Затяжные военные действия на западной грани­це вызывали к жизни многочисленные временные приказы: Сбора ратных и даточных людей; Денежного и хлебного сбора (на армию); Сбора пятинных и запросных денег (чрезвычайных налогов) и др. Увеличилось и число приказов территориального управления. Из состава приказа Казанского дворца был выделен самостоятельный Сибирский приказ с большими полномочиями. Он ведал управлением сибирскими землями, пределы которых продолжали расширяться. Позднее, с присоединением к Московскому государству Укра­ины, образовался Малороссийский приказ.

Новым было появление в первой четверти XVII в. наряду с государственными и дворцовыми приказов патриаршего управления, в известной мере подражавших государственным. В годы патриаршества отца царя Михаила Фёдоровича — Филарета (в миру Фёдора), имевшего свой двор, было организовано три таких приказа (Дворцовый, Разрядный и Казённый), сохранившихся и после смерти патриарха и ликвидации его двора.

Происходили изменения и в составе руководст­ва приказов, где усиливалось влияние боярства, а дьяки постепенно отходили на второй план. К середине XVII в. дьячество заметно мельчает. Всё реже встречаются в его кругу представители старой приказной школы, к которой можно отнести, например, думного дьяка Разрядного приказа Василия Семёновича Зиновьева (Сыдавного), близ­кого к царю и связанного личными отношениями с патриархом. Зато появляются приказные деятели иного типа — выходцы из торговой среды, образцовые исполнители. Из них следует назвать три поколения дьяков Чистых-Ивановых.

К середине столетия общее число приказов

ВАСИЛИЙ СЕМЁНОВИЧ ЗИНОВЬЕВ (ПРОЗВИЩЕ — СЫДАВНЫЙ)

Этот человек добился положения одного из крупнейших, наиболее известных и влиятельных деятелей приказного аппарата в эпоху первых Романовых.

Он начал свою деятельность в качестве дворцового дьяка в несчастливую для Московского государства эпоху — в самый разгар Смутного времени. В ту гро­зовую пору Зиновьеву-Сыдавному пришлось принимать участие во многих важнейших событиях политической жизни России. Он служил в войсках Василия Шуйского под Тулой. Затем был отправлен в составе боярского посольства под Смоленск — к полякам — с целью просить королевича Владислава занять русский царский престол. Позднее ему пришлось выполнять другое за­дание дипломатического свойства: договариваться со шведами, чтобы они прислали в Россию своего пред­ставителя. В годы борьбы за освобождение Москвы Зиновьев-Сыдавный был дьяком в подмосковном ополчении.

После венчания на царство Михаила Романова этот опытный приказной оказался среди надёжных, верных и преданных новой династии людей, и по этой причине ему доверили один из центральных постов в высшей администрации страны. С 1613 г. и до самой смерти а 1619 г. он занимал место думного дьяка Разрядного приказа, одновременно совмещая это со службой в ряде других приказов.

По распоряжению патриарха Филарета после кон­чины Зиновьева-Сыдавного в его память в московском Спасском монастыре был назначен «ежегодный корм» — поминальная трапеза.

МОСКОВСКАЯ «ВОЛОКИТА»

Судебные дела в приказах нередко затягивались на несколько лет. Этому способствовала существовав­шая практика передачи дел из приказа в приказ, когда одна из ведущих тяжбу сторон объявляла недоверие судье. Чрезвычайно распространено было положение, при котором судьи и дьяки «по дружбе» решали дела отнюдь не объективно. Именно об этом говорил крити­чески относившийся к приказному аппарату патриарх Никон: «...Ведомые враги Божии и дневные разбойники, безо всякие боязни в день людей Божиих губят». Немалую роль играли в этом и подьячие, нередко подкупленные кем-либо из судившихся. Недаром в крестоприводной записи им вменялось: «...За делы дворян и детей боярских и всяких челобитчиков не волочити («не волочить» — не тянуть дела. — Прим. ред.), отделывати вскоре. И посулов и поминков ни у кого не имать ни которыми делы... И ис книг писцовых и из отдельных и из дач выписывать подлинно и прямо. И мимо книг в выписи ничего не написать ни которыми делы. И посулов и поминков от того ни у кого не имати...» Уже этот перечень обязанностей упоминает пути возможных злоупотреблений, затягивания и запутыва­ния дел, на что постоянно жаловались тяжущиеся. Не­редко заинтересованные лица успевали умереть, не до­ждавшись решения, или же помириться помимо суда. Вместе с тем всё относительно, и знаменитая мос­ковская судебная «волокита» при сравнении с англий­ским судом казалась шотландским путешественникам, посетившим Москву в XVII в., значительно более быстрой и справедливой.