Чтобы ускорить выезд, отказники на­чинали рассылать письма протеста и поневоле включались в общественную борьбу. Несколько первых лет отказ­ники, как замечала правозащитница Людмила Алексеева, «отгораживались глухой стеной от правозащитников». «В 1969 г., — писала она, — Юлиус Телесин первым из активных правозащит­ников подал заявление на выезд в Из­раиль. К нему тотчас явилась группа молодых отказников, которые пригро­зили избиением, если он и после пода­чи заявления будет продолжать право­защитную деятельность. Они боялись, что это скомпрометирует еврейское движение в глазах властей и навлечёт на него их гнев. Каково же было по­трясение в отказнической среде, когда именно Телесин очень быстро получил разрешение на выезд». После этого случая движения отказников и право­защитников начали сближаться.

Важным событием для еврейского дви­жения стал «большой самолётный про­цесс». В 1970 г. власти арестовали группу из 12 отказников, собиравших­ся угнать самолёт за границу. Двоих из них приговорили к расстрелу. Избе­жать казни им помог случай. Как раз в это время в Испании приговорили к смерти нескольких баскских террори­стов. Группа советских граждан обра­тилась к Л. Брежневу и генералиссиму­су Франко с просьбой не казнить при­говорённых. Франко в ответ на эту просьбу помиловал осуждённых. Со­ветские власти оказались в неудобном положении. Они срочно созвали пре­зидиум Верховного Совета и смягчили приговор...

После «большого самолётного процес­са» среди отказников прокатилась вол­на арестов. Как ни странно, всё это помогло еврейскому движению окреп­нуть и усилиться. Начали выходить ев-

Видишь, как вечера тьма

Жуёт окровавленный стяг.

И жизнь страшна, как тюрьма,

Построенная на костях.

Не нужно мне вашего хлеба,

Замешанного на слезах.

И падаю, и взлетаю

В полубреду, в полусне.

И чувствую, как расцветает

Человеческое во мне!

«И вообразите себе, — вспоминал В. Буковский, — что всё это произносится в центре Москвы, под открытым небом, в той самой Москве, где ещё семь-восемь лет назад за такие слова, сказанные шёпотом, влепили бы десять лет без всяких разговоров». Участни­ков чтений начали задерживать, студентов — исключать из инсти­тутов. Потом стали разгонять толпу снегоочистительными маши­нами. Наконец троих постоянных участников чтений арестовали по обвинению в антисоветской агитации. Уже после этого состоя­лись ещё одни чтения. Они происходили 9 октября 1961 г., в день открытия XXII съезда партии. Читали стихи не только на обычном месте, но и у памятника Пушкину, у Библиотеки имени Ленина — специально для проходивших мимо делегатов съезда.

Эти чтения стали последними. Трое арестованных (В. Оси­пов, Э. Кузнецов и И. Бакштейн) получили от пяти до семи лет заключения. В целом встречи «на Маяке», как их называли, по­могли диссидентам выйти «на свет», к открытой гласной деятель­ности. Следующим, уже окончательным шагом в этом направле­нии оказался суд над писателями Ю. Даниэлем и А. Синявским.

СУД НАД ДАНИЭЛЕМ И СИНЯВСКИМ

В Москве 10 февраля 1966 г. перед Верховным судом России предстали писатели Юлий Даниэль и Андрей Синявский. В тече­ние десяти лет они под псевдонимами тайно печатали свои по­вести и рассказы на Западе. Когда это раскрылось, их обвинили в антисоветской агитации. В газете «Известия» в январе 1966 г. была опубликована статья «Перевёртыши», в которой сообщалось обо всём этом.

В зал суда допускали только по особым билетам, хотя про­цесс считался открытым. Из-за этого друзья обвиняемых не мог­ли попасть в зал. Это был первый публичный политический про­цесс за последние 20 лет. Но ещё больше поражало другое. Впер­вые после «процесса эсеров» в 1922 г. обвиняемые на показатель­ном суде отказались каяться и признавать свою вину.