Последний бой Салават дал от­ряду генерала Фреймана в ноябре под Катав-Ивановским заводом. В конце месяца с четырьмя оставши-

180

мися сподвижниками он попытался уйти на лыжах в казахские степи, чтобы весной вновь продолжить борьбу. Но 25 ноября в лесу между деревнями Каратавлы и Калмыковой, или Калмакларовой (а не у Миндишевой, или Мигдишкиной, как иног­да пишут), был схвачен командой поручика Лесковского, отправлен­ной из деревни Миндишевой под­полковником Аршеневским. При поимке Салавата отличились меще­ряцкие баи (знатные люди) Муксин и Зямгур Абдусалямовы, сумевшие обмануть бдительность Салавата.

Следствие по делу «двух Салаватов» (как называли отца и сына петербургские генералы) велось в Москве и Уфе. Салават и в тюрьме не потерял присутствия духа. Он не выдал никого из своих соратников, а называл имена только предателей или тех, кому его показания не мог­ли повредить. Находясь в застенке, он ухитрялся узнать о том, как шло следствие и что происходило на воле, сумел даже написать письмо на родину, перехваченное, однако, из-за предательства. Салавата и его отца присудили к суровому наказа­нию. Им пришлось вытерпеть по 175 ударов кнутом. Затем «самым главным башкирского народа пред­водителям» поставили на лице «указные знаки», вырвали ноздри и отправили в Рогервик (Балтийский порт; ныне город Палдиски в Эсто­нии) на вечную каторгу. Перед от­правкой власти освидетельствовали узников, остались недовольны ра­ботой палача и приказали повто­рить всю варварскую процедуру. По «именной описи», составленной 2 октября 1775 г., Салават выглядел так: «Ростом двух аршин четырёх вершков с половиной, волосом чё­рен, глаза чёрные. На левой щеке рубец, бит кнутом, ноздри рван(ые), на лбу и на щеках указные знаки, 21 году». 3 октября Салавата и Юлая

Арест

Салавата Юлаева.

181

отправили на телегах под конвоем из Уфы. 29 ноября 1775 г. они при­были в Рогервик. 26 сентября 1800 г. Салават Юлаев умер на каторге.

«Песня про славного батыра Салавата — песня самая грустная и для того, кто её поёт, и для того, кто слушает, — задумчиво, как бы при­слушиваясь к самим себе, произно­сили эти печальные слова сэсэны (певцы). — Кажется, если бы кто умел всё рассказать, как того досто­ин Салават, то заплакали бы и небо, и земля, леса и реки стали бы изда­вать стоны. Плачь, человек, если у тебя есть сердце и запас слёз, кто бы ты ни был... Его (Салавата. — Прим. ред.) мучили, терзали смрад­ною тюрьмою, голодом и ранами: он всё терпел с радостью, не пока­зав нигде малодушия, и умер в чу­жой стороне за веру и народ».

РУССКАЯ АРМИЯ В XVIII ВЕКЕ

Хмурым и холодным утром 20 но­ября 1700 г. по заснеженной доро­ге недалеко от крепости Нарвы ска­кал всадник. Молодой шведский офицер спешил донести своему государю Карлу XII, что остатки русской армии рассеяны артилле­рийским огнём и их преследует ко­ролевская конница. Плохо воору­жённые «московиты» (некоторые держали в руках только пики) де­сятками сдавались в плен. Возле брошенных русских позиций ва­лялись пушки. Шведский государь мог быть доволен: российского мед­ведя загнали обратно в его азиат­скую берлогу, из которой он вылез. Армии царя Петра больше не суще­ствовало.

Так в 1700 г. закончилась целая эпоха в развитии вооружённых сил России. Залпы шведской артиллерии, добивавшей у мостов через реку Нарву разрозненные русские ди­визии, звучали грозным прощаль­ным салютом стрелецким полкам и дворянской коннице, которые ещё 40 лет назад составляли основу ар­мии царя Алексея Михайловича. Те­перь же они продемонстрировали полную беспомощность. Под Нарвой русская армия потеряла более 6 тыс. человек и всю артиллерию. Когда Пётр I, находившийся в то время в Новгороде, узнал о поражении, он в сердцах бросил: «Единым словом сказать, всё то дело, яко младенче­ское играние было...».