Древнейшая история России туманна

и загадочна. Время оставило слишком мало

источников, по которым историки

и археологи могли бы восстановить

картину столь давнего прошлого. Скупое

повествование летописи, которое

становится более или менее связным

и обрастает подробностями только

с середины XI в.; отрывочные

и противоречивые рассказы иностранных

путешественников; краткие своды

законов; величественные храмы,

многократно перестраивавшиеся

на протяжении более поздних столетий;

черепки сосудов, бусины, монеты, печати

и прочие предметы, извлекаемые

археологами из-под земли, — вот и всё,

чем может воспользоваться учёный,

реконструируя восточнославянскую

и русскую древность. Нередко

из-за отсутствия необходимых сведений

исследователи восполняют пробелы

в истории этого периода, доверившись

собственному воображению.

Столь далека от наших дней эта эпоха,

столь темна и столь трудна для изучения,

что почти тысячелетний промежуток

от прихода славян на Русскую равнину

до нашествия орд Батыя укладывается

в краткое повествование одной главы.

Картина этих времён очень расплывчата

и прослеживается по источникам чаще

приблизительно, чем точно.

НАРОДЫ

ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ

В I ТЫСЯЧЕЛЕТИИ

НАШЕЙ ЭРЫ

 

ВОСТОЧНЫЕ СЛАВЯНЕ И ВЕЛИКАЯ СТЕПЬ

Между Чёрным морем и лесной полосой Русской равнины в древности простирались бескрайние степи. Эти степи были торной дорогой в Европу для воинственных кочевников, орды которых исторгала Азия. Возникали, дости­гали расцвета и угасали империи, строились и превращались в руины города, появлялись и исчезали в небытие целые народы, а по этому степному пути, проходившему через Северное Причерноморье, с удивительной регулярностью, примерно один раз в полтора-два столетия, прокатывались волна за волной всё новые и новые завоеватели.

Многие кочевые племена пытались задержаться и закрепиться на этих землях. Тогда им при­ходилось вступать в борьбу с оседлыми жителями пограничья между Лесом и Степью, для которых плодородная земля степей, дававшая им огромные урожаи, была бесценным богатством. Оседлые земледельцы готовы были упорно отстаивать эту пашню. Кочевников пашня не интересовала, но они   нуждались   в   пастбищах.   Одна   и   та   же территория в одно и то же время не может быть и пашней, и пастбищем, поэтому извечная борьба земледельца и скотовода за южнорусские степи шла с невиданным ожесточением, порой не на жизнь, а на смерть. Независимо от того, кто побеждал, результат противостояния на про­тяжении тысячелетий был один и тот же: из глубин Азии приходил новый кочевой народ, со свежими силами обрушивался на своих предшественников, громил и изгонял их. Затем противоборство с оседлыми жителями возобновлялось с новой силой.

Золотая ваза с изображением сцен из скифской жизни.

степняков и пахарей вовсе не являлась неизбежной или непрерывной. В истории известны длительные периоды вполне мирных и даже дружественных отношений между ними. Более того, живя бок о бок, воюя и мирясь, роднясь и торгуя, земледельцы и кочевники в процессе длительного взаимовлия­ния вырабатывали новый — евразийский — тип сознания, который вобрал в себя европейские и азиатские черты. Кочевник начал понимать паха­ря, а пахарь — кочевника.

Главная Следующая