В августе 1837 г. Станкевич по­лучил заграничный паспорт и от­правился в знаменитый лечебными

391

водами Карлсбад (ныне Карловы Вары в Чехии). Однако притягатель­ная сила Берлинского университета оказалась столь велика, что через три недели лечения на водах, как только его самочувствие несколько улучшилось, Станкевич поехал в Бер­лин к друзьям:

В Берлин! В Берлин! Мне нету мочи!

О, друг, в Берлине — шумны дни!

О, друг, в Берлине — сладки ночи!..

Такие слова записал он в своей кни­жечке для стихов.

С 1 ноября 1837 г. Станкевич окунулся в студенческую жизнь. Он поселился в Берлине у своей замуж­ней сестры Марии Владимировны Фроловой и начал изучать гегелев­скую логику, историю философии, а также новейшую историю. Вновь во­круг Станкевича возник кружок еди­номышленников. Здесь и старые дру­зья — Грановский, Неверов, сюда заезжал Строев, в 1838 г. к кружку присоединился новый студент — Иван Тургенев. В доме супругов Фроловых образовалось подобие са­лона. Полтора года прошли «в тес­ном союзе и живом обмене мыс­лями» между старыми друзьями. Здесь, как прежде в Москве, велись жаркие дискуссии «о Боге, о правде, о будущности человечества». Исто­рика Грановского Станкевич навёл на мысль о необходимости такого преподавания науки о прошлом, ко­торое стало бы служением России настоящего. В письмах на родину Николай не только сообщал новости науки и культуры, но и выступал ар­битром в спорах, возникавших в мо­сковском кругу друзей, которые по-прежнему называли себя кружком Станкевича.

Но болезнь всё чаще даёт о себе знать. Бессилен луч­ший берлинский врач Баре. Он рекомендует пациенту поездку на юг, в Италию. Из Милана, Флоренции, Рима идут письма Станкевича к друзьям, в Берлин и Москву. В них — рассказы о путешест­вии, достопримечательностях, об архитектуре и живописи, тоска

по России, желание мыслить, дейст­вовать, любить...

Летом 1840 г. Станкевич вмес­те со своим приятелем Ефремовым поехал на озеро Комо. По дороге путешественники заночевали в при­дорожной гостинице. Во сне Стан­кевич умер. Смерть наступила неза­метно, и спавший в той же комнате Ефремов обнаружил, что Николай мёртв, только наутро.

Смерть вообще не даёт объяс­нений, вырывая из рядов живущих лучших, — тех, кто, подобно Станке­вичу, как писал Тургенев, «сам о себе не думал, истинно интересовался каждым человеком и, как бы сам того не замечая, увлекал его за собой в область Идеала».

Воплотить в жизнь Идеал Стан­кевич не успел. Но это постарались сделать его друзья — то поколение, которое подготовило Великие ре­формы 60-х гг. Именно к такой дея­тельности, по воспоминаниям Януария Неверова, призывал Станкевич. «Масса русского народа, — говорил он, — остаётся в крепостной зависи­мости и поэтому не может пользо­ваться не только государственными, но и общечеловеческими правами; нет никакого сомнения, что рано или поздно правительство снимет с народа это ярмо, — но и тогда народ не может принять участия в управле­нии общественными делами, потому что для этого требуется известная степень умственного развития, и по­тому прежде всего надлежит желать избавления народа от крепостной зависимости и распространения в среде его умственного развития. По­следняя мера сама собой вызовет и первую, а потому, кто любит Россию, тот прежде всего должен желать рас­пространения в ней образования». Обращаясь к Неверову и Тургеневу, Станкевич взял с них торжественное обещание, что все силы и всю жизнь они посвятят этой высокой цели.

И, наверное, разгадка смысла деятельности, а точнее — всей жиз­ни, Николая Владимировича Стан­кевича в том, что многое из не вы­сказанного, не написанного, не сделанного им было высказано, на­писано и сделано его друзьями.