19 ноября
тюрьма опустела. Генерал Корнилов покинул её последним. Поздним вечером он
вышел к ожидавшему его Текинскому полку, которому заранее приказал
приготовиться в путь. В тот же вечер 400 текинцев во главе с Корниловым
походным порядком отправились на Дон. Товарищи Лавра Георгиевича по
заключению, загримированные и с фальшивыми документами, поехали по железной
дороге. Путь
оказался очень тяжёлым. Текинцы старались двигаться быстро и за вительства... Ну нет! Эти
господа слишком связаны с Советами и ни на что решиться не могут. Я им говорю:
предоставьте мне власть, тогда я поведу решительную борьбу. Нам нужно довести Россию
до Учредительного собрания, а там — пусть делают, что хотят: я устранюсь и
ничему препятствовать не буду». 13 августа главковерх Корнилов
прибыл в Москву на Государственное совещание. Военные и либералы устроили ему
на вокзале торжественную встречу. Кадет Ф. Родичев заявил в своей речи: «На
вере в Вас мы сходимся все, вся Москва. И верим, что клич: „Да здравствует
генерал Корнилов!" — теперь клич надежды — сделается возгласом
всенародного торжества». «Спасите Россию, — воскликнул он, — и благодарный
народ увенчает Вас!» Офицеры подхватили Лавра Корнилова на руки и так перенесли
в его автомобиль. КОРНИЛОВСКОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ В течение августа В ночь на 27 августа Керенский
разослал телеграмму, в которой объявил Корнилова мятежником и приказал ему
сдать должность главковерха. Лавр Георгиевич сначала принял эту телеграмму за
фальшивку. «Получив непонятную телеграмму Керенского, — рассказывал он, — я
потерял 24 часа. Я предполагал, или что телеграф перепутал, или что большевики
овладели телеграфом. Я ждал или подтверждения, или опровержения. Таким образом
я пропустил день и ночь: я позволил Керенскому опередить себя». Когда же
Корнилов понял, что телеграмма подлинная, он решил бороться. 27 августа он подписал свою
знаменитую ответную телеграмму: «Русские люди! Великая родина наша умирает.
Близок час кончины. Вынужденный выступить открыто, я, генерал Корнилов, заявляю, что
Временное правительство под давлением большевистского большинства Советов
действует в полном согласии с планами германского генерального штаба... Тяжёлое
сознание неминуемой гибели страны повелевает мне в эти грозные минуты призвать
всех русских людей к спасению умирающей родины. Все, у кого бьётся в груди
русское сердце, все, кто верит в Бога, в храмы, — молите Господа Бога о явлении
величайшего чуда, спасения родимой земли. Я, генерал Корнилов, сын
казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что мне ничего не надо, кроме
сохранения великой России, и клянусь довести народ — путём победы над врагом —
до Учредительного собрания, на котором он сам решит свои судьбы». Одновременно он приказал
двинуть на Петроград Туземную (Дикую) дивизию и другие подразделения 3-го
Конного корпуса 304 генерала А. Крымова. Это было
уже открытое выступление против правительства. Но на действиях и Корнилова, и
Крымова в это время лежал отпечаток неуверенности. «Если бы я был тем
заговорщиком, каким рисовал меня Керенский, — говорил позднее Корнилов, —
если бы я составил заговор для низвержения правительства... я не сомневаюсь,
что вошёл бы в Петроград почти без боя. Но в действительности я не составлял
заговора и ничего не подготовил. Я ещё мог бы начать действовать, наверстать
упущенное время и исправить сделанные ошибки. Но я был болен, у меня был
сильный приступ лихорадки и не было моей обычной энергии». |