В печати в это время началась критика «правого уклона» с многозначительными намёками на группу Бухарина. Затем от Бу­харина, Рыкова и Томского потребовали «отмежеваться» от «пра­вых типа Фрумкина». Эти требования начали звучать всё громче и постепенно переросли в обвинения в примиренчестве, коле­баниях, паникёрстве и т. п.

Томский позже говорил: «Нас постепенно перекрашивали путём особой системы, каждый день по маленькому мазку — се­годня мазок, завтра мазок. Ага, сидят, терпят, давайте ещё мазнём. И в результате нас превратили в „правых"». Бухарин называл Ста­лина «гениальным дозировщиком, умеющим постепенно вовле­кать аппарат и общественное мнение страны в иные предпри­ятия, которые, будучи представлены сразу в полном объёме, вы­звали бы испуг, негодование и даже отпор».

А. Топиков. «„ Добросовестный" толкователь. Оппортунист: — Вы в зеркало-то посмотрите: ведь товарищ Ленин совсем в другую сторону указывает» («Крокодил». 1930 г.).

Л. Генч. «Крепкий зарок (на шаткой платформе). Оппортунист: — Уверяю, что больше у меня никаких колебаний не будет» («Крокодил». 1930 г.).

всем членам ВКП(б)». В обращении особенно резко осуждалась «авантю­ристическая коллективизация с помо­щью невероятных насилий, террора и раскулачивания», которая ведёт к «чу­довищному обнищанию масс и голоду как в деревнях, так и в городах».

В обращении была обрисована обста­новка в партии: «Партийный аппарат в ходе развития внутрипартийной борьбы и отсечения одной руководящей группы за другой вырос в само­довлеющую силу, стоящую над парти­ей и господствующую над ней. На пар­тийную работу вместо наиболее убеж­дённых, наиболее честных, принципи­альных, готовых твёрдо отстаивать перед кем угодно свою точку зрения членов партии чаше всего выдвигают­ся люди бесчестные, хитрые, готовые по приказу начальства десятки раз

357

менять свои убеждения, карьеристы, льстецы и холуи».

«Сталин и его клика не уходят и не могут добровольно уйти со своих мест, поэтому они должны быть устранены силой», — говорилось в заключение.

С этим документом ознакомились не­сколько десятков человек, среди кото­рых были такие видные члены партии, как Г. Зиновьев, Л. Каменев, Н. Угла­нов и др. Зиновьев и Каменев даже предложили внести в документ не­сколько поправок.

В сентябре «группа Рютина» была рас­крыта властями, её члены арестованы. В связи с «делом Рютина» был созван специальный пленум ЦК партии. Ста­лин написал резолюцию пленума, в которой «Союз марксистов-ленинцев» назывался «белогвардейской контрре­волюционной группой». Резолюция требовала исключить из партии «всех знавших и не сообщивших» о «Союзе». Причастные к «Союзу» коммунисты (24 человека) были исключены из ВКП(б). Каменев и Зиновьев жестоко поплати­лись за знакомство с обращением Рютина. Они были также исключены из партии и сосланы. Причём Сталин со своеобразным юмором сослал Камене­ва в Туруханский край — туда, где пе­ред Февральской революцией они от­бывали ссылку вместе.

На Политбюро Сталин потребовал при­говорить Рютина к смертной казни. Он доказывал, что для борьбы с террори­стическими настроениями «надо уда­рить по самой головке», а не карать только исполнителей. Но члены Полит­бюро не решились проголосовать за казнь «старого большевика». В этот раз перешагнуть «принцип неприкосновен­ности старых большевиков» Сталину всё же не удалось. Рютин получил де­сять лет тюрьмы.

За две недели следствия Рютин посе­дел. Пол пытками он подписал все при­знания и покаялся. Он сказал на сви­дании с женой: «Вас не тронут. Я под­писал всё, что он требовал». Рютин был отправлен в Уральский, а затем Суз­дальский политизолятор. По убеждени­ям он оставался непримиримым боль­шевиком: однажды даже отказался вы-