Н. В. Станкевич.

392

СЛАВЯНОФИЛЫ

Тишина московских переулков... Небольшие уютные особняки. Труд­но представить себе, что именно здесь в 40-х гг. XIX в. кипели споры о судьбах России, «скрещивались шпаги» в словесных поединках, зву­чали страстные речи. Так начина­лась история славянофильства — общественно-политического тече­ния, провозгласившего особый путь развития России, отличный от исто­рических судеб стран Запада.

Как же случилось, что русские дворяне, прежде искавшие истину в масонских ложах и европейских салонах, вдруг увидели её в русской избе и русском мужике? Как про­изошло, что зачитывавшаяся сочине­ниями немецких философов Гегеля и Шеллинга студенческая молодёжь неожиданно занялась всерьёз писа­ниями отцов Церкви, стала изучать русскую историю и собирать рус­ский фольклор? А некоторые бес­компромиссные юноши, как, на­пример, Константин Аксаков, даже сменили европейские цилиндры на мурмолки — старинные русские шап­ки и отрастили бороды.

Внезапность подобной переме­ны вначале несколько удивляла при­выкшее к французской речи дворян­ское общество Москвы. Однако в этом не было ничего необычного, если вспомнить 1812 год, когда про­стой русский мужик разгромил не­победимую армию Наполеона, или движение декабристов с «Русской правдой» и интересом к истории до­петровской Руси и земских соборов.

В первом из знаменитых «Фи­лософических писем» П. Я. Чаадаева, предтечи западничества, написан­ном ещё в 1829 г. и опубликованном в 1836 г., автор сравнивал историю России с историей Запада: «Одино­кие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли, мы не внес­ли в массу человеческих идей ни одной мысли, мы ни в чём не содей­ствовали движению вперёд челове­ческого разума, а всё, что досталось нам от этого движения, мы исказили». А причиной этого Чаадаев счи­тал принятие Русью христианства из «растленной Византии», отгородив­шейся от Европы в результате цер­ковного раскола — «схизмы». От­рицая величие прошлого России, Чаадаев всё же видел для неё возмож­ность великого будущего.

Многие современники, однако, с ним не соглашались: «История...» Н. М. Карамзина прославляла подви­ги россиян и описывала трудный путь становления государства Рос­сийского. Среди несогласных был и Пушкин, писавший Чаадаеву: «Кля­нусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, ка­кой нам Бог её дал».

В 1842 г. вышла в свет поэма Гоголя «Мёртвые души», воспеваю­щая «бойкую необгонимую» Русь-Тройку: «Русь, куда ж несёшься ты? дай ответ. Не даёт ответа. Чудным звоном заливается колокольчик... ле­тит мимо всё, что ни есть на земле, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государ­ства». Этот «чудный звон» услыхали славянофилы. Они, как и Чаадаев, попытались ответить на вопрос: куда же несётся Русь-Тройка, в чём смысл русской истории и каким путём Рос­сии суждено развиваться дальше? Но пришли они к совсем иным выводам, нежели Чаадаев. Их сочинения яви­лись ответом на потребность ду­ховно постичь прошлое России. Необходимо было остановиться, ог­лядеться, чтобы снова тронуться в путь. Но с кем и куда?

Как и Чаадаев, славянофилы по­нимали всю глубину отличия России от Западной Европы. Но они осозна­вали и то, что большинство образо­ванных русских людей, увлечённых европейской культурой, оставались слепы и глухи к российским древно­стям. «Виновата ли летопись старого русского быта, что её не читают?» — вопрошал А. С. Хомяков, отвечая Чаа­даеву. Славянофилы решили прочесть