутствия дисциплины, считал он. «Это бедствие, — писал Корнилов, — или будет снято революционным правительством, или, если оно не сумеет этого сделать, неизбежным ходом исто­рии будут выдвинуты другие люди». Через четыре дня Корнилов подписал другую телеграмму Временному правительству. В ней говорилось: «На полях, которые даже нельзя назвать полями сра­жения, царит сплошной ужас, позор и срам, которых русская ар­мия ещё не знала с самого начала своего существования. Необ­ходимо немедленное введение смертной казни на театре воен­ных действий. Смертная казнь спасёт многие невинные жизни ценою гибели немногих изменников, предателей и трусов». В противном случае Корнилов пригрозил самовольной отставкой.

Несмотря на эту дерзость, уже 19 июля Корнилова назначи­ли Верховным главнокомандующим (главковерхом) русской ар­мией. Смертную казнь на фронте восстановили. Генерал Пётр Краснов вспоминал, что после этого имя Корнилова стало очень популярным в офицерской среде. «Офицеры ждали от него чуда — спасения Армии, наступления, победы. Для солдат имя Корнилова стало равнозначащим смертной казни и всяким на­казаниям. „Корнилов хочет войны, — говорили они, — а мы же­лаем мира"».

Всё больше сочувствовала генералу и либеральная интелли­генция. «Призрак „генерала на белом коне" получал всё более и более реальные очертания, — замечал А. Деникин. — Взоры очень многих людей всё чаще и чаще обращались к нему. И все в один голос говорили: „Спаси!". Корнилов стал знаменем...» В конце июля Л. Корнилов наедине заявил А. Деникину: «Нужно бороть­ся, иначе страна погибнет. Предлагают мне войти в состав пра-

КОРНИЛОВЦЫ

Летом 1917 г., чтобы подать пример патриотизма и дисциплины, началось создание добровольных «ударных ба­тальонов». Их называли ещё «батальо­нами смерти». Одним из них стал Корниловский ударный отряд (с августа — полк). Как и у всех бойцов «батальонов смерти», кокарда на фуражках корни­ловцев заменялась изображением чере­па. Они носили чёрно-красные погоны с буквой «К» и эмблему на левом рука­ве, которая представляла собой голу­бой (или чёрный) шит, на котором изо­бражены белый (или жёлтый) череп со скрещёнными костями («Адамова голо­ва»), два скрещённых меча и красная горящая граната. Вверху имелась над­пись: «Корниловцы». В армии появи­лось шуточное двустишие:

Кто расписан как плакат?

То корниловский солдат.

Когда А. Корнилов находился под аре­стом в Могилёве, корниловцы не побоя­лись выразить ему своё сочувствие: про­шли торжественным маршем мимо тю­ремных окон. Правда, сам полк тогда пе­реименовали в Славянский ударный, т. к. слово «корниловцы» стало звучать слишком вызывающе. В декабре полк восстановил прежнее название и влил­ся в Добровольческую армию. 600 кор­ниловцев составили её ядро. Их форма осталась прежней. К октябрю 1919 г. полк вырос в Корниловскую дивизию.

Л. Корнилов.

303

 

 

 

 

 

БЫХОВСКАЯ ТЮРЬМА И ПОБЕГ

12 сентября арестованного Л. Корни­лова отправили из Могилёва, где раз­мешалась Ставка, в тюрьму соседнего города Быхова. Здесь же оказались 23 его «сообщника», из них 9 генералов.

За их охрану отвечал Текинский кон­ный полк, состоящий из уроженцев Тур­кестана. Текинцы и раньше охраняли Корнилова и оставались ему верны и преданы. Внутри тюрьмы арестованные пользовались полной свободой. Бывший в их числе А. Деникин вспоминал, что «на общем собрании заключённых по­ставлен был вопрос: „Продолжать или считать дело оконченным?"». Все еди­ногласно признали необходимость «про­должать». После этого они составили «корниловскую программу». Все ост­рые вопросы дня (земельный вопрос, монархия или республика и т. д.), со­гласно программе, откладывались до созыва Учредительного собрания. А до тех пор требовалось установить силь­ную правительственную власть, навес­ти порядок в армии и продолжать вой­ну. Спустя несколько месяцев эта про­грамма легла в основу белого движения.

25 октября 1917 г. к власти в Петро­граде пришли большевики. Генерал Александр Лукомский рассказывал: «В бытность у власти Керенского мы мог­ли, если б захотели, бежать из Быхова совершенно свободно. Но мы этого делать не хотели, мы хотели суда. С по­явлением же у власти большевиков ос­таваться в Быхове становилось просто глупо». К 18 ноября в тюрьме находи­лись только пять генералов во главе с Корниловым. Заключённые заранее условились бежать в Новочеркасск, под защиту донского казачества.

19 ноября тюрьма опустела. Генерал Корнилов покинул её последним. Позд­ним вечером он вышел к ожидавшему его Текинскому полку, которому зара­нее приказал приготовиться в путь. В тот же вечер 400 текинцев во главе с Корниловым походным порядком от­правились на Дон. Товарищи Лавра Георгиевича по заключению, загрими­рованные и с фальшивыми документа­ми, поехали по железной дороге.

Путь оказался очень тяжёлым. Текин­цы старались двигаться быстро и за

вительства... Ну нет! Эти господа слишком связаны с Советами и ни на что решиться не могут. Я им говорю: предоставьте мне власть, тогда я поведу решительную борьбу. Нам нужно довести Россию до Учредительного собрания, а там — пусть делают, что хотят: я устранюсь и ничему препятствовать не буду».

13 августа главковерх Корнилов прибыл в Москву на Госу­дарственное совещание. Военные и либералы устроили ему на вокзале торжественную встречу. Кадет Ф. Родичев заявил в своей речи: «На вере в Вас мы сходимся все, вся Москва. И верим, что клич: „Да здравствует генерал Корнилов!" — теперь клич надеж­ды — сделается возгласом всенародного торжества». «Спасите Россию, — воскликнул он, — и благодарный народ увенчает Вас!» Офицеры подхватили Лавра Корнилова на руки и так перенесли в его автомобиль.

КОРНИЛОВСКОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ

В течение августа 1917 г. Корнилов настойчиво предлагал соз­дать сильную власть и «навести порядок в Петрограде». На это время он готов был взять всю власть в свои руки и предлагал это А. Керенскому. В конце концов тот пришёл к выводу, что главно­командующий готовит военный мятеж.

В ночь на 27 августа Керенский разослал телеграмму, в ко­торой объявил Корнилова мятежником и приказал ему сдать должность главковерха. Лавр Георгиевич сначала принял эту те­леграмму за фальшивку. «Получив непонятную телеграмму Керен­ского, — рассказывал он, — я потерял 24 часа. Я предполагал, или что телеграф перепутал, или что большевики овладели телегра­фом. Я ждал или подтверждения, или опровержения. Таким об­разом я пропустил день и ночь: я позволил Керенскому опере­дить себя». Когда же Корнилов понял, что телеграмма подлинная, он решил бороться.

27 августа он подписал свою знаменитую ответную теле­грамму:

«Русские люди!

Великая родина наша умирает. Близок час кончины. Вынужденный выступить открыто, я, генерал Корнилов, за­являю, что Временное правительство под давлением больше­вистского большинства Советов действует в полном согласии с планами германского генерального штаба... Тяжёлое сознание не­минуемой гибели страны повелевает мне в эти грозные минуты призвать всех русских людей к спасению умирающей родины. Все, у кого бьётся в груди русское сердце, все, кто верит в Бога, в храмы, — молите Господа Бога о явлении величайшего чуда, спа­сения родимой земли. Я, генерал Корнилов, сын казака-крестья­нина, заявляю всем и каждому, что мне ничего не надо, кроме сохранения великой России, и клянусь довести народ — путём победы над врагом — до Учредительного собрания, на котором он сам решит свои судьбы».

Одновременно он приказал двинуть на Петроград Туземную (Дикую) дивизию и другие подразделения 3-го Конного корпуса

304

 

 

 

генерала А. Крымова. Это было уже открытое выступление против правительства. Но на действиях и Корнилова, и Крымова в это вре­мя лежал отпечаток неуверенности. «Если бы я был тем заговорщи­ком, каким рисовал меня Керенский, — говорил позднее Корни­лов, — если бы я составил заговор для низвержения правительст­ва... я не сомневаюсь, что вошёл бы в Петроград почти без боя. Но в действительности я не составлял заговора и ничего не подготовил. Я ещё мог бы начать действовать, наверстать упущенное время и исправить сделанные ошибки. Но я был болен, у меня был сильный приступ лихорадки и не было моей обычной энергии».

Неуверенность царила не только среди руководителей вы­ступления, но и среди солдат. Они не могли сочувствовать Кор­нилову, который вернул в армию смертную казнь. Солдаты от­кровенно говорили, что не знают, зачем их ведут на столицу. Это в конечном итоге и решило дело. Все посланные части остано­вились, отказавшись идти дальше. 31 августа генерал Крымов от­правился на встречу с Керенским. Их беседа прошла довольно бурно, и после неё А. Крымов застрелился. Он оказался единст­венным погибшим за всё время корниловского выступления.

Когда Корнилова в эти дни старались обнадёжить, он резко обрывал: «Бросьте, не надо». И всё же он пока не желал сдаваться. 31 августа генерал написал новые требования правительству. Лавр Георгиевич обещал быть лояльным, «если будет объявлено России, что создаётся сильное правительство, которое поведёт страну по пути спасения и порядка». Генерал ещё раз повторил, «что лично для себя он ничего не искал и не ищет, а добивается лишь установления в стране могучей власти, способной вывести Россию и армию из того позора, в который они ввергнуты ны­нешним правительством».

Генерал Михаил Алексеев, новый начальник штаба русской армии, убеждал Лавра Корнилова подчиниться правительству во имя блага родины. Наконец 1 сентября тот согласился доброволь­но сложить полномочия и пойти под арест.

ЛЕДЯНОЙ ПОХОД

После Октябрьского переворота в Петрограде Л. Корнилов поки­нул Быховскую тюрьму, где находился вместе со своими единомыш­ленниками с начала сентября. После долгих и опасных приключе­ний Лавр Георгиевич б декабря прибыл в Новочеркасск. Здесь вме­сте с генералом М. Алексеевым он руководил созданием Доброволь­ческой армии. Вступали в неё в основном офицеры.

25 декабря Л. Корнилова провозгласили командующим ар­мией. В январе 1918 г. он заявил, выступая перед офицерами: «Вы скоро будете посланы в бой. В этих боях вам придётся быть бес­пощадными. Мы не можем брать пленных, и я даю вам приказ, очень жестокий: пленных не брать! Ответственность за этот при­каз перед Богом и русским народом я беру на себя!».

В начале февраля Корнилов пришёл к выводу, что оста­ваться на Дону дольше невозможно. Донское казачество со-

неделю прошли более 400 км. Но но­вые власти выследили полк и в одном месте встретили его огнём из засады. В другой раз, когда полк переходил же­лезную дорогу, на него неожиданно обрушился пулемётный и орудийный огонь с бронепоезда. Под Корниловым смертельно ранило лошадь. После это­го среди текинцев начались разговоры, что выход у них один — сдаться боль­шевикам. Они восклицали: «Что мы можем делать, когда вся Россия — боль­шевик!». Корнилов остановил их слова­ми: «Если вы решите сдаваться, расстре­ляйте сначала меня!». Но в тот же день он решил расстаться с полком и про­должать путь в одиночку. Генерал пе­реоделся в крестьянскую одежду — полушубок и стоптанные валенки. По­сле этого продолжал путь по железной дороге. На станциях он читал развешан­ные афиши о побеге опасного мятеж­ника — генерала Корнилова.

Офицер-текинец, находившийся под стражей, 3 декабря столкнулся в тол­пе на станции Конотоп с каким-то хро­мым стариком в заношенной одежде. «Здорово, товарищ!» — окликнул его тот. «Здравия... здравствуйте!» — рас­терянно отвечал текинец. «Слушайте, да ведь это генерал Корнилов!» — вос­кликнул изумлённый охранник. Но ста­рик уже растворился в толпе...

Генерал Л. Корнилов.

305

 

 

 

СМЕРТЬ ГЕНЕРАЛА

Во время осады Екатеринодара штаб генерала Лавра Корнилова разместил­ся в деревенском домике в открытом поле. Скоро противник заметил, что здесь расположен штаб, и начал при­стреливаться. Вокруг дома всё было пе­репахано снарядами, но Лавр Георгие­вич, как обычно, не обращал на это внимания.

Однако на четвёртый день осады го­рода, 31 марта (13 апреля) 1918 г., один из снарядов угодил прямо в дом. Он пробил стену и разорвался в ком­нате, где находился Корнилов. Гене­рал был смертельно ранен и через не­сколько минут, не приходя в сознание, скончался.

Вскоре добровольцы узнали о гибели своего вождя. «Впечатление потрясаю­щее, — вспоминал А. Деникин. — Люди плакали навзрыд...» Похоронили гене­рала Корнилова в степи, тайно. Моги­лу сровняли с землёй...

Основатель Добровольческой армии генерал М. Алексеев. 1918 г.

чувствовало большевикам. 9 (22) февраля Добровольческая ар­мия, в которой было всего 4 тыс. бойцов, двинулась в поход. Впереди небольшой колонны пешком шли два бывших Верхов­ных главнокомандующих русской армией — генералы Корни­лов и Алексеев.

Армия двигалась к Екатеринодару в надежде поднять про­тив большевиков кубанское казачество. Поход оказался неверо­ятно тяжёлым. Горстка добровольцев внезапно осталась одна против целого света. Почти везде население встречало их враж­дебно. Через многие сёла и станицы приходилось прорываться с боями. Добровольцы несли огромные потери. Однажды под огнём пришлось перейти вброд реку, затянутую тонким льдом. Бойцы выходили из воды, обросшие ледяной коростой. Этот эпи­зод дал основание назвать поход Ледяным.

Марина Цветаева воспела в стихотворении «Дон» (1918 г.) Ледяной поход, в котором участвовал её муж Сергей Эфрон:

Не лебедей это в небе стая:

Белогвардейская рать святая

Белым видением тает, тает...

Старого мира — последний сон:

Молодость — Доблесть — Вандея — Дон.

В Добровольческую армию вступили только семь текинцев, но теперь именно они составили личную охрану командующе­го. Л. Корнилова, окружённого всадниками-текинцами, под трёх­цветным российским флагом постоянно видели в самых горя­чих местах сражений. Участник Ледяного похода Роман Гуль при­водил рассказ одного из бойцов: «Ну Корнилов! Что делает! Кру­гом пули свищут тучами, а он стоит на стогу сена, отдаёт прика­зания, и никаких. Его адъютант, начальник штаба просят сойти — он и не слушает».

В разгар похода добровольцы узнали, что большевики за­няли Екатеринодар. Но отступать было уже поздно. Л. Корнилов принял решение атаковать город. Он сказал: «Нет другого выхо­да. Если не возьмём Екатеринодар, то мне останется пустить себе пулю в лоб». Во время осады города, 31 марта (13 апреля) 1918 г., снаряд попал в здание штаба Корнилова, смертельно ранив ге­нерала. В тот же день его не стало... Похороны командующего состоялись 2 апреля.

На следующий день Добровольческая армия отступила. Большевикам стало известно, что перед уходом добровольцы что-то зарывали в землю. Они решили, что это драгоценности, сокровища. Начали копать и обнаружили тело в мундире с по­гонами полного генерала. В нём узнали ненавистного генерала Корнилова.

После этого большевики отвезли тело генерала в Екатеринодар и на площади долго пинали ногами и били шашками, во­зили по городу, чтобы показать населению. Наконец его сожгли, обложив соломой, а прах развеяли по ветру...

306

 

 

 

АНТОН ДЕНИКИН

(1872—1947)

МОЛОДЫЕ ГОДЫ

Один из самых видных вождей гражданской войны Антон Ива­нович Деникин родился 4 декабря 1872 г. в городе Влоцлавске (ныне Влоцлавек) Варшавской губернии.

Детство его прошло в постоянной нужде. Семья Деникиных жила бедно, на одну небольшую пенсию отца Антона, майора в от­ставке. Уже в 13 лет мальчику пришлось подрабатывать, давая уро­ки младшим школьникам. Антон решил пойти по стопам отца и стать офицером. В 1890 г. он поступил в Киевское юнкерское учи­лище, а два года спустя получил первое офицерское звание.

Следующие два десятилетия жизнь его текла довольно обычно для русского офицера, ничем особенным не выделяясь. Впрочем, в 1899 г. он закончил Академию Генштаба, что сулило блестящую карьеру. Однако высоких чинов после этого не по­лучил. 25-летний А. Деникин увлёкся литературной деятельно­стью. В журналах начали появляться его расска­зы и очерки из военной жизни, подписанные псевдонимом И. Ночин.

Любопытно, что в начале службы, коман­дуя ротой, А. Деникин отличался необычайной мягкостью, не применял дисциплинарных взы­сканий. Он говорил подчинённым: «Ведь вы же хорошие люди — докажите, что можно служить без палки». После его перехода на другую долж­ность старый фельдфебель, сменивший А. Дени­кина, построил роту, со значением помахал в воздухе кулаком и веско произнёс: «Теперь вам — не капитан Деникин, поняли?!». Дисци­плина в роте, упавшая при Антоне Ивановиче, скоро восстановилась.

Боевое крещение А. Деникин принял в сра­жениях русско-японской войны; он не раз уча­ствовал в штыковых схватках с неприятелем. В последующие десять лет его военная карьера продолжала неспешно развиваться. В 37-летнем возрасте он получил в командование полк. Уже перед самой Первой мировой войной, в июне 1914 г., ему присвоили звание генерал-майора.

В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

Как только началась война, генерал А. Деникин возглавил стрелковую бригаду (затем дивизию), получившую почётное прозвище Железная.

А. Деникин.

Советский плакат 1919 г.

307

 

 

РЕЧИ ДЕНИКИНА В 1917 ГОДУ

22 мая 1917 г. А. Деникин выступил на офицерском съезде в Могилёве и про­изнёс одну из первых своих знаменитых речей. Он заявил: "Я имею право бро­сить чем господам, которые плюнули нам в душу, которые с первых же дней революции совершили Каиново дело над офицерским корпусом... Я имею право бросить им: "Вы лжёте! Русский офицер никогда не был ни наёмником, ни оприч­ником!". "Берегите офицера! - вос­кликнул Деникин, обращаясь к руко­водству страны. - Ибо от века и доны­не он стоит верно и бессменно на стра­же русской государственности. Сменить его может только смерть". Речь генера­ла глубоко взволновала слушателей. Не­сколько дней в Ставке только о ней и говорили, называя её "единственным просветом за последнее время".

16 июля, после провала июньского на­ступления, в Ставке состоялось совеща­ние министров и генералов. Здесь Де­никин произнёс ещё одну очень откро­венную и смелую речь, прозвучавшую как вызов. Он потребовал суровыми ме­рами навести в армии порядок. " У нас нет армии, - заявил он. - И необходи­мо немедленно, во что бы то ни стало создать её". Полковник Д. Тихообразов, ведший протокол совещания, делился впечатлением от этой речи: "От волне­ния моя рука тряслась настолько, что я ни одной буквы больше вывести не мог, как будто электрический ток, проходя по руке, заставлял мускулы содрогать­ся. У министра М. И. Терещенко из глаз катились слёзы. А Деникин всё громил и громил". Свою речь генерал закон­чил так: "Ведите русскую жизнь к прав­де и свету под знаменем свободы! Но дайте и нам реальную возможность за эту свободу вести в бой войска под ста­рыми нашими боевыми знамёнами, с которых - не бойтесь ! - стёрто имя самодержца, стёрто прочно и в серд­цах наших. Его нет больше. Но есть Родина. Есть море пролитой крови. Есть слава былых побед. Вы втоптали наши знамёна в грязь. Теперь пришло вре­мя: поднимите их и преклонитесь пе­ред ними, если в вас есть совесть!". Воцарилась тишина, все сидели молча, потрясённые. А. Керенский прервал молчание, встал и, протянув руку Дени­кину, сказал: "Благодарю Вас, генерал, за Ваше смелое и искреннее слово".

Во время одного дерзкого манёвра части Железной бригады так быстро прорвались в тыл противника, что заставили в панике бежать австрийского эрцгерцога Иосифа. «Он был так уверен в своей безопасности, — вспоминал А. Деникин, — что спешно бе­жал со своим штабом только тогда, когда услышал на улицах рус­ские пулемёты. Заняв бывшее его помещение, мы нашли нетрону­тым накрытый стол с кофейным прибором, на котором были вен­зеля эрцгерцога, и выпили ещё горячий австрийский кофе...»

Во время другой неожиданной атаки в 1915 г. Железная ди­визия взяла город Луцк и захватила 10 тыс. пленных, что равня­лось её численности. За отличия на фронтах командира Желез­ной дивизии наградили двумя Георгиевскими крестами и Геор­гиевским оружием. Кроме того, он получил весьма редкую на­граду — Георгиевское оружие, украшенное бриллиантами.

ПОСЛЕ ФЕВРАЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Февраль 1917 г. А. Деникин встретил достаточно спокойно, хотя и с некоторыми опасениями. «Перевернулась страница исто­рии, — писал он в начале марта. — Только одного нужно боять­ся, чтобы под флагом освободительного движения грязная на­кипь его не помешала наступающему успокоению страны. Ка­кое счастье было бы для России, если к новому строю страна пе­решла бы без дальнейших потрясений».

Вскоре Антону Ивановичу стало ясно, что худшие его опа­сения оправдываются. «Праздничные дни трогательного, радост­ного единения между офицерством и солдатами быстро отле­тели, — замечал он. — Советы с первого же дня объявили офи­церов врагами революции, во многих городах их подвергли жес­токим истязаниям и смерти; при этом — безнаказанно».

Надежды навести порядок в армии связывались с именем Вер­ховного главнокомандующего генерала Л. Корнилова. Однако в ночь на 27 августа А. Керенский неожиданно объявил его мятеж­ником и сместил с должности (см. ст. «Лавр Корнилов»). Это сооб­щение, по словам генерала Деникина, его, «как громом, поразило». Антон Иванович немедленно отправил телеграмму в столицу. «Я солдат и не привык играть в прятки», — писал он. Смещение Кор­нилова он расценил как «возвращение власти на путь планомер­ного разрушения армии и, следовательно, гибели страны». «Счи­таю долгом довести до сведения Временного правительства, — за­ключал генерал, — что по этому пути я с ним не пойду».

29 августа А. Деникина сместили с поста командующего За­падным фронтом (эту должность он занял в мае) и арестовали по обвинению в мятеже. Почти целый месяц он провёл в тюрь­ме города Бердичева. За окном камеры каждый день толпились враждебно настроенные солдаты. Они повторяли арестованно­му генералу через решётку: «Попил нашей кровушки, покоман­довал, гноил нас в тюрьме, теперь наша воля — сам посиди за решёткой... Барствовал, раскатывал в автомобилях — теперь по­пробуй и полежать на нарах...». В сентябре заключённых из Бер-

308

 

 

 

 

дичева перевели в Быховскую тюрьму, где содержались все аре­стованные участники корниловского выступления. После того как к власти пришли большевики, А. Деникин, как и другие «быховские узники», бежал из тюрьмы и отправился в Новочеркасск.

ДОБРОВОЛЬЧЕСКАЯ АРМИЯ

Прибыв на Дон, Антон Иванович вошёл в состав командования Добровольческой армии. В ночь на 10 (23) февраля 1918 г. ар­мия выступила в свой знаменитый Ледяной поход. «Мы начина­ли поход в условиях необычайных: кучка людей, затерянных в широкой донской степи, посреди бушующего моря, затопивше­го родную землю. Уходили от тёмной ночи и духовного рабст­ва, в безвестные скитания... За синей птицей». В первый день по­хода все командиры шли пешком. Во главе армии шагал её ко­мандующий — генерал Корнилов. Рядом с ним в потрёпанной штатской одежде (другой не было) шёл помощник командую­щего — генерал-лейтенант Деникин...

В самый тяжёлый момент похода, когда добровольцы без­успешно штурмовали Екатеринодар, Л. Корнилов погиб. В армии к этому времени оставались только 1,5 тыс. бойцов. Место ко­мандующего должен был занять А. Деникин. По его словам, он не колебался ни минуты, принимать ли должность в такую от­чаянно трудную минуту. Верховный руководитель армии, гене­рал М. Алексеев, сказал ему: «Ну, Антон Иванович, принимайте тяжёлое наследство. Помоги Вам Бог!».

Генерал Деникин сумел отвести армию от Екатеринодара. В спокойных казачьих станицах добровольцы немного передох­нули от непрерывных боёв. Когда на Дону вспыхнуло казачье восстание против большевиков, положение Добровольческой армии было спасено. В конце апреля А. Деникин подписал своё первое политическое обращение. Решение социальных во­просов откладывалось до будущего Учредительного собрания. «Предстоит тяжёлая борьба, — подчёркивал Деникин. — Борьба за целость разорённой, урезанной, униженной России; борьба за право свободно жить и дышать в стране, где народоправство должно сменить власть черни. Борьба до смерти».

Между тем с августа 1918 г. Добровольческая армия начала одерживать первые победы и занимать города. Её фронт растя­нулся на сотни километров. Командующему уже не приходилось шагать впереди своего войска, как прежде. 26 декабря А. Дени­кин принял звание главнокомандующего Вооружёнными сила­ми Юга России (ВСЮР).

РУКОВОДИТЕЛЬ БЕЛОГО ДВИЖЕНИЯ

Начавшись с небольшой горстки офицерства, за полтора года белое движение выросло в мощную силу. «На Юге России самим ходом событий установилась диктатура в лице главнокомандую­щего», — писал А. Деникин. В декабре 1919 г. в своём приказе он

В. Дени. Карикатура на А. Деникина.

Кукрыниксы. Карикатура на белогвардейского генерала К. Мамонтова, одного из руководителей конницы деникинских армий.

309

 

 

 

«Впереди летит Деникин генерал.

Позади попы в пристяжечке».

Карикатура на А. Деникина и духовенство

(журнал «Безбожник»).

АРЕСТ И ПОБЕГ ДЕНИКИНА

Когда генерал Антон Деникин находил­ся в тюрьме города Бердичева, обста­новка там была очень напряжённой, ежедневно заключённым грозил сол­датский самосуд. Наконец Деникина и его товарищей перевели в более без­опасную тюрьму города Быхова, где на­ходился Л. Корнилов. Но перед этим им пришлось пережить тяжёлое испы­тание. Чтобы попасть на вокзал, они должны были пройти через весь город, сквозь огромную враждебную толпу.

«Солдаты набирали полные горсти гря­зи и ею забрасывали нас, — вспоми­нал Деникин. — Лицо, глаза, уши заво­локло зловонной липкой жижицей. По­сыпались булыжники. Бедному калеке генералу Орлову разбили сильно лицо. По пути обменивались односложными замечаниями. Обращаясь к Маркову: „Что, милый профессор, конец?!" — „По-видимому"». Но всё-таки аресто­ванных удалось провести сквозь это бушующее людское море и отправить в Быховскую тюрьму.

После Октябрьского переворота А. Де­никин, как и остальные узники, бежал из Быховской тюрьмы. Под видом поль­ского помещика он сел на поезд и отправился на Дон. На железнодорож­ных станциях он видел плакаты о по­беге из тюрьмы опасного контррево­люционера генерала Деникина. «Пер­вый раз в жизни — в конспирации, — вспоминал он, — в несвойственном виде и с фальшивым паспортом. Убеж­даюсь, что положительно не годился для конспиративной работы. Самочув­ствие подавленное, мнительность».

Внезапно у его попутчиков-солдат воз­никло неясное подозрение. «Полдня лежит, морды не кажет, — заметил один из них. — Может быть, сам Ке­ренский?» «Кто-то дёрнул меня за ру­кав, я повернулся и свесил голову вниз, — писал Деникин. — По-видимо­му, сходства не было никакого. Солда­ты рассмеялись; за беспокойство уго­стили меня чаем».

так обозначал принципы и задачи движения: «Единая, Великая, Неделимая Россия. Защита веры. Установление порядка. Борьба с большевизмом до конца. Вопрос о форме правления — дело будущего. Противогосударственную деятельность пресекать, не останавливаясь перед крайними мерами. Прессе сопутствую­щей — помогать, несогласную — терпеть, разрушающую — унич­тожать. Никаких классовых привилегий, никакой преимущест­венной поддержки...». Последним пунктом А. Деникин как бы опровергал утверждения о том, что белогвардейцы защищают только помещиков и капиталистов.

20 июня (3 июля) 1919 г. Деникин подписал свою знаме­нитую «московскую директиву». В ней говорилось, что конечной целью наступления будет «захват сердца России — Москвы». К октябрю войска А. Деникина заняли огромную территорию с населением около 42 млн. человек Здесь находились такие круп­ные города, как Харьков, Царицын, Киев, Орёл, Курск. Казалось, ещё одно, последнее усилие, и кольцо фронтов окончательно сомкнётся вокруг Советской республики.

Но, как признавал и сам генерал, исход борьбы «белых» и «красных» определялся не только талантом полководцев. «Во­прос заключался в том, изжит ли в достаточной степени народ­ными массами большевизм? — отмечал он и заключал: — В силу ряда причин... жизнь дала ответ сначала нерешительный, потом отрицательный».

С середины 1918 г. белое движение стало терять свой прежний идеализм. А. Деникин с горечью признавал, что «наси­лия и грабежи пронеслись по всему югу, по всему российскому театру гражданской войны». В письме жене в 1919 г. Антон Ива­нович рассказывал о своих переживаниях: «Нет душевного по­коя. Каждый день — картина хищений, грабежей, насилий по всей территории вооружённых сил. Русский народ снизу довер­ху пал так низко, что не знаю, когда ему удастся подняться из

310

 

 

 

грязи. В бессильной злобе обещаю каторгу и повешение...». Позд­нее А. Деникин замечал: «Было бы лицемерием со стороны об­щества, испытавшего небывалое моральное падение, требовать от добровольцев аскетизма и высших добродетелей. Был подвиг, была и грязь». Так или иначе, всё это настраивало население враждебно к добровольцам.

В октябре 1919 г. Красная армия перешла в наступление против войск А. Деникина. В ноябре добровольцы потеряли Курск, в декабре — Киев. Наконец, в марте 1920 г, над белыми армиями разразилась настоящая катастрофа. Им пришлось в панике уходить из Новороссийска. Приходилось бросать все орудия, всех лошадей, огромные запасы на складах, и всё равно места на кораблях не хватало. Многие были вынуждены остать­ся — почти на верную гибель...

Корабль главнокомандующего, переполненный людьми, вы­шел из бухты последним, когда в город уже вступила Красная ар­мия. «Контуры города, берега и горы обволакивались туманом, уходя вдаль... в прошлое, — вспоминал Деникин. — Такое тяжё­лое, такое мучительное...» Вскоре А. Деникин сложил с себя зва­ние главнокомандующего ВСЮР и навсегда покинул Россию.

В ЭМИГРАЦИИ

Оказавшись вдали от родины, Антон Иванович почти немедлен­но принялся писать свои воспоминания — «Очерки русской сму­ты». Первый том вышел в свет уже в 1921 г., последний, пятый, — в 1926 г. Позднее А. Деникин замечал: «„Очерки русской смуты" я считаю самым важным делом моего эмигрантского житья. На работу эту я смотрел как на свой долг в отношении белого дви­жения и перед памятью павших в борьбе, как добросовестное показание перед народным судом, судом истории».

Вначале А. Деникин не участвовал в общественной жизни рус­ской эмиграции. Только в 1932 г. Антон Иванович впервые высту­пил в Париже с публичным докладом. В нём он высказался в за-

ОТСТАВКА И ОТЪЕЗД ДЕНИКИНА

Белогвардейцы, полгода назад прибли­жавшиеся к Москве, весной 1920 г. ока­зались заперты на крохотном пятачке полуострова Крым. Кто-то должен был ответить за происшедшую катастрофу.

19 марта (1 апреля) 1920 г. А. Деникин подписал такое заявление: «Три года российской смуты я вёл борьбу, отда­вая ей все свои силы... Бог не благосло­вил успехом войск, мною предводимых. И хотя вера в жизнеспособность Армии и в её историческое призвание мною не потеряна, но внутренняя связь между вождём и Армией порвана. И я не в си­лах более вести её...». Через три дня он вновь повторил: «Разбитый нравствен­но, я ни одного дня не могу оставаться у власти». В тот же день, 22 марта, А. Де­никин отдал свой последний приказ. «Всем, шедшим честно со мною в тяж­кой борьбе, — писал А. Деникин, — низ­кий поклон. Господи, дай победу Армии и спаси Россию». Новым главнокоман­дующим на Военном совете в Крыму был избран генерал Пётр Врангель.

Вечером того же дня, сдав командо­вание, Антон Иванович покинул Рос­сию навсегда. «Когда мы вышли в мо­ре, — вспоминал А. Деникин, — была уже ночь. Только яркие огни, усеявшие густо тьму, обозначали ещё берег по­кидаемой русской земли. Тускнеют и гаснут. Россия, родина моя...»

Кукрыниксы. Карикатура на А. Деникина.

Агитационный вагон командования А. Деникина. На вагоне надпись: «Большевикам нужна великая разруха, нам нужна великая Россия». Новороссийск. 1920 г.

311

 

 

 

 

Неизвестный художник. «Счастливый

рабочий в Совдепии» (просит подаяния,

сидя на куче обесцененных ассигнаций).

Белогвардейский плакат 1919 г.

щиту России от любого нападения другой державы. «Участие наше на стороне захватчиков российской территории недопустимо!» — заявил генерал.

Эту позицию А. Деникин сохранял и в 1941 г. после нападе­ния Германии на СССР. В это время он проживал в оккупирован­ной Франции. Немецкие военные власти предложили генералу пе­реехать в Берлин, где ему обещали «хорошие условия для истори­ческой работы». Согласие Деникина стало бы первым шагом к со­трудничеству с Германией. Антон Иванович решительно отказал­ся. Победы под Москвой и Сталинградом вызвали у А. Деникина искреннюю радость. Обращаясь к бывшим добровольцам, он пи­сал в 1944 г.: «Мы испытали боль в дни поражения армии, хотя она зовётся „красной", а не российской, и радость — в дни её побед», До конца жизни А. Деникин продолжал верить в армию. Надеялся, что после победы над Германией Красная армия уничтожит боль­шевизм в собственной стране. Последними его предсмертными словами были: «Вот не увижу, как Россия спасётся!».

7 августа 1947 г. 74-летний Антон Иванович Деникин скончался в штате Мичиган (США). На похоронах американ­ские войска отдали последние воинские почести русскому ге­нералу. Могила его находится на русском кладбище Святого Владимира в городе Джексоне.

АЛЕКСАНДР КОЛЧАК

(1874—1920)

ОФИЦЕР И ПУТЕШЕСТВЕННИК

Будущий Верховный правитель России Александр Васильевич Колчак родился 4 ноября 1874 г. в Санкт-Петербурге. Отец его был морским офицером, впоследствии — генерал-майором, «Вы­рос я под влиянием чисто военной обстановки и в военной сре­де», — вспоминал А. Колчак. Ещё в детстве он решил пойти по сто­пам отца.

В Морском кадетском корпусе Александр оказался одним из первых (лучших) воспитанников, закончив его в возрасте 19 лет с премией. Тогда и позже его товарищи часто говорили: «Колчак всё знает, спросим у него...».

Пять лет Александр прослужил на Тихом океане. Но спокой­ное течение службы не устраивало его. Он мечтал о трудностях, по­корении неизведанных пространств, полярных экспедициях и при­ключениях. «У меня была мечта найти Южный полюс, но я так и не попал в плавание на южном океане», — вспоминал он. В 1900 — 1903 гг. А. Колчак принял участие в сложной полярной экспеди-

А. Колчак.

312

 

 

 

 

ции на судне «Заря». Прямо из Арктики А. Колчак отправился на русско-японскую войну, в Порт-Артур. После взятия крепости япон­цами он, раненый и тяжело больной, оказался в плену. На родину вернулся спустя полгода, весной 1905 г. За оборону Порт-Артура ему вручили золотую саблю с надписью: «За храбрость».

В Петербурге при активном участии капитана второго ран­га А. Колчака возник кружок молодых морских офицеров. Они подготовили доклад государю Николаю II о необходимых рефор­мах военного флота. По их предложению, в частности, был соз­дан Морской генеральный штаб.

Три года Александр Васильевич прослужил в этом штабе. Не прекращал он и географических исследований. В 1909—1910 гг. экспедиция, в которой он командовал ледоколом, совершила пе­реход через четыре океана вокруг всей Евразии.

В начале Первой мировой войны А. Колчак руководил сра­жениями с немецкими судами, установкой минных заграждений в Балтийском море. В апреле 1916 г. он получил звание адмира­ла. А в июне самого молодого русского адмирала назначили ко­мандующим Черноморским флотом.

ВО ВРЕМЯ РЕВОЛЮЦИИ

Февраль 1917 г. и падение монархии А. Колчак встретил спокойно. По его словам, он даже «приветствовал революцию», надеясь, что она позволит «победоносно закончить войну, которую считал пре­выше всего — и образа правления, и политических соображений».

Первое время адмиралу удавалось сохранить на флоте по­рядок и нормальные отношения с матросскими комитетами. Но потом дисциплина начала слабеть. Командующий старался под­держивать её до последней возможности. Но в мае он признался военному министру А. Керенскому, что не в состоянии больше командовать флотом, где матросы не подчиняются офицерам. Как вспоминал А. Керенский, адмирал «со слезами на глазах вос­кликнул: „Для них Центральный комитет значит больше, чем я! Я не хочу больше иметь с ними дела! Я более не люблю их!.."». 6 июня А. Колчак оставил командование флотом.

Весной 1917 г. адмирал пришёл к такому выводу: «Путь, по которому пошла вся русская революция, ведёт нас к гибели... Нам придётся расплачиваться территорией и природными богатст­вами. Мы потеряем свою политическую самостоятельность, по­теряем свои окраины, в конце концов, обратимся в так называе­мую Московию...». Эти мысли разделяло в то время большинство российского офицерства.

В августе 1917 г. А. Колчак выехал в США во главе военно-морской миссии. Александр Васильевич говорил, покидая роди­ну: «Мне нет места здесь во время великой войны, и я хочу слу­жить своей Родине, принимая участие в войне, а не в пошлой болтовне, которой все заняты».

За границей он узнал о том, что к власти пришли больше­вики, и о перемирии с Германией. После этого он попросил при-

ЭКСПЕДИЦИЯ НА СУДНЕ «ЗАРЯ»

Молодой лейтенант Александр Колчак познакомился с известным путешест­венником бароном Эдуардом Толлем. Тот пригласил его в экспедицию на поиски загадочной Земли Санникова в архипелаге Новосибирских островов.

Эту легендарную землю в Северном Ледовитом океане будто бы видел из­далека столетие назад купец Яков Сан­ников. Сама идея её поиска была на­сквозь пронизана духом романтики, что так отвечало натуре А. Колчака. Летом 1900 г. экспедиция отправилась в плавание на деревянном китобойном судне «Заря».

Два года «Заря» с её экипажем зимо­вала во льдах. Летом 1902 г. четверо полярников во главе с Э. Толлем ушли на собачьих упряжках к таинственной Земле Санникова. Из этого путешест­вия они не вернулись.

А. Колчак предложил смелый план — отправиться на их поиски на шлюпке и собачьих упряжках. «Мои спутники говорили, что это безумие», — расска­зывал он. Но всё же он сумел найти десяток добровольцев. В мае 1903 г. они двинулись по следу пропавших товарищей. Экспедиция оказалась неве­роятно сложной. Полярникам приходи­лось вместе с собаками впрягаться в лямки и тащить тяжёлую шлюпку сквозь ледяные нагромождения — торосы. Они провели в этом опасном путеше­ствии 42 дня. Однажды А. Колчак про­валился в ледяную трещину и чудом не утонул. В конце концов полярники на­шли коллекции и записку пропавших товарищей, из которой стало ясно, что они погибли.

После возвращения из льдов Русское географическое общество наградило А. Колчака большой золотой Константиновской медалью «за необыкновен­ный и важный географический под­виг». Кроме него этой высшей награ­ды были удостоены только семь путе­шественников. Александра Васильеви­ча стали уважительно звать Колчак-Полярный. Один из островов в Кар­ском море получил его имя...

313

 

 

 

нять его в британскую армию «хотя бы простым солдатом». Он желал одного: выполнить свой воинский долг, сражаться с нем­цами, хотя бы и в чужой армии. Английские власти ответили со­гласием, но потом предложили ему вернуться на родину, на Даль­ний Восток.

ВЕРХОВНЫЙ ПРАВИТЕЛЬ РОССИИ

На Дальнем Востоке А. Колчак организовывал вооружённые от­ряды «для борьбы с большевиками и немцами». Эта борьба ви­делась ему прямым продолжением войны с Германией. Кто, как не Германия, прислал в Россию знаменитый «пломбированный вагон» с В. Лениным и его товарищами? И вот теперь, захватив власть, они заключили с врагом позорный сепаратный мир. Ясно, что долг русского солдата и офицера — сражаться с ними до последней капли крови. Но вскоре у А. Колчака начались столкновения по разным поводам с японскими военными вла­стями. Когда он побывал во Владивостоке, его неприятно пора­зило обилие на улицах иностранных военных мундиров. «Все лучшие дома, лучшие казармы, — рассказывал адмирал, — были заняты чехами, японцами, союзными войсками, а наше положе­ние было глубоко унизительно, глубоко печаль­но. Я чувствовал, что Владивосток не является уже нашим русским городом». Александр Ва­сильевич решил отправиться на юг России, где сражалась с большевиками Добровольческая армия генерала А. Деникина.

4 ноября 1918 г. А. Колчак оказался в Ом­ске. Здесь в его жизни произошёл крутой пово­рот. Прославленному адмиралу предложили пост военного министра в омском правительст­ве Директории. Адмирал согласился, но занимал этот пост, правда, недолго — две недели.

Тем временем в омском правительстве на­зревал взрыв. Под знамя борьбы с большевика­ми пришли тысячи офицеров, которые не испы­тывали никаких симпатий к социализму вооб­ще. Они считали любых социалистов такими же разрушителями Российского государства, как и большевиков. Между тем в Директорию входи­ли кадеты и социалисты (эсеры).

18 ноября в Омске произошёл переворот, офицеры арестовали левых членов Директории, А. Колчак позднее утверждал, что не знал о под­готовке переворота и не принимал в нём участия. Но именно ему как самому авторитетному деяте­лю предложили возглавить новое правительство, Он согласился и принял от правых членов Дирек­тории титул Верховного правителя России. Кол­чак говорил тогда: «Я не искал власти и не стре­мился к ней, но, любя родину, я не смел отказать-

ЗОЛОТОЕ ОРУЖИЕ КОЛЧАКА

6 июня 1917 г. собрание матросских ко­митетов приняло решение отобрать оружие у офицеров. На следующий день командующий Черноморским флотом адмирал А. Колчак, возмущён­ный этим, произнёс: «Раз не хотят, что­бы у нас было оружие, так пусть идёт в море!». Он построил команду корабля и на глазах у матросов эффектным жес­том забросил свою золотую Георгиев­скую саблю в волны Чёрного моря. Не­медленно он спустил на корабле флаг командующего и сложил с себя коман­дование флотом. Любопытна судьба ад­миральского оружия: позже его подня­ли с морского дна и торжественно вер­нули А. Колчаку с надписью: «Рыцарю чести адмиралу Колчаку от Союза офи­церов армии и флота». По другим дан­ным, это только красивая легенда: вру­чили адмиралу не его саблю, а лишь её копию...

А. Колчак.

314

 

 

 

ся, когда интересы России потребовали, чтобы я встал во главе правления». В своём манифесте он заявлял: «Приняв крест этой власти в исключительно трудных условиях гражданской войны, объявляю, что не пойду ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности...». Позднее его верховную власть формально призна­ли остальные вожди белогвардейского движения — А. Деникин и Н. Юденич.

На посту Верховного правителя России А. Колчак сохранил всю цельность и идеализм своей натуры. Один из его министров, барон А. Будберг, писал о нём: «Личного интереса, личного чес­толюбия у него нет, и в этом отношении он кристально чист. Он бурно ненавидит всякое беззаконие и произвол, но по несдер­жанности и порывистости характера сам иногда неумышленно выходит из рамок закона при попытках поддержать этот самый закон». Барон перечислял такие черты адмирала: «Истинный ры­царь подвига, ничего себе не ищущий и готовый всем пожертво­вать, детски и благородно доверчивый, вечно мятущийся в поис­ках лучших решений и спасительных средств; обуреваемый жаж­дой личного труда, примера и самопожертвования; далёкий от того, что вокруг него и его именем совершается...».

Адмирал стремился показать пример самоотверженности и аскетизма. Во время поездок на фронт он бывал в самых опасных местах. Отказывался носить тёплую шубу, «пока армия не одета», и надевал простую шинель. Из-за этого даже тяжело заболел воспа­лением лёгких, уложившим его на полтора месяца в постель в раз­гар сражений... К лести А. Колчак относился отрицательно, и когда один пожилой рабочий в восторге упал перед ним на колени, ска­зал ему: «Встаньте, я такой же человек, как и Вы».

Неизвестный художник. Белогвардейский плакат 1918 г.

Неизвестный художник. Белогвардейский плакат. Около 1919 г.

В. Дени. Карикатура на адмирала А. Колчака и генерала Н. Юденича.

315

 

 

Неизвестный художник.

«Плотным змеиным кольцом охватил

Большевизм сердце России. Казалось,

ничто не в силах вырвать жертв. Но вот в

лучах восходящего солнца показался

всадник, добровольно взявший на себя

подвиг спасения России. Мощно занесена

рука всадника, и в бессильной ярости

чувствует змий, что тверда эта рука,

верен её удар, и не избежать ему

карающей десницы».

Белогвардейский плакат 1919 г.

Александра Васильевича удручало, когда он не замечал в окру­жающих следов идеализма, а только личные интересы. Однажды он с горечью заметил: «Мы строим на недоброкачественном мате­риале. Всё гниёт. Я поражаюсь, как все испоганились».

В политической области верховный правитель также непо­колебимо следовал своим принципам. Он ни в коей мере не же­лал «примерять их к обстоятельствам». Например, категорически отказался от военной помощи со стороны Финляндии в обмен на признание её независимости. Адмирал заявил, что «идеей ве­ликой неделимой России» он не поступится «никогда и ни за ка­кие минутные выгоды».

Крестьян особенно волновал вопрос о земле. Однако А. Кол­чак призывал ждать решений будущего «Национального собрания», Конечно, такой лозунг не мог вдохновить крестьян, опасавшихся возвращения помещиков. Наоборот, он вызывал у них враждеб­ность. Кроме того, армия отбирала у них хлеб и скот. В ответ на это в тылу у Колчака начали вспыхивать крестьянские восстания. Войска подавляли их с крайней суровостью, что ещё больше ожесточало крестьян. Про Верховного правителя сложили насмешливую песенку:

Мундир английский,

Погон французский,

Табак японский,

Правитель Омский.

Мундир сносился,

Погон свалился,

Табак скурился,

Правитель смылся.

В марте 1919 г. войска А. Колчака начали наступление по всему фронту. Первое время оно развивалось успешно. Белогвардейцы вышли почти на линию Волги. Но через месяц насту­пательный порыв армии исчерпался, причём решающую роль в этом сыграло внутреннее не­довольство режимом. В конце апреля Красная армия стала теснить войска Колчака. 9 июня красноармейцы заняли Уфу, к осени отбросили противника за Урал. 14 ноября Верховный пра­витель потерял свою столицу — Омск.

б января 1920 г. А. Колчак отказался от сво­его титула в пользу генерала А. Деникина.

АРЕСТ И КАЗНЬ

В середине января чехословацкий конвой пере­дал А. Колчака Политцентру, созданному в Ир­кутске восставшими эсерами. Затем арестован­ного адмирала передали иркутскому ревкому.

316

 

Большевики и эсеры провели с А. Колчаком несколько до­просов, на которых он кратко рассказал о своей жизни. 6 февра­ля к городу подошли остатки его войск, которые добивались ос­вобождения своего командующего. Тогда иркутский ревком с согласия Москвы принял решение расстрелять адмирала и его премьер-министра В. Пепеляева. «Лучше казнь двух преступни­ков, давно достойных смерти, чем сотни невинных жертв», — говорилось в постановлении.

Приговор привели в исполнение на рассвете 7 февраля. Один из участников казни, комендант Иркутска И. Бурсак, вспо­минал: «К четырём часам утра мы прибыли на берег реки Ушаковки, притока Ангары. Колчак всё время вёл себя спокойно... На моё предложение завязать глаза Колчак отвечает отказом. Взвод построен, винтовки наперевес. Я даю команду „Взвод, по врагам революции — пли!". Оба падают. Кладём трупы на сани-розвальни, подвозим к реке и спускаем в прорубь...».

Позднее рассказывали, что находясь в заключении, незадол­го до казни, адмирал однажды запел свой любимый романс «Гори, гори, моя звезда»:

Твоих лучей небесной силою

Вся жизнь моя озарена.

Умру ли я, ты над могилою

Гори, сияй, моя звезда!

РАЗГОВОР С КОМАНДИРОМ ПОВСТАНЦЕВ

Находясь под арестом, А. Колчак имел любопытную и довольно характерную беседу с одним из командиров красных повстанцев. Вот содержание разгово­ра в пересказе самого Колчака (из его показаний):

«Красный командир: Когда я в одну де­ревню пришёл с повстанцами, я нашёл несколько человек, у которых были от­резаны носы и уши Вашими войсками.

Адмирал: Я наверное такого случая не знаю, но допускаю, что такой случай был возможен.

Красный командир: Я на это реагиро­вал так, что одному из пленных я отру­бил ногу, привязал её к нему верёвкой и пустил его к вам в виде — „око за око, зуб за зуб".

Адмирал: Следующий раз весьма воз­можно, что люди, увидав своего чело­века с отрубленной ногой, сожгут и вырежут деревню. Это обычно на вой­не и в борьбе так делается».

МИХАИЛ ТУХАЧЕВСКИЙ

(1893—1937)

ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ

Будущий прославленный полководец гражданской войны Миха­ил Николаевич Тухачевский родился 1б февраля 1893 г. в дво­рянской семье. Место его рождения — имение Александровское под Смоленском. Отцом мальчика был небогатый помещик, ма­терью — крестьянка.

Михаил с детства твёрдо решил посвятить себя военной карьере. Но только в возрасте 18 лет он добился исполнения сво­его давнего желания — поступил в Московский кадетский кор­пус, сразу в последний класс. Учился он здесь превосходно. Ког­да через год Тухачевский закончил корпус, его фамилию как пер­вого (лучшего) ученика по традиции занесли на мраморную дос­ку... Затем Михаил поступил в Александровское военное учили­ще в Москве.

Среди своих товарищей он выделялся известным вольно­мыслием и независимостью суждений. Это качество было прису­ще ему с детства. Его сёстры Елизавета и Ольга писали: «Однаж-

М. Тухачевский.

317

 

 

 

ды во время прогулки няня повела нас посмотреть царя. Миша принялся объяснять нам, что царь — такой же человек, как вся­кий другой, и специально ходить смотреть на него глупо». Зна­комый Михаила Н. Кулябко замечал о нём: «Юноша серьёзный, думающий, отнюдь не разделяющий верноподданнических взглядов, характерных для большинства кадетов и юнкеров»,

Военное училище Михаил также закончил первым. Как отлич­ник, он воспользовался правом самому определить себе место службы и выбрал столичный лейб-гвардии Семёновский полк. Во­обще зачисление в гвардию считалось большой привилегией.

Но мирная служба для него продолжалась недолго. Свой офи­церский чин Михаил получил всего за неделю до начала «великой», как её тогда называли, мировой войны. Вместе с Семёновским пол­ком гвардии подпоручик Тухачевский отправился на фронт.

ГВАРДЕЙСКИЙ ОФИЦЕР

В сражениях М. Тухачевский проявлял незаурядное мужество и отвагу. Однажды, например, он повёл за собой семёновцев в ата­ку через пылающий мост. Всего за полгода он получил шесть боевых орденов: три ордена Святой Анны, два — Святого Ста­нислава и один — Святого Владимира! Случай крайне редкий, почти небывалый.

19 февраля 1915 г. после гибели командира М. Тухачевский взял на себя командование и продолжал руководить боем. Пос­ле сражения однополчане недосчитались героического офи­цера. Спустя неделю они узна­ли из приказа по полку, что подпоручик Тухачевский пал в том бою смертью храбрых...

В действительности в тот день его захватили в плен не­мецкие войска. Непокорный подпоручик несколько раз пы­тался бежать из плена, после чего был заперт в крепости Ингольштадт, Окружённая ши­роким рвом с водой, она пред­назначалась для самых «бес­покойных» военнопленных. Здесь М. Тухачевский познако­мился с французским капита­ном, тоже пленным, который обучал его своему языку. Имя этого офицера позднее узнал весь мир — звали его Шарль де Голль.

В беседах с товарищами по плену Михаил Тухачевский откровенно делился своими

МИХАИЛ ТУХАЧЕВСКИЙ В ДЕТСТВЕ

Сёстры Михаила Тухачевского Елиза­вета и Ольга вспоминали: «Он запом­нился нам необыкновенно живым и подвижным ребёнком, не знавшим предела в выдумках и шалостях. Игре Миша отдавался самозабвенно. Охот­нее и чаше всего, как и многие другие мальчики, играл в войну». При этом Елизавета добавляла: «Учёбой в гим­назии Миша себя особенно не обре­менял».

С детства Михаил тянулся ко всему военному. Друг семьи Тухачевских М. Балакшин рассказывал: «Меня, ко­гда я приезжал к Тухачевским офице­ром, он буквально обожал, сейчас же завладевал моей шашкой, шпорами и фуражкой. Заставлял меня рассказы­вать разные героические эпизоды из наших войн. Русскую военную историю он знал превосходно, преклонялся пред Петром Великим, Суворовым и Скобелевым.

Пулемётная тачанка 1-й Конной армии. Музей Вооружённых Сил. Москва.

318

 

 

 

взглядами. Его бывший товарищ по заключе­нию Пьер Фервак описал их жаркие споры в крепости.

Молодой русский офицер называл себя фу­туристом. То, что он говорил, звучало весьма смело и непривычно: «Чувство меры, являющее­ся для Запада обязательным качеством, у нас в России — крупнейший недостаток. Нам нужны отчаянная богатырская сила, восточная хит­рость и варварское дыхание Петра Великого. Поэтому к нам больше всего подходит одеяние диктатуры. Латинская и греческая культура — это не для нас! Гармонию и меру — вот что нуж­но уничтожить прежде всего!

России нужна твёрдая, сильная власть. Рос­сия ещё не знает, какую симфонию подарит миру, поскольку не знает и самоё себя. Но увидите — в один прекрасный день все будут поражены ею. Задача России сейчас должна заключаться в том, чтобы ликвидировать всё: отжившее искусство, устаревшие идеи, всю эту старую культуру... С красным знаменем, а не с крестом мы войдём в Византию! Мы выметем прах европейской циви­лизации, запорошившей Россию... Мы встряхнём её, как пыльный коврик, а потом мы встряхнём весь мир!». Особенно удивили П. Фервака слова М. Тухачевского о В. Ленине, тогда ещё эмигран­те. По утверждению П. Фервака, Тухачевский ска­зал: «Если Ленин окажется способным избавить Россию от хлама старых предрассудков и помо­жет ей стать независимой, свободной и сильной державой, то я пойду за ним».

Ещё в плену М. Тухачевский узнал о том, что на родине про­изошла Февральская революция. Наконец, с пятой попытки, ему удалось бежать из плена. На родину он вернулся в октябре, ко­гда страна переживала колоссальный социальный переворот. Он восстановился в своём Семёновском полку, стоявшем в столице. Однако Россия выходила из войны, и старую армию упраздня­ли. В первую очередь это коснулось гвардии. Семёновский полк распустили, и молодой подпоручик, ставший «безработным», от­правился домой,

КРАСНЫЙ КОМАНДАРМ

После увольнения из армии М. Тухачевский не оставил твёрдо­го намерения посвятить жизнь военной профессии. Большая часть офицерства восприняла Октябрь враждебно, некоторые отправлялись на Дон в Добровольческую армию сражаться с большевиками.

Однако Тухачевский прослужил в гвардии весьма недолго и не чувствовал нерушимой сословной связи со старым офицерст-

В. Маяковский. Плакат из серии «Окна РОСТА». 1920 г.

319

 

 

вом. Поэтому он без предубеждения был готов служить молодой Советской республике. В конце марта 1918 г. Михаил узнал о том, что в Красную армию привлекаются бывшие офицеры. И уже 5 ап­реля вновь поступил на военную службу. Желая служить новому государству не за страх, а за совесть, он стал большевиком.

В то время в Красной армии энтузиасты из офицерской сре­ды были такой редкостью, что «поручиком-коммунистом» заин­тересовался сам В. Ленин. Затем события стали развиваться, как в восточной сказке. Глава советского правительства пригласил 25-летнего подпоручика к себе на беседу. М. Тухачевский сказал в разговоре с В. Лениным, что надо создавать регулярную армию, и изложил свои мысли об этом. Эти соображения пришлись очень по душе его собеседнику. Сёстры вспоминали Михаила после этой встречи: «Радостно возбуждённый, полный надежд, он рассказывал нам о предстоящей работе по организации но­вой армии. „Откуда ей взяться, этой новой армии?" — усомни­лась мама. Но Михаил горячо доказывал, что новая армия будет создана и он твёрдо решил связать свою судьбу с ней».

19 июня М. Тухачевский отправился на Восточный фронт — уже командармом. А ведь прежде такие должности занимали только генералы!

В сентябре армия Тухачевского взяла город Симбирск. Это была одна из первых побед Красной армии. В. Ленину, который в это время выздоравливал после ранения 30 августа, командо­вание направило телеграмму: «Взятие Вашего родного города -это ответ на Вашу одну рану, а за вторую — будет Самара». «Взя­тие Симбирска, моего родного города, — отвечал председатель Совнаркома, — есть самая целебная, самая лучшая повязка на мои раны. Поздравляю красноармейцев с победой».

В 1919 г. армия Тухачевского совершила трудный переход через Уральский хребет. В июле после четырёхдневного боя был взят Челябинск За это командарма наградили первым советским орденом — орденом Красного Знамени.

Всех поражала его молодость. Пленный колчаковский гене­рал Римский-Корсаков, увидев командарма, был потрясён до глу­бины души. «Генерала, — рассказывал свидетель, — чуть родимчик не хватил. Надо было слышать, с каким недоумением он выдавил из себя: „Вы командарм? Да сколько же Вам лет? Простите, я Вас принял за адъютанта"». «Что же делать! — рассмеялся Тухачев­ский. — Почти все генералы сбежали от нас. Приходится доволь­ствоваться поручиками и капитанами. Я командарм...»

В декабре армия Тухачевского вступила в столицу адмира­ла Александра Колчака — город Омск. За это командующий по­лучил высшую в то время награду — почётное революционное оружие, или «Золотое оружие». Так называли шашку со знаком ордена Красного Знамени на вызолоченном эфесе.

Вскоре после победы над войсками Колчака, в начале 1920 г, молодой командарм руководил окончательным разгромом ар­мий генерала Деникина. Именно Тухачевский организовал из­вестную «новороссийскую катастрофу» белых войск.

«ВОЙНА КЛАССОВ»

В первой половине 1920 г. Михаил Ту­хачевский опубликовал ряд статей, ко­торые через год составили сборник под названием «Война классов». В этой кни­ге содержался горячий призыв к воен­ной победе над буржуазными государ­ствами... «Мы стоим накануне мировой гражданской войны», — с воодушевле­нием писал он. М. Тухачевский в своих статьях выдвинул ряд довольно необыч­ных идей. Например, он предложил не­медленно учредить «международный Генштаб» при Коминтерне. Основная задача Генштаба должна была заклю­чаться в организации военного похода Красной армии на Европу и весь мир.

Подобная идея казалась близкой к осуществлению во время победонос­ного наступления Красной армии на Варшаву. «Вперёд, на Запад! На Вар­шаву! На Берлин!» — призывал тогда не только Тухачевский, но и тысячи коммунистов разных стран. Пораже­ние в польской войне нанесло этой идее сокрушительный удар.

Однако и позднее М. Тухачевский счи­тал, что идея военного «похода на Ев­ропу» была в принципе правильной. Ошиблись военные, а не политики. «Проиграла не политика, а страте­гия, — убеждённо писал он. — Поли­тика поставила Красной Армии труд­ную, рискованную и смелую задачу. Но разве может это означать непра­вильность?! Не было ни единого вели­кого дела, которое не было бы смелым и не было решительным». «Красный маршал» подчёркивал: «Задача была смелая, сложная, но задачами робки­ми не решаются мировые вопросы».

В. Дени. «Разгром польских панов». Карикатура 1920 г.

320

 

 

 

ВОЙНА С ПОЛЬШЕЙ

В годы гражданской войны М. Тухачевского сопровождала по­беда, хотя порой она давалась нелегко. Но в 1920 г. ему случи­лось пережить первое тяжёлое поражение. В апреле он возгла­вил Западный фронт. В это время здесь разгорелась советско-польская война.

К августу наступающая Красная армия вплотную приблизи­лась к Варшаве. Создавалось впечатление, что победа уже близ­ка. М. Тухачевский издал свой знаменитый приказ, в котором го­ворилось: «На штыках мы принесём трудящемуся человечеству счастье и мир. Вперёд, на Запад! На Варшаву! На Берлин!».

Однако из-за стремительного наступления левый фланг За­падного фронта оказался опасно слабым. Противник мог нанес­ти здесь сокрушительный удар. Обнаружив эту опасность, М. Ту­хачевский на несколько часов погрузился в напряжённое раз­думье. Он предложил командованию перенацелить удар со­седней 1-й Конной армии. Вместо того чтобы брать Львов, она должна была прийти на помощь Западному фронту. Из Москвы поступил соответствующий приказ.

Но руководившие движением Конной армии Климент Во­рошилов, Семён Будённый и Иосиф Сталин решительно возра­жали, считая, что надо брать Львов. Ожесточённые споры дли­лись около десяти дней. Когда они в конце концов согласились выполнить приказ, катастрофа армий Тухачевского стала уже неизбежной.

Польские войска мощным ударом замкнули его основные силы в «клещи». Так и не сумев взять Варшаву, советские армии, охваченные «мёртвым кольцом», оказались в окружении.

Когда Тухачевский увидел всю картину происшедшего раз­грома, он оказался в состоянии глубокой подавленности. 27-лет­ний командующий ушёл в свой штабной вагон, закрылся там и оставался в одиночестве целый день. Позднее он признался, что за этот день постарел на целый десяток лет.

Командарм Иероним Уборевич как-то упрекнул его в том, что он остался «безучастным зрителем» катастрофы своих войск. Во­енный историк Г. Иссерсон писал об этом разговоре: «Уборевич сказал, что пробивался бы к своим войскам любыми средствами — на машине, на самолёте, наконец, на лошади — и, взяв на себя не­посредственное командование, вывел бы их из окружения. Туха­чевский ответил, что роль командующего фронтом тогда понима­лась иначе, что один он этого сделать не мог, да ему бы и не по­зволили... Он, однако, добавил, что сейчас, конечно, учить и вос­питывать высший командный состав на этом примере нельзя».

В МИРНЫЕ ГОДЫ

В 20—30-е гг. М. Тухачевский оставался одним из руководителей Красной армии и занимал в ней военные посты различной важ­ности. Все эти внешне спокойные и мирные годы в руководстве Красной армии не прекращались внутренние трения и острая

КРОНШТАДТ И ТАМБОВЩИНА

В 1921 г. гражданская война с белогвар­дейцами уже осталась позади. Но про­должались выступления крестьянства, с которыми слилось восстание кронштадт­ских матросов. В. Ленин отмечал, что эти восстания более опасны для Совет­ской республики, «чем Деникин, Юде­нич и Колчак, вместе взятые».

Михаил Тухачевский руководил подав­лением Кронштадтского восстания. По­сле полной победы над повстанцами с ним беседовал В. Ленин. Глава совет­ского правительства сказал, что теперь такой же удар необходимо нанести «антоновским бандитам» — так назы­вали тамбовских повстанцев во главе с А. Антоновым.

В мае 1921 г. Михаил Николаевич по­ехал в Тамбовскую губернию. Здесь он возглавил войска, боровшиеся с «анто­новскими бандитами». М. Тухачевский в полной мере применил все традици­онные приёмы борьбы против партизан (см. ст. «„Военный коммунизм" и нэп»). Изучая обстановку, вспоминал истори­ческие аналогии, например Вандейское восстание во время Французской рево­люции. Своим подчинённым он совето­вал: «Никогда не делать невыполнимых угроз. Раз сделанные угрозы неуклонно до жестокости проводить в жизнь до конца». В то же время командующий ис­пользовал и новые военно-технические средства. Последним словом военной науки в то время являлось химическое оружие. М. Тухачевский ещё в Крон­штадте приказал обстрелять два мятеж­ных линкора газовыми снарядами. Но тогда этого не сделали.

В борьбе с Тамбовским восстанием химические снаряды уже действитель­но применялись. 12 июня 1921 г. М. Ту­хачевский отдал приказ: «Леса, где прячутся бандиты, очистить ядовиты­ми газами. Точно рассчитывать, чтобы облако удушливых газов распространя­лось полностью по всему лесу, унич­тожая всё, что в нём пряталось». В ка­честве ядовитого газа применялся, в частности, хлор.

Как и в Кронштадте, на Тамбовщине М. Тухачевскому удалось добиться быст­рой и полной победы над повстанцами.

321

 

 

 

«ИЗМОРЦЫ» И «СОКРУШЕНЦЫ»

Ещё в 20-е гг. М. Тухачевского стало беспокоить, что идеи «мировой револю­ционной войны» звучат всё глуше. «Вой­на не в моде, — с горечью писал он в 1921 г. — Кончилась — и ладно. Поско­рее бы её забыть. Довольно войны, да здравствует мирный труд. Этот дух надо искоренить во что бы то ни стало».

В 1926 г. вышла книга Александра Свечина «Стратегия». В ней бывший гене­рал отстаивал идею, что врага надо встречать упорной обороной («измо­ром»). Конечно, это вызвало негодова­ние М. Тухачевского. Не обороной, а сокрушительным нападением!

Началась ожесточённая борьба между двумя военными школами. Их прозвали «изморцами» и «сокрушенцами». Туха­чевский оказался одним из самых неис­товых «сокрушенцев». «Стратегия измо­ра целиком и полностью направлена против революционных войн», — заме­чал Михаил Николаевич в 1929 г. В на­чале 30-х гг. «сокрушенцы» одержали полную победу, взгляды их оппонентов были официально осуждены. Идеи «со­крушительного нападения» господство­вали и после расстрела маршала, вплоть до лета 1941 г. Поэт Василий Лебедев-Кумач тогда восклицал:

И на вражьей земле

Мы врага разобьём

Малой кровью, могучим ударом!

С. Будённый. Снимок 1912 г.

борьба. Речь шла о ключевых вопросах военного строительства. Вспоминались и былые конфликты времён гражданской войны.

Весьма характерный случай произошёл с Тухачевским в 1930 г. Шла дискуссия о значении конницы в современной вой­не. М. Тухачевский заметил, что роль конницы будет невелика. Возмущённый С. Будённый воскликнул, что Тухачевский «гро­бит всю Красную Армию». Вслед за этим выступил ещё один ора­тор, который страстно защищал конницу. Он припомнил Туха­чевскому войну с Польшей, когда тот отозвал 1-ю Конную ар­мию от Львова. Если бы не это, по мнению оратора, война была бы выиграна. Подняв над головой сжатые кулаки, выступающий с негодованием бросил Тухачевскому: «Вас за 1920 год вешать надо!». В зале воцарилось мёртвая тишина, Михаил Николаевич побледнел, но не стал ничего отвечать. Собрание прервали.

Споры о военном строительстве отражались и в частых пе­ремещениях М. Тухачевского по служебной лестнице. Когда его точка зрения побеждала, он занимал высшие армейские посты. В 1927 г., например, возглавлял штаб Красной армии. Когда одер­живали верх его оппоненты, как, скажем, в 1928 г., он назначал­ся на более скромную должность, командовал военным округом.

В 1931 г. М. Тухачевский стал заместителем К. Ворошилова, наркома по военным и морским делам. Это был один из высших постов в вооружённых силах. Когда в 1935 г. в Красной армии ввели воинские звания, Михаил Николаевич вошёл в число пер­вых пяти маршалов Советского Союза. «Когда нет цели, нет жиз­ни, — сказал он как-то в частном разговоре. — Моя цель — сде­лать нашу армию сильнейшей в мире».

Будущий маршал Георгий Жуков, некоторое время рабо­тавший вместе с М. Тухачевским, говорил о нём: «Огромного военного таланта человек. Широко мыслящий военачальник, далеко смотрящий вперёд. Он ещё в тридцатых годах предви­дел, что будущее за танками и самолётами, а не за кавалерией, как думало тогда большинство. И именно он стоял у истоков со­здания нашей ракетной техники». «Умница, сильный, занимался тяжёлой атлетикой, и очень красивый», — добавлял Жуков. Меж­ду прочим, разница в возрасте двух маршалов составляла всего три года.

Надо отметить, что интересы Михаила Николаевича были весьма разносторонними. Он, например, мог увлечённо спорить о теории относительности Эйнштейна и даже размышлять о её связи с военным делом. Он говорил на нескольких иностранных языках, писал картины маслом, хорошо играл на струнных му­зыкальных инструментах. «Игре на скрипке он посвятил себя с особенной страстью», — вспоминал знакомый с ним компози­тор Дмитрий Шостакович. Тухачевский умел ещё и собственно­ручно изготавливать скрипки и виолончели, причём делал это весьма мастерски. «Нет ничего прекраснее музыки, — говорил он. — Это моя вторая страсть, после военного дела».

Дмитрий Шостакович рассказывал о М. Тухачевском: «По­мимо всего прочего, удивляла его физическая сила. Он мог по-

322

 

 

В первом ряду (слева направо): Н. Хрущёв, А. Жданов, Л. Каганович, К. Ворошилов, И. Сталин, В. Молотов, М. Калинин и М. Тухачевский. 1936 г.

садить человека на стул и затем поднять стул вместе с челове­ком на воздух... Тухачевский был и всегда, в любой ситуации, ос­тавался профессиональным военным. Его мысли вертелись ис­ключительно вокруг военных вопросов. В такие моменты он был мне одновременно симпатичен и несимпатичен. Я с большей охотой слушаю специалистов, чем дилетантов. Но он был спе­циалистом в ужасной профессии. Его профессия заключалась в том, чтобы шагать через трупы, и как можно успешнее. Что меня опять-таки отталкивало».

СУД И КАЗНЬ

И мая 1937 г. М. Тухачевского сняли с поста заместителя военно­го наркома, а 27 мая его арестовали. 11 июня в Москве состоялся закрытый суд над Тухачевским и другими известными военачаль­никами (см. ст. «Карательные органы Советской власти»).

В числе судей находился и давний противник Тухачевско­го маршал С. Будённый. Помимо прочего Тухачевского обвиня-

ПЕРЕД АРЕСТОМ ТУХАЧЕВСКОГО

Первое грозное предупреждение Ми­хаилу Тухачевскому прозвучало в на­чале 1937 г. В это время в Москве про­ходил показательный суд над Карлом Радеком и другими бывшими видными большевиками. К. Радек на суде мель­ком заметил, что Тухачевский переда­вал ему какую-то «просьбу». На дру­гой день об этом с тревожным интере­сом говорила вся Москва. Какую же «просьбу» мог передать прославлен­ный маршал «врагу народа»? Правда, Радек на следующий день добавил, что «Тухачевский — человек, абсолютно преданный партии и правительству». Но это прозвучало ничуть не менее зловеще. Арестованный «враг народа» хвалит маршала Тухачевского!

323

 

 

 

ли в попытках вытеснить из Красной армии конницу и заменить её танками. Это обвинение горячо поддерживал и Семён Михай­лович. После суда он написал записку, в которой излагал свои впечатления о процессе. Будённый замечал: «Тухачевский с са­мого начала суда, при чтении обвинительного заключения и при показании всех других подсудимых, качал головой, подчёрки­вая тем самым, что, дескать, всё это неправда, всё не соответст­вует действительности».

Обращаясь к одному из обвиняемых, который рассказывал об измене Тухачевского и других, маршал спросил с безнадёж­ной иронией: «Скажите, это Вам не снилось?». По другим свиде­тельствам, он произнёс: «Мне кажется, я во сне».

Суд приговорил М. Тухачевского и семерых его «сообщников» к высшей мере наказания. 12 июня 1937 г. 44-летнего маршала расстреляли. На следующий день о состоявшейся казни «изменни­ков и врагов народа» сообщили все советские газеты...

В эти месяцы маршал как-то обронил: «Как я в детстве просил купить мне скрипку! А папа из-за вечного безде­нежья не смог сделать этого. Может быть, вышел бы из меня профессио­нальный скрипач...».

Несмотря на все тревожные признаки, на первомайском параде Михаил Ни­колаевич как ни в чём не бывало пер­вым поднялся на трибуну для воена­чальников. Но уже через несколько дней, 11 мая, над его головой прозвучал новый раскат грома. Его сняли с поста заместителя К. Ворошилова и назна­чили командовать Волжским военным округом.

Туда он отправился в конце мая. Ус­лышав о первых арестах среди воен­ных, с болью воскликнул: «Какая-то грандиозная провокация!». Он уже до­гадывался, что его ожидает. 26 мая М. Тухачевский прибыл к новому мес­ту службы в Куйбышев (ныне Самара). В тот же день он произнёс свою по­следнюю речь. Один из слушателей, видевший маршала за два месяца до этого, впервые заметил седину в его волосах. На следующий день случи­лось то, что исподволь готовилось по­следние полгода, — Михаила Николае­вича арестовали.

НЕСТОР МАХНО

(1888—1934)

Н. Махно.

В годы гражданской войны крестьяне неохотно оставляли зем­лю, чтобы взять в руки оружие. Только в рядах партизанской «Зе­лёной армии» они сражались добровольно и с большой охотой. На Украине её возглавлял знаменитый «батька Махно».

Родился Нестор Иванович Махно 27 октября 1888 г. в боль­шом селе Гуляй-Поле под Екатеринославом (ныне Днепропет­ровск). Младший ребёнок в многодетной семье, Нестор с детст­ва испытал нужду и голод. Семилетним мальчиком пошёл в под­паски, потом работал по найму.

18-летний Нестор примкнул к «хлеборобам-анархистам». В борьбе с государством молодые анархисты не стеснялись при­менять самые решительные меры. В частности, устроили на­падение на почтовую карету, чтобы изъять деньги на революци­онные цели. Махно при этом застрелил пристава. В 1908 г. участ­ников нападения арестовала полиция, а суд приговорил к по­вешению.

Махно просидел в камере смертников, ожидая казни, 52 дня, «В силу моего несовершеннолетия, — писал он (ему ещё не ис­полнился 21 год. — Прим. ред.), — я избежал казни, которую ис­пытали лучшие из моих друзей». Повешение заменили бессроч­ной каторгой. В заключении в Бутырской каторжной тюрьме он много читал, пополнял своё образование. Как бессрочника, его заковали в ножные и ручные кандалы. В тюрьме он провёл во­семь лет и восемь месяцев. Его товарищ по заключению, анар-

324

 

 

 

хист П. Аршинов, вспоминал: «Упорный, не могущий помирить­ся с бесправием личности, он всегда спорил с начальством и веч­но сидел по холодным карцерам, нажив себе туберкулёз лёгких».

Февральская революция освободила политзаключённых. 2 марта 1917 г. из ворот Бутырской тюрьмы вышел и Нестор Мах­но. Ему было 28 лет. Недолго подышав воздухом революционной Москвы, он отправился домой, в Гуляй-Поле. Здесь его встрети­ли с большим почтением как заслуженного политкаторжанина и революционера. Нестора Махно избрали главой местного Со­вета крестьянских депутатов. Как противник любой власти, он не­много смущался такой должности. Даже послал, как говорил по­том, «наивную» телеграмму об этом одному видному анархисту. Но размышлять и колебаться было некогда.

Махно, конечно, с возмущением отвергал идею «ожидания Учредительного собрания». Не ждать, а немедленно передать зем­лю крестьянам! Под влиянием Махно летом и осенью 1917 г. ме­стные крестьяне провели «чёрный передел». Потом Махно заме­чал, что Октябрь ничего не добавил к их завоеваниям — ведь зем­лю они взяли раньше.

До 1918 г. никто не трогал необычную крестьянскую «воль­ницу». Только однажды их побеспокоила государственная власть. В сентябре 1917 г. в Гуляй-Поле прислали комиссара Временно­го правительства. Махно вежливо пригласил его к себе. Однако комиссар, судя по всему, решил, что сейчас над ним учинят са­мосуд. «Он старался объяснить цель своего приезда, — вспоми­нал Махно, — но у него не выходило: губы дрожали, зубы стуча­ли, и сам он то краснел, то бледнел, смотря в пол. Я попросил его в 20 минут покинуть Гуляй-Поле и в два часа — пределы его ре­волюционной территории», что тот и поспешил исполнить.

Весной 1918 г. Украину заняли германские войска. Услышав, что в Гуляй-Поле вошли немцы, Нестор Махно расплакался. В мае он отправился в Москву посоветоваться, что делать дальше. Здесь он встретился с Владимиром Лениным, идейным вождём анар­хизма Петром Кропоткиным, многими видными анархистами. Вскоре Махно решил вернуться на Украину.

Здесь он начал партизанскую борьбу. «Мы крестьяне, — гор­до обращался он к своим сторонникам, — мы человечество». Повстанцы боролись с любой властью, вмешивавшейся в кресть­янскую жизнь: и с Симоном Петлюрой, и с Антоном Деники­ным. В декабре 1918 г. Н. Махно решился на отчаянно дерзкую вылазку. Около трёх сотен партизан заняли Екатеринослав. Здесь они встретили Новый, 1919 год. После этого имя Махно стало известно всей России. Правда, партизаны удерживали город лишь несколько дней, большинство из них погибло при отступ­лении. Начав с малого, за год Н. Махно сумел создать целую кре­стьянскую армию. Летом 1919 г. ему подчинялось уже около 55 тыс. человек. Партизаны сражались под чёрными знамёнами с надписями: «Свобода или смерть!».

Против белогвардейцев партизаны выступили вместе с Красной армией. Махно стал подписывать свои приказы необыч-

Кукрыниксы. Карикатура на Н. Махно.

НЕСТОР МАХНО

И БЫВШИЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ

Весной 1917 г. Н. Махно вышел на сво­боду из Бутырской тюрьмы и отправил­ся на родину, в Гуляй-Поле. Здесь на улице он столкнулся с бывшим по­лицейским, при обыске ударившим по щеке его мать. Тот встретил его слова­ми: «Нестор Иванович, здравствуй­те!» — и приветливо протянул руку. Махно вспоминал: «Ужас! Я весь за­дрожал и неистово закричал: „Пошёл вон, подлец, от меня, или я сейчас же тебе всажу пулю!"». А своим товари­щам он сказал тогда: «Важно схватить этих негодяев всех и затем убить, по­тому что такие люди вредны для вся­кого человеческого общества. Они неисправимы в самом из худших пре­ступлений — продаваться за деньги самим и предавать других».

325

 

 

 

ным титулом — «комбриг батько Махно». За взятие в марте 1919 г. Мариуполя Махно наградили орденом Красного Знамени.

В то же время махновцы твёрдо отстаивали свою самостоя­тельность, не желая растворяться в Красной армии. Повседневные вопросы жизни в деревне решали до весны 1919 г. съезды кресть­янских Советов, где большевики пребывали в меньшинстве. Ещё осенью 1919 г. в Гуляй-Поле свободно печатались эсеровские, анар­хистские и другие газеты. Кроме того, махновцы не допускали к себе продотряды, изымавшие зерно. В представлениях крестьян Гуляй-Поле становилось чем-то вроде новой Запорожской Сечи, «вольного крестьянского царства». «Безобразиям, которые проис­ходят в „царстве" Махно, нужно положить конец», — писала в ап­реле харьковская газета «Известия». Лев Троцкий в статье «Махнов­щина» назвал происходящее «анархо-кулацким развратом». В на­чале июня Махно объявили вне закона. Он заявил Троцкому о сво­ём желании уйти в отставку «ввиду создавшегося невыносимо-не­лепого положения». Большевики арестовали членов махновского штаба, а 18 июня сообщили о расстреле их как изменников. В от­вет Махно нанёс свои первые удары по «красным».

Однако момент для борьбы с Махно оказался явно неудач­ным. Как раз в это время белогвардейцы Деникина развернули мощное наступление, вытеснив Красную армию с Украины. Те­перь «белым» противостояли только «зелёные» — армия Махно.

В конце 1919 г. Махно второй раз заключил союз с Красной армией. Но продлился он недолго: в январе 1920 г. Махно при­казали выступить на войну с Польшей. Он отказался: Польша да­леко, а от Гуляй-Поля уходить опасно. Предложил повоевать где-нибудь «поближе». В ответ его снова объявили вне закона.

Махно продолжил партизанскую борьбу — теперь против большевиков. Свою армию он подчинил твёрдой дисциплине, установил в ней жёсткий порядок. Журналист 3. Арбатов описы­вал одну из его операций этого времени: «Узнав, что в Павлогра­де находится главная полевая касса Крымской группы красных войск, Махно всему своему отряду нацепил на папахи коммуни­стические звёзды, приказал сшить красные флаги и двинулся к Павлограду. Вплотную приблизившись к заставе, отряд дружно запел: „Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!" — и совершенно свободно въехал в город, распевая: „Это будет по­следний и решительный бой!". Подъехали к дому, где помещалась касса. Часовые были связаны, вся наличность кассы размещена по карманам, и с такими же весёлыми песнями отряд вышел из города, исчезнув в густо заросших лесах».

В октябре 1920 г. Махно заключил своё третье — и послед­нее — соглашение с Красной армией. Речь шла о совместных дей­ствиях против крымской армии Петра Врангеля. В обмен Махно обещали обсудить «автономию вольного района» Гуляй-Поле.

Но после победы над Врангелем Крым превратился в ловуш­ку для махновцев. Им приказали сдать оружие, а командиров аре­стовали и расстреляли. Самого Махно окружили в Гуляй-Поле, но он сумел каким-то чудом вырваться и продолжить партизанскую

ВСТРЕЧИ МАХНО

С КРОПОТКИНЫМ И ЛЕНИНЫМ

Летом 1918 г. в Москве Нестор Мах­но встретился с патриархом анархиз­ма Петром Кропоткиным, которого на­зывал «дорогим нашим стариком». Тот ободрил и напутствовал Махно не­сколькими тёплыми словами. «Надо помнить, дорогой товарищ, — сказал Кропоткин Нестору Ивановичу, — что борьба не знает сентиментальностей. Самоотверженность, твёрдость духа и воли к намеченной цели побеждают всё». Но вообще московские анархи­сты сильно разочаровали Махно: зам­кнувшись в своём кругу, они «проспа­ли» революцию.

Встретился Н. Махно и с Владимиром Лениным. Глава Совнаркома принял его «по-отцовски». «Анархисты про­пускают настоящее для отдалённого будущего, — сказал Ленин. Но тут же добавил: — Вас, товарищ, я считаю че­ловеком реальности и кипучей злобы дня. Если бы таких анархистов-комму­нистов была хотя бы треть в России, то мы, коммунисты, готовы были бы ид­ти с ними на известные условия и сов­местно работать...» Эти слова очень растрогали Н. Махно. «Я почувствовал, что начинаю благоговеть перед Лени­ным», — вспоминал он...

П. Кропоткин. «С натуры в вагоне по пути в

Петроград рисовал художник В. Шаврин»

(журнал «Лукоморье», 1917 г.).

326

 

 

 

борьбу. Год спустя, в феврале 1921 г., Ленин замечал: «Наше во­енное командование позорно провалилось, выпустив Махно (не­смотря на гигантский перевес сил и строгие приказы поймать), и теперь ещё более позорно проваливается, не умея раздавить горсток бандитов. И хлеб, и дрова, всё гибнет из-за банд, а мы имеем миллионную армию». Однако отряд бойцов Махно посте­пенно таял. Крестьян измучила непрерывная война против все­го света. Кроме того, крестьянская политика Советской власти к лету 1921 г. стала смягчаться. В августе 1921 г. Махно серьёзно ранили в голову. Всего в боях с белыми и красными он получил 12 ранений. 23 августа оставшаяся горстка повстанцев перешла границу. Махно вспоминал: «В Киевщине я был опасно ранен и, будучи в беспамятном от потери крови состоянии, отправлен на­пуганными за мою жизнь и общее дело повстанцами в Румынию». Здесь известного «бунтовщика», конечно, посадили в крепость. Затем он ещё побывал в польской и немецкой тюрьмах.

«После подобных странствований, — писал Махно, — я об­ретаюсь ныне в Париже, среди чужого народа и среди полити­ческих врагов, с которыми так много ратовал... О чувствах моих: они неизменны. Я по-прежнему люблю родной народ и жажду работы и встречи с ним». Во Франции Нестор Иванович жил бед­но, часто болел от многочисленных ранений. Написал воспоми­нания. Чтобы заработать на хлеб, сапожничал, шил тапочки. Так странно сложилась судьба революционера...

6 июля 1934 г. Нестор Махно скончался от давней тюрем­ной болезни — туберкулёза. Его похоронили на кладбище Пер-Лашез рядом с расстрелянными парижскими коммунарами.

ПАРТИЯ БОЛЬШЕВИКОВ В 1917—1921 ГОДАХ

ПОСЛЕ ФЕВРАЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Свержение самодержавия в России в феврале 1917 г. оказалось для большевиков, как и для других социалистов, почти полной неожиданностью. Ещё 9 января в одном из публичных выступ­лений Владимир Ленин замечал: «Мы, старики, может быть, не доживём до решающих битв грядущей революции...». Большевик Анатолий Луначарский позднее признавался, что сообщение о февральских событиях «поразило его как громом».

Партия большевиков в тот момент насчитывала менее 24 тыс. человек — ничтожную горстку в масштабах огромной

 

НЕСТОР МАХНО ПРОТИВ АНТОНА ДЕНИКИНА

В сентябре 1919 г. махновцам удалось одержать первые крупные победы над Деникиным. С боями они заняли Бер­дянск, Мариуполь и другие города. Деникинский генерал Яков Слащёв с уважением говорил о Махно: «Это про­тивник, с которым не стыдно драться. Моя мечта — стать вторым Махно».

20 октября махновцы вошли в Екатеринослав. Вновь взяв город, они совер­шили эффектный символический жест. Очевидец событий 3. Арбатов писал: «В ту же ночь махновцы открыли во­рота тюрьмы... А утром, облив тюрем­ные здания керосином, поднесли горя­щие факелы, и весь день до поздней ночи огненные языки тянулись к небу, навевая жуткие сказки средневеко­вья». Уничтожив тюрьму, махновцы не отменили, конечно, расстрелы своих противников.

«Большевизм — это орех, который не расколешь» (из речи Г. Зиновьева). (Журнал «Красный перец», 1924 г.)

327

 

 

 

страны. 5 марта вновь начала выходить запрещённая в 1914 г. большевистская газета «Правда». Её редакцию возглавили вернув­шиеся из ссылки «старые большевики» — Лев Каменев, Иосиф Сталин... Остальные авторитетные вожди партии во главе с В. Ле­ниным ещё оставались в эмиграции. Находившиеся в России ру­ководители большевиков считали, что революция «буржуазная», поэтому можно и нужно поддержать Временное правительство. «Поскольку Временное правительство закрепляет шаги револю­ции, — говорил И. Сталин, — постольку ему поддержка...»

14 марта в «Правде» появилась передовая статья без подписи, в которой излагались эти взгляды. Автором её был Л. Каменев. «По­скольку Временное правительство действительно борется с остат­ками старого режима, — писал он, — постольку ему обеспечена решительная поддержка революционного пролетариата». Он до­бавлял, что при этом, конечно, надо «критиковать и разоблачать каждую непоследовательность» правительства. На следующий день Л. Каменев изложил в «Правде» и взгляды большевиков на войну: «Германская армия не последовала примеру армии русской и ещё повинуется своему императору». Поэтому следует «на пулю отве­чать пулей и на снаряд — снарядом», одним словом — продолжать сражаться. Русское бюро ЦК большевиков 22 марта поддержало позицию Л. Каменева... Таким образом, в первые недели револю­ции большевики почти ничем не выделялись в ряду других социа­листических партий. Перелом в этом отношении наступил в ап­реле, с возвращением в Россию В. Ленина.

ВПЕЧАТЛЕНИЕ В ОБЩЕСТВЕ ОТ АПРЕЛЬСКИХ ТЕЗИСОВ

В первый момент программа, изло­женная Владимиром Лениным в его Апрельских тезисах, вызвала у многих общественных деятелей настоящий шок. Георгий Плеханов назвал её «бредом». Американский посол Дэвид Фрэнсис сообщил в Вашингтон: «Край­ний социалист или анархист по фами­лии Ленин произносит опасные речи и тем укрепляет правительство. Ему умышленно дают волю; своевременно будет выслан». Министр иностранных дел Павел Милюков с радостным ви­дом говорил на следующий день: «Ле­нин вчера совершенно провалился в Совете. Он защищал тезисы поражен­чества с такой резкостью, с такой бес­церемонностью, с такой бестактно­стью, что вынужден был замолчать и уйти освистанным... Уже он теперь не оправится».

А. Апсит. «Царь, поп

и богач на плечах у трудового народа».

Плакат 1918 г.

АПРЕЛЬСКИЕ ТЕЗИСЫ

Надо сказать, что уже в марте некоторые больше­вики (например, Вячеслав Молотов) довольно резко нападали на Временное правительство. Многие ждали, что когда приедет из эмиграции Ленин, солидный, умудрённый опытом вождь, он «остудит горячие головы» в рядах своей партии, Однако вышло совсем наоборот.

3 апреля В. Ленин прибыл в Петроград. Путь его в Россию был, как известно, весьма необыч­ным — в «пломбированном вагоне» через Герман­скую империю... «Если бы пломбированный вагон не проехал в марте 1917 г. через Германию, — считал Лев Троцкий, — если бы Ленин не при­был в начале апреля в Петроград, то Октябрьской революции, революции 25 октября не было бы на свете... Руководящая группа большевиков вме­сто неистово наступательной политики Ленина навязала бы партии политику разделения труда с Временным правительством». Сразу же по при­бытии в Петроград В. Ленин выступил со знаме­нитыми Апрельскими тезисами. 4 апреля он про­чёл их перед широкой аудиторией в Таврическом

328

 

 

дворце. Почти каждый из этих тезисов опрокидывал какое-либо прочно устоявшееся среди социалистов мнение.

Отношение к войне? «Со стороны России и при новом пра­вительстве Львова и К° война безусловно остаётся грабитель­ской». Иначе и быть не может — ведь это буржуазное правитель­ство... Поэтому «недопустимы ни малейшие уступки „революци­онному оборончеству". Кончить войну истинно демократиче­ским, не насильническим, миром нельзя без свержения капита­ла». В. Ленин подчеркнул, что необходимо братание солдат воюющих армий. Когда он произнёс слово «братание», поднял­ся какой-то солдат, выразивший своё недоумение и возмущение потоком сочной ругани. Владимир Ильич спокойно выслушал солдата, а потом сказал, что вполне понимает подобные чувства и надеется его переубедить...

Отношение к правительству? Первый этап революции дал власть буржуазии. Второй этап, как заявил оратор, должен пере­дать её в руки рабочего класса и беднейшего крестьянства. «Ника­кой поддержки Временному правительству, — заявил В. Ленин, — разъяснение полной лживости всех его обещаний...» Чего же долж­ны добиваться большевики? Их цели: «Не парламентская респуб­лика, а республика Советов рабочих, батрацких и крестьянских депутатов по всей стране, снизу доверху. Устранение полиции, армии, чиновничества. Национализация всех земель в стране...».

Большевики не сразу поняли и приняли Апрельские тезисы. Даже В. Молотов позднее признавался: «Я никогда не был против Ленина, но ни я, никто из тех, кто был всегда с Лениным, сразу толком его не поняли. Все большевики говорили о демократиче­ской революции, а тут — социалистическая!». В течение апреля В. Ленин настойчиво и упорно убеждал своих соратников поддер­жать его программу. «Вы, товарищи, относитесь доверчиво к пра­вительству, — говорил он. — Если так, нам не по пути. Пусть лучше останусь в меньшинстве». Окончательную победу Владимир Ленин одержал на Всероссийской конференции партии, проходившей 24—29 апреля 1917 г. Дольше других свою позицию отстаивал Л. Каменев. Речь на конференции он закончил словами: «Путь про­летарской революции один. Но если мне предлагают сделать этот путь на аэроплане, то я откажусь, потому что в таком случае я при­еду один, а я хочу прийти к ней с массами». Апрельская конферен­ция одобрила все основные положения Ленина. Партия к этому моменту уже значительно выросла — до 80 тыс. человек.

В ДНИ ОКТЯБРЯ

В сентябре В. Ленин выдвинул идею взять власть путём вооружён­ного восстания. Как и в апреле, ему пришлось преодолевать сопро­тивление почти всего руководства партии. 29 сентября он даже поставил ультиматум. «Мне приходится подать прошение о выхо­де из ЦК, — писал он, — что я и делаю, и оставить за собой свобо­ду агитации в низах партии и на съезде партии» (см. ст. «Октябрь­ский переворот»). Но в конечном итоге на заседаниях ЦК партии

ИЮЛЬСКИЕ СОБЫТИЯ

В мае и июне 1917 г. большевики ещё терялись в обшей массе социалистиче­ских партий. На I съезд крестьянских Советов в мае было избрано лишь 9 членов РСДРП(б); на I съезд рабочих и солдатских Советов в июне — 105 (из 1090 делегатов). Однако многие уже считали, что проявления недовольства правительством — это «работа боль­шевиков». Отвечая на эти обвинения, Григорий Зиновьев говорил: «Умри се­годня все большевики, которые, по ва­шему мнению, во всём виноваты, всё равно волнения будут продолжаться».

3—4 июля 1917 г. в Петрограде вспых­нули стихийные волнения солдат, мат­росов и рабочих. Большевики до по­следнего момента колебались, примк­нуть ли к движению или попытаться погасить его. «Не нужно бросаться по заводам и тушить пожар, — говорил Михаил Томский, — так как пожар заж­жён не нами, и за всеми тушить мы не можем». Л. Каменев считал: «Раз мас­са выступила на улицу, нам остаётся только придать этому выступлению мирный характер». В конце концов подобная точка зрения одержала верх: большевики присоединились к демон­странтам.

Подавление беспорядков привело к временному разгрому партии. 6 июля войска захватили бывший особняк ба­лерины Матильды Кшесинской, где на­ходился штаб большевиков. Правитель­ство закрыло газету «Правда» (она про­должала выходить, несколько раз ме­няя название). Среди руководства боль­шевиков прокатилась волна арестов. В частности, в тюрьме оказались Лев Ка­менев, Александра Коллонтай, Анато­лий Луначарский.

В. Ленина и Г. Зиновьева обвинили в том, что они не только проехали через Германию, но и получили от немцев

329

 

 

крупные суммы денег. Однако они скрылись от ареста, ушли в подполье. В опубликованном ими письме говори­лось: «Никаких гарантий правосудия в России сейчас нет... Отдать себя сей­час в руки властей — значило бы от­дать себя в руки Милюковых... в руки разъярённых контрреволюционеров, для которых обвинения против нас яв­ляются простым эпизодом в граждан­ской войне».

С 26 июля по 3 августа в Петрограде прошёл VI съезд партии большевиков. Съезд работал полулегально: хотя все о нём знали, газеты отчётов не печата­ли. За делегатами съезда числилось в обшей сложности 245 лет тюремного заключения, 41 год каторги, 89 лет эмиграции... К этому моменту партия большевиков уже почти оправилась от июльского поражения. Её ряды менее чем за полгола выросли до 240 тыс. че­ловек, т. е. в десять раз!

10 и 16 октября почти все их участники, кроме Г. Зиновьева и Л, Ка­менева, выступили за вооружённое восстание.

В конце октября, когда партия оказалась у власти, её чис­ленность достигала уже 350 тыс. человек. Взяв власть, больше­вики сразу же столкнулись с множеством сложнейших проблем. Прежде всего они были совсем чужими для власти людьми, не имевшими опыта государственного управления. Большевик Ге­оргий Ломов вспоминал: «Среди нас было много преданнейших революционеров, исколесивших Россию по всем направлениям... Каждый из нас мог перечислить чуть ли не все тюрьмы в России с подробным описанием режима, который в них существовал. Мы знали, где бьют, как бьют, где и как сажают в карцер, но мы не умели управлять государством».

Вождей большевиков не могла не тревожить и предстоящая, очевидно, суровая борьба. Вошедший в правительство А. Луна­чарский писал в конце октября: «Я пойду с товарищами по пра­вительству до конца. Но лучше сдача, чем террор. В террористи­ческом правительстве я не стану участвовать... Лучше самая боль­шая беда, чем малая вина». Так думал, вероятно, не он один.

Многие полагали, что не стоит пускаться в рискованное, почти безнадёжное «одиночное плавание». Лучше взять попут­чиков в лице других социалистических партий. В. Ленин и Л. Троцкий, напротив, считали, что правительство с меньшеви­ками и эсерами просто не удержится у власти. К такой коали­ции в тот момент не стремились обе стороны. В. Ленин позже не раз убеждённо повторял, что «в России возможны только два правительства: царское или Советское». Никакое «промежуточ­ное» правительство удержать­ся не сможет.

1 ноября Л. Троцкий за­явил: «Всё, что Черновы способ­ны вносить в нашу работу, — это колебания. Но колебания в борьбе с врагами убьют наш ав­торитет в массах...». Позднее он замечал: «Революции уже не раз погибали из-за мягкотелости, нерешительности, добродушия трудящихся масс. Революция может спастись, лишь пере­строив самый характер свой на иной, более суровый лад...».

Неизвестный художник. Плакат 1929 г.

БОРЬБА ВОКРУГ ЗАКЛЮЧЕНИЯ БРЕСТСКОГО МИРА

Возможно, наиболее серьёз­ное, решающее испытание Со­ветской власти пришлось пере-

330

 

 

 

жить в первые месяцы 1918 г. Жизнь поставила большевиков пе­ред жесточайшей необходимостью выбирать между верностью своим идеалам и самим существованием Советской республики. Речь шла о том, подписывать ли мир с Германией. Согласно про­возглашённым принципам, следовало сражаться за «справедли­вый, демократический мир». Однако сил на то, чтобы воевать, в данный момент не было...

Мирные переговоры проходили в городе Брест-Литовске (ныне Брест). Вначале немцы предлагали мир на достаточно мягких условиях. Но всё-таки это был «захватнический, граби­тельский мир»: Германия получала Польшу и часть Прибалтики. Большевики почти единодушно высказывались против подоб­ного мира. 8 января 1918 г. на совещании в ЦК из 63 его участ­ников только 15 во главе с Лениным голосовали за мир.

Противники мира в рядах большевиков получили название «левые коммунисты». В их числе оказались Николай Бухарин, Александра Коллонтай, Феликс Дзержинский, Карл Радек и мно­гие другие видные вожди партии. Их общую точку зрения ярко выразила Варвара Яковлева: «Погибнем с честью и с высоко под­нятым знаменем! Всё, чтобы загорелась международная револю­ция в Европе...». «Левые коммунисты» подчёркивали, что отказ от международной войны с угнетателями «ведёт к гибели от внут­реннего разложения, равносилен самоубийству...».

Надеясь на скорую революцию в Германии, большевики ре­шили затягивать мирные переговоры. Между тем немецкие ус­ловия ужесточились, и 28 января Германия ультимативно потре­бовала их принять. В ответ глава советской делегации Л. Троц­кий, выполняя партийное решение, выступил со знаменитой формулой: «Мир не подписываем, войну не ведём, а армию рас­пускаем». Эта формула позволяла большевикам, не сопротивля­ясь превосходящему противнику, «сохранить идейную чистоту».

Однако 18 февраля, вопреки ожиданиям советской стороны,

А. Глаголев. «Большевики, пишущие ответ аглицкому керзону». Стоят (слева направо): Будённый, главком Каменев, Лев Каменев, Раковский, Сталин, Зиновьев; сидят: Рыков, Калинин, Красин, Радек, Бухарин, Чичерин, Троцкий, Литвинов, Л. Бедный (изображён со спины). (Журнал «Красный перец». 1923 г.)

БОРЬБА ВОКРУГ СОСТАВА СОВЕТСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА

В первые же дни Советской власти в руководстве большевиков разгорелась острая борьба вокруг состава Совнар­кома. Часть большевиков соглашалась уступить эсерам и меньшевикам, кото­рые требовали, чтобы в новое прави­тельство не входили ни Ленин, ни Троцкий. Предполагалось, что возглавит его руководитель эсеров Виктор Чернов. Однако 4 ноября стало ясно, что дого­вориться не удастся.

В тот же день четыре наркома (Алек­сей Рыков, Владимир Милютин, Виктор Ногин, Иван Теодорович) вышли из состава правительства. Они упрекали свою партию в неуступчивости. В за­явлении бывших наркомов говорилось: «Мы стоим на точке зрения необходи­мости образования социалистическо­го правительства из всех советских партий. Мы полагаем, что вне этого есть только один путь: сохранение чис­то большевистского правительства средствами политического террора. На этот путь вступил Совнарком. Мы на него не можем и не хотим вступать. Нести ответственность за эту полити­ку мы не можем и поэтому слагаем с себя звание народных комиссаров». Эту позицию поддержали также Л. Ка­менев и Г. Зиновьев, вышедшие из со­става ЦК.

В. Ленин осудил поступок ушедших, с негодованием назвав его «дезертирст­вом». Руководство партии одобрило его позицию...

331

 

 

ГАВРИИЛ МЯСНИКОВ

Среди самых ярких деятелей РКП(б) первых лет Советской власти можно назвать имя Гавриила Ивановича Мясникова. Рабочий-слесарь по профес­сии, он принадлежал к числу «старых большевиков» — в партию вступил в 1906 г. Более семи лет находился в за­ключении за «политику», при этом два с половиной месяца проводил голо­довки протеста. В 1917 г. 28-летний Г. Мясников возглавил рабочий Совет города Мотовилихи. Год спустя он стал главным организатором убийства ве­ликого князя Михаила Александрови­ча (см. сюжет к ст. «Николай II»).

В мае 1921 г. Гавриил Мясников на­правил в UK партии «Докладную запис­ку». В ней он высказывал совершенно необычные предложения. «После того как мы подавили сопротивление экс­плуататоров, — писал он, — мы долж­ны провозгласить свободу слова и пе­чати, которую в мире не видел ещё никто: от монархистов до анархистов включительно. Этой мерой мы закре­пим за нами влияние в массах города и деревни, а равно во всемирном мас­штабе. Надо сделать, чтобы весь мир видел, что мы пропаганды и агитации белогвардейцев всех сортов и оттен­ков не боимся». Правда, свобода пе­чати «от монархистов до анархистов» должна была действовать только для рабочих и крестьян. «Никаких рассуж­дений с кадетом-буржуа, адвокатом, доктором, профессором, — замечал Мясников, — здесь одно лекарство — мордобитие». Кроме того, автор запис­ки предлагал вернуть рабочим Советам их былое значение на предприятиях.

«Докладная записка» наделала немало шуму в высшем руководстве партии. Отвечал на неё сам В. Ленин. Предсе­датель Совнаркома писал: «Буржуазия (во всём мире) ещё сильнее нас, и во много раз... Она не умерла. Она жива. Она стоит рядом и караулит». «Дать ей такое оружие, — продолжал Владимир Ильич, — как свобода политической организации (= свободу печати), зна­чит облегчать дело врагу... Мы само­убийством кончать не желаем и пото­му этого не сделаем».

Г. Мясников с Лениным не согласился и в открытом письме отвечал ему так:

немцы перешли в наступление по всему фронту. Вечером того же дня после бурного заседания ЦК партии (большинством в семь голосов против пяти при одном воздержавшемся) принял герман­ские условия. «Против» голосовали «левые коммунисты».

Но последующие события превзошли все самые худшие ожидания. Германия предъявила новый тяжелейший ультиматум. По его условиям территория, которую теряла Россия, увеличи­валась более чем в пять раз. Тем не менее В. Ленин, не колеблясь, говорил: «Товарищи, условия, которые предложили нам предста­вители германского империализма, неслыханно тяжелы, безмер­но угнетательские, условия хищнические. Германские империа­листы, пользуясь слабостью России, наступают нам коленом на грудь. И при таком положении... иного выхода, как подписать эти условия, у нас нет...».

23 февраля состоялось решающее заседание ЦК. Всем было ясно, что на повестке дня — вопрос о жизни и смерти Советской республики. Но германские условия произвели ошеломляющее впечатление, их принятие выглядело равносильным полной капи­туляции.

«Политика революционной фразы окончена!» — категори­чески заявил на этом заседании В. Ленин. Он выступал пять раз, доказывая, убеждая, наконец даже угрожая. Он пригрозил, что оставит все свои посты, если германские условия не будут при­няты. «Некоторые упрекали меня за ультиматум, — сказал он. — Я его ставлю в крайнем случае... Эти условия надо подписать. Если вы их не подпишете, то вы подпишете смертный приговор Со­ветской власти... Я ставлю ультиматум не для того, чтобы его сни­мать». «Левый коммунист» Г. Ломов тем не менее произнёс: «Если Ленин грозит отставкой, то напрасно пугаются. Надо брать власть без Ленина...». Однако общее настроение ультиматумом Ленина было сломлено. Семью голосами против четырёх при четырёх воздержавшихся ЦК принял германские условия.

Второе «сражение за мир» разыгралось в ночь на 24 февра­ля на заседании «советского парламента» — ВЦИК. Здесь против мира выступали меньшевики, эсеры и левые эсеры. Решение было утверждено: за него проголосовали 11б человек, против — 85, а 26 воздержались.

В заявлении «левых коммунистов», принятом на следующий день, говорилось: «В интересах международной революции мы считаем целесообразным идти на возможность утраты Совет­ской власти, становящейся теперь чисто формальной». Ленин назвал эти слова «странными и чудовищными». 3 марта 1918 г. Брест-Литовский мирный договор был подписан.

6—8 марта состоялся VII экстренный съезд РСДРП(б). Глав­ным вопросом на нём, конечно, также был вопрос о мире. В. Ле­нин выступал на съезде 18 раз, остро дискутируя с «левыми ком­мунистами». Большинством голосов делегаты съезда приняли резолюцию: «Съезд признаёт необходимым утвердить подписан­ный Советской властью тягчайший, унизительнейший мирный договор с Германией ввиду неимения нами армии...». Кроме того,

332

 

 

 

съезд переименовал правящую партию в РКП(б) — Российскую коммунистическую партию (большевиков). Таким образом, большевики окончательно разрывали с социал-демократией.

Брестский мир стал переломным моментом в истории пар­тии большевиков. Она сделала выбор между идеализмом, «чисто­той принципов» и требованиями жизни. Позднее, чтобы выжить, сохранить Советскую республику, большевикам ещё неодно­кратно приходилось совершать крутые политические поворо­ты. Часто новый курс противоречил всем их прежним представ­лениям и принципам. Теперь эти резкие повороты давались уже легче, но почти каждый раз при этом в партии возникала мощ­ная идейная оппозиция. В марте 1919 г. В. Ленин замечал: «По­литическая деятельность ЦК... всецело определялась абсолют­ными требованиями неотложной насущной потребности. Мы должны были сплошь и рядом идти ощупью. Этот факт сугубо подчеркнёт всякий историк. Этот факт более всего бросается в глаза, когда мы пытаемся охватить одним взглядом пережитое...».

«РАБОЧАЯ ОППОЗИЦИЯ»

В марте 1921 г. в Кронштадте вспыхнуло восстание матросов и солдат под лозунгом: «Вся власть Советам, а не партиям!» (см. ст. «Кронштадтское восстание»). Особенно тревожным для властей признаком было то, что к повстанцам добровольно примкнули многие кронштадтские коммунисты. Так поступила примерно треть местных партийцев, а 40% объявили себя «нейтральными».

В разгар этих бурных событий, 8 марта, в Петрограде со­брался X съезд РКП(б). В нём участвовало 990 делегатов от 733 тыс. членов партии. На съезде выступила «рабочая оппози­ция» во главе с Александрой Коллонтай и Александром Шляп­никовым.

Накануне съезда А. Коллонтай выпустила брошюру «Рабо­чая оппозиция», в которой излагались взгляды сторонников это­го партийного течения. В ней Александра Михайловна выража­ла сожаление, что партийные «верхи» оторвались от рабочих. Причину она видела в том, что было сделано слишком много уступок другим классам — крестьянству, «спецам», бывшей бур­жуазии... «Былой тип идейного работника у нас исчез, — писала Коллонтай, — появились управляющие и управляемые, стоящие одни — наверху, другие — внизу». Она приводила рассуждения рабочих: «Верхи одно, мы другое. Свои-то они свои, да только попал в главк и ушёл от нас... По-иному живёт. Наше горе ему что?.. Не своё горе стало!».

«В первоначальный период революции, — продолжала А. Коллонтай, — кто стал бы говорить о „верхах" и „низах"? Ра­бочие массы и партийные руководящие центры слились воеди­но. Противоположения верхов и низов не было и быть не мог­ло. Сейчас оно есть... И никакими мерами „запугивания" не из­гонишь из сознания широких масс образования характерного нового „социального слоя" советско-партийных верхов».

«Когда дробите скулы мировой бур­жуазии, это хорошо, но вот беда: Вы замахиваетесь на буржуа, а бьёте ра­бочего... Не верите Вы в силу рабоче­го класса, не верите в его классовую политику, а верите в чиновников — это Ваша беда... Вы разве не знаете, что за такой разговор, какой веду я, не одна сотня и тысяча пролетариев сидит в тюрьме и ни одного буржуа не сидит, который так вопроса ставить не будет? Если я хожу на воле, то потому, что я коммунист 15 лет, который свои ком­мунистические взгляды омыл страда­ниями, а если бы этого не было, а был бы я просто слесарь-коммунист... то где бы я был? В Чека или больше того: меня бы „бежали", как некогда я „бе­жал" Михаила Романова...».

В декабре В. Ленин уже обеспокоен но писал членам Политбюро: «Надо уси­лить внимание к агитации Мясникова и два раза в месяц докладывать о нём в Политбюро». 20 февраля 1922 г. Г. Мясникова исключили из партии.

После этого он перешёл к подпольной деятельности и создал в Петрограде нелегальную «Рабочую группу РКП(б)». В её манифесте правящий слой назы­вался «зарвавшейся кучкой интелли­гентов». Теперь эта прослойка, пола­гал Г. Мясников, «полным ходом пере­рождается в монархическую касту». Позднее власти утверждали, что к «Ра­бочей группе» примкнуло до 200 че­ловек. Среди знавших о ней был и А. Шляпников, в прошлом руководи­тель «рабочей оппозиции».

В июне 1923 г. в Москве состоялось первое совещание «Рабочей группы». А уже в сентябре среди её участников прошли аресты. Арестовали свыше 20 руководителей группы. Г. Мясникова осудили на три года заключения. Ко­гда он отбыл свой срок, его отправили в ссылку в Армению. В 1928 г. он тай­но пересёк границу, переплыв через реку Аракс на иранский берег... Нахо­дясь в эмиграции во Франции, Гаври­ил Иванович, видимо, тосковал по ро­дине и после Второй мировой войны вернулся в Советский Союз. Как толь­ко самолёт приземлился в Москве, Мясникова арестовали и отправили в Бутырскую тюрьму. Здесь в 1946 г. Гав­риил Мясников был расстрелян.

333

 

 

 

«ВОЕННАЯ ОППОЗИЦИЯ»

Одно из важных столкновений вокруг «чистоты принципов» в рядах больше­виков произошло по вопросу о регу­лярной Красной армии. В программе РСДРП имелся пункт: «Замена посто­янного войска всеобщим вооружени­ем народа». То же положение почти дословно повторяли, между прочим, и Апрельские тезисы В. Ленина. Одна­ко в ходе гражданской войны вскоре стало очевидным, что противостоять белогвардейцам может только «на­стоящая», регулярная армия.

В марте 1919 г. собрался VIII съезд пар­тии большевиков. На нём заявила о себе «военная оппозиция». Одним из её руководителей стал Климент Воро­шилов. Сторонники «военной оппози­ции» требовали вернуться к первона­чальным установкам партии в военном деле. Это означало: выбирать команди­ров, обсуждать приказы, не использо­вать «военспецов» (бывших офицеров и генералов) старой русской армии.

Эти события происходили в один из самых острых моментов гражданской войны. В. Ленин, Л. Троцкий и их сто­ронники считали, что партизанская, ополченческая армия победить в такой войне не сможет. По их мнению, на карту вновь была поставлена судьба Советской республики. Но идея регу­лярного войска означала для больше­виков ещё одну серьёзную ломку ми­ровоззрения... «Исторический переход от партизанщины к регулярной ар­мии, — говорил на съезде Ленин, — в UK десятки раз обсуждался, а здесь го­ворят, что нужно всё бросить и вернуть­ся назад. Никогда и ни в каком случае».

В конце концов силой авторитета В. Ле­нину удалось привлечь на свою сторо­ну необходимое большинство. Принцип регулярной Красной армии был одоб­рен как временная, вынужденная мера. Впрочем, Красная армия сохранила многие черты революционного войска. Так, вплоть до 30-х гг. в ней не было воинских званий (только должности), до 40-х гг. её командиры не носили погон... Некоторые из этих черт остались и позднее: например, политические ко­миссары при командирах, воинское обращение «товарищ».

Неизвестный художник. Плакат 1920 г.

«Рабочая оппозиция» требовала «свободы критики, права дискуссий» внутри партии. Её сторонники считали, что сначала вопросы должны «обсуждаться низами, а потом уже суммиро­ваться верхами». Они добивались беспощадной чистки всех не­рабочих внутри партии. В хозяйственной области они также предлагали заменить «чиновников» рабочими, т. е. профсоюза­ми. «Кто призван творить новые формы хозяйства: советские чиновники или профсоюзы? — спрашивала Коллонтай и заклю­чала: — Творчество коммунизма — принадлежит рабочим».

На съезде В. Ленин решительно выступил против «рабочей оппозиции». Он увидел в ней новую угрозу для Советской респуб­лики. «Я утверждаю, — грозно заметил он, — что между идеями и лозунгами мелкобуржуазной, анархической контрреволюции и ло­зунгами „рабочей оппозиции" есть связь... Обстановка спора ста­новится в величайшей степени опасной, становится прямо угро­зой диктатуре пролетариата».

Само название оппозиции невольно рождало вопрос: если в партии «рабочая» только оппозиция, то какова же сама пар­тия? «Нет другого, более худшего и неприличного названия для членов коммунистической партии, чем это», — с возмущением произнёс Ленин под аплодисменты зала.

В. Ленина, очевидно, возмущало то, что мощная идейная оп­позиция внутри партии каждый раз возникает в тот момент, когда Советская республика «висит на волоске». Под угрозой при этом

334

 

 

 

оказывается всё дальнейшее существование нового государства. Владимир Ильич энергично и с негодованием восклицал: «Не надо теперь оппозиции, товарищи, не то время! Либо — тут, либо — там, с винтовками, а не с оппозицией. Это вытекает из объективного положения, не пеняйте. И я думаю, что партийному съезду при­дётся сделать тот вывод, что для оппозиции теперь конец, крыш­ка, теперь довольно нам оппозиций!» (Аплодисменты). Почти все делегаты съезда вполне разделяли эту точку зрения. Они приняли известную резолюцию «О единстве партии». В ней говорилось: «Съезд поручает всем организациям строжайше следить за недо­пущением каких-либо фракционных выступлений. Неисполнение этого постановления съезда должно вести за собой безусловное и немедленное исключение из партии». К. Радек заметил с трибуны съезда: «Голосуя за эту резолюцию, я чувствовал, что она может обратиться и против нас, и несмотря на это, я стою за резолюцию». Л. Каменев позднее так разъяснял эту точку зрения: «Сегодня го­ворят: демократия в партии; завтра скажут: демократия в профсою­зах. Послезавтра беспартийные рабочие могут сказать: дайте нам такую же демократию. А разве крестьянское море не может ска­зать нам: дайте демократию!?».

Принять столь строгое решение о единстве, по словам Л. Троцкого, коммунистов заставило само Кронштадтское вос­стание, «вовлёкшее в свои ряды немалое число большевиков».

КРОНШТАДТСКОЕ ВОССТАНИЕ

В 1920 г. гражданская война фактически закончилась. Населе­ние надеялось на облегчение своего положения. Но политика «военного коммунизма» не смягчилась. Продотряды по-прежне­му отбирали у крестьян все «излишки» зерна (см. ст. «„Военный коммунизм" и нэп»). Скудные пайки получали и рабочие. Недо­вольство в стране нарастало, волнения вспыхивали то там, то здесь. 24 февраля 1921 г. начались стачки рабочих Петрограда. Бастовали под лозунгами: «Хлеба!», «Пусть работают те, у кого комиссарские пайки!». Волнения сурово подавили, зачинщиков арестовали.

Узнав об этом, открыто возмутились моряки Кронштадта, которых называли «красой и гордостью» Октября. Команды лин­коров «Петропавловск» и «Севастополь» приняли резолюцию с экономическими и политическими требованиями. 2 марта мат­росы и другие жители города избрали временный ревком (ВРК) из 15 человек. Кроме моряков в него вошли четверо рабочих,

«Всесоюзный староста» М. Калинин.

КАЛИНИН И КРОНШТАДЦЫ

В дни, когда в Кронштадте росло поли­тическое недовольство, туда прибыл сам «всесоюзный староста» Михаил Калинин. 1 марта 1921 г. он выступил на митинге перед матросами на Якор­ной площади. Собравшиеся (15 тыс. че­ловек) встретили «всесоюзного старос­ту» горячими аплодисментами. Матро­сы надеялись, наконец, услышать о предстоящем облегчении положения крестьян и рабочих. Но Калинин ниче­го об этом не сказал. Вместо этого он напомнил о революционных заслугах кронштадтцев. Тогда его перебили воз­гласы из толпы: «Хватит похвал!», «Тебе-то тепло, Калиныч!», «Сытый го­лодного не разумеет!», «Когда с прод­развёрсткой покончите?», «Когда прод­отряды уберёте?». Один из матросов поднялся на трибуну и спросил его: «Почему вы расстреляли наших отцов и братьев в деревне? Вам тепло, вы и комиссары живёте во дворцах... Това­рищи, надо положить конец расстре­лам наших братьев!». Другой матрос решительно заявил: «Хватит хвалебной болтовни! Вот наши требования: долой продразвёрстку, долой продотряды, да­ёшь свободную торговлю, требуем сво­бодного переизбрания Советов!».

М. Калинин в ответ упрекнул моряков, что они затевают опасную игру про­тив Советской власти. Провожали его уже свист и возгласы: «Долой фальши­вых коммунистов!». Тем не менее «все­союзного старосту» совершенно сво­бодно выпустили из города.

335

 

 

 

санитар и директор школы. Председателем ревкома стал матрос Степан Петриченко.

Восставшие считали, что продолжают дело Февраля и Ок­тября. В Феврале сбросили царя, в Октябре — избавились от бур­жуазии. «Но полная шкурников партия коммунистов захватила власть в свои руки, устранив рабочих и крестьян, во имя кото­рых действовала. Пришло время свергать комиссародержавие. Зоркий часовой социальной Революции — Кронштадт — не про­спал. Он был в первых рядах Февраля и Октября. Он первый под­нял знамя восстания за Третью Революцию трудящихся. Наста­ло время подлинной власти трудящихся, власти Советов» — так писала газета восставших «Известия ВРК».

Восстание шло под лозунгом: «Вся власть Советам, а не пар­тиям!». Правда, большевики поняли его по-своему: «За Советы без коммунистов!». К восставшим присоединилось и около трети городских коммунистов. Ещё 40% называли себя «нейтральны­ми». Среди остальных произвели аресты, но никого из них за всё время восстания не расстреляли.

3 марта советские газеты сообщили, что в Кронштадте вспыхнул белогвардейский мятеж во главе с С. Петриченко и

КРОНШТАДТСКИЕ ЧАСТУШКИ

Газета кронштадтских повстанцев «Из­вестия ВРК» неоднократно публикова­ла короткие куплеты, отражавшие на­строения моряков. Так, среди кронштадтцев была популярна песня:

Поднимайся, люд крестьянский,

Всходит новая заря.

Сбросим Троцкого оковы,

Сбросим Ленина-царя...

В частушках отражались последние по­литические новости. Например, вско­ре после приезда в Кронштадт М. Ка­линина газета поместила частушку:

Приезжает сам Калинин,

Язычище мягок, длинен,

Он малиновкою пел,

Но успеха не имел...

Балтийские матросы в Петрограде. 1919 г.

336

 

 

 

генералом Козловским. Действительно, этот бывший генерал-майор был в числе восставших кронштадтцев, но многие из них даже не знали о его существовании. Впечатление на всю страну это сообщение произвело потрясающее. «Восстание в Крон­штадте! — вспоминал журналист 3. Арбатов. — Самое важное было то, что восстал именно Кронштадт, тот самый Кронштадт... И слова „Кронштадт восстал!" как бы торжественно переплета­лись с храмовыми звуками „Христос воскресе!". Самое ценное то, что Кронштадт, а не какой-нибудь Орёл или Рыбинск!»

Восставшие надеялись на мирный исход событий и высла­ли одну за другой две делегации для переговоров. Обе они были арестованы, а позднее и расстреляны. Л. Троцкий направил кронштадтцам требование «немедленно сложить оружие». «Толь­ко безусловно сдавшиеся могут рассчитывать на милость Совет­ской Республики», — писал он. В Кронштадте появились листов­ки с угрозой расстрелять мятежников, «как куропаток».

7 марта город начали обстреливать. По этому поводу рев­ком заявил: «Фельдмаршал Троцкий, весь в крови рабочих, пер­вым открыл огонь по революционному Кронштадту...».

Восставшие с нетерпением ждали, как воспримет их требо­вания X съезд партии, начавшийся 8 марта. Съезд сделал первый шаг навстречу крестьянству — отменил продразвёрстку. Это было одним из главных требований кронштадтцев. В то же время по от­ношению к самим восставшим курс остался непримиримым. Ле­нин заметил, что Кронштадт (т. е. стоящая за ним крестьянская стихия) «более опасен, чем Деникин, Юденич и Колчак, вместе взя­тые». Триста делегатов съезда отправились на штурм Кронштадта.

Большевикам предстояло провести небывалую в военной истории операцию: силами пехоты взять морскую крепость! Но медлить не приходилось: лёд с каждым днём становился тонь­ше. Ещё немного — и Кронштадт стал бы неприступным.

Первую попытку штурма, в ночь на 8 марта, повстанцы от­били. Маршал Иван Конев, участник событий, вспоминал: «По­ложение было сложное, настроение неустойчивое, некоторые курсанты отказывались наступать, некоторые артиллеристы от­казывались стрелять». Несколько красноармейских полков за­явили, что «не желают воевать против братьев-матросов». Меры к таким частям применялись беспощадные: их разоружали, каж­дого десятого расстреливали или предлагали «смыть позор кро­вью», идя на приступ в первых рядах.

В ночь на 17 марта начался второй, решающий штурм Крон­штадта. Наступавшие продвигались тихо, одетые в белые маски­ровочные халаты. До крепости по льду путь предстоял неблиз­кий — около 10 км. Но кронштадтцы заметили штурмующих, ког­да первые из них уже подошли к городским стенам. Тогда кре­пость озарилась вспышками выстрелов: все её орудия и корабли открыли огонь. Только после полудня нападавшим с огромны­ми потерями удалось прорваться в город через главные ворота. Уличные бои шли до позднего вечера. 18 марта весь Кронштадт оказался в руках красноармейцев.

БОЙ ЗА КРОНШТАДТ

Один из участников штурма Кронштад­та, будущий маршал И. Конев, вспо­минал: «Канонада буквально глушила нас мощью бризантных 12-люймовых снарядов. Это и на берегу не слишком приятно, когда хлопнет такая дура, в чьей воронке и в ширину, и в глубину можно разместить целый двухэтажный дом, а на льду-то ещё чувствительнее... Но самое трагичное заключалось в том, что каждый снаряд независимо от того, наносил или не наносил он поражения, падая на лёд, образовывал огромную воронку, и её почти сейчас же так за­тягивало битым мелким льдом, что она переставала быть различимой. В по­лутьме, при поспешных перебежках под огнём, наши бойцы то и дело попадали в эти воронки и тут же шли на дно...»

Михаил Тухачевский, руководивший штурмом крепости, говорил: «Я был пять лет на войне, но я не могу вспом­нить, чтобы когда-либо наблюдал та­кую кровавую резню. Это не было боль­шим сражением. Это был ад. Матросы бились, как дикие звери. Откуда у них бралась сила для такой боевой ярос­ти, не могу сказать. Каждый дом, кото­рый они занимали, приходилось брать штурмом. Целая рота боролась полный час, чтобы взять один-единственный дом, но когда его наконец брали, то оказывалось, что в доме было всего два-три солдата с одним пулемётом. Они казались полумёртвыми, но, пых­тя, вытаскивали пистолеты, начинали отстреливаться со словами: „Мало уло­жили вас, жуликов!"».

337

 

 

 

Раненые красноармейцы в палате Морского госпиталя (после подавления Кронштадтского восстания). Кронштадт. 1921 г.

Часть восставших, около 8 тыс. человек, вырвалась из крепости и по льду ушла в Финлян­дию. Среди ушедших оказались Петриченко и Козловский. Там они сдались финским властям.

К лету 1921 г. более 2100 кронштадтцев, взятых в плен, расстреляли. «Миндальничать с этими мерзавцами не приходится», — с возму­щением говорил Павел Дыбенко, сам бывший матрос. Расстреливали их на льду перед крепо­стью. В лагеря отправили свыше 6450 человек. Через год большинство из них освободили по амнистии.