Митинги проходили под громкие кри­ки: «Долой самодержавие!», «Долой царя!». Некоторые ораторы открыто призывали к вооружённому восстанию. Таким образом все вузы превратились в настоящие очаги революции. Граф С. Витте замечал: «Указ об автономии университетов был первой брешью, через которую революция, созревав­шая в подполье, выступила наружу».

50

щиков. Там, где владельцы имений сопротивлялись, дело дохо­дило до кровопролития.

В. Короленко вспоминал: «Отлично помню, как каждый ве­чер с горки, на которой стоит моя дачка, кругом по всему гори­зонту виднелись огненные столбы... Одни ближе и ярче, другие дальше и чуть заметные — столбы эти вспыхивали, поднимались к ночному небу, стояли некоторое время на горизонте, потом начинали таять, тихо угасали... Одни разгорались быстрее и бы­стрее угасали. Это значило, что горят скирды или стога... Другие вспыхивали не сразу и держались дольше. Это, значит, загорались строения...».

С беспорядками власти боролись, рассылая по стране воен­ные карательные экспедиции. Крестьяне, встречая прибывающие войска и начальство, нередко выражали своё послушание. Напри­мер, часто, признавая свою вину, всем сельским сходом стано­вились на колени. После этого представители властей приказы­вали выйти из коленопреклонённой толпы наиболее провинив­шимся. Если имена «главных смутьянов» не были известны, про­извольно выбирали нескольких крестьян. Их здесь же клали на землю и пороли нагайками. Порке подвергались и женщины, и богатые крестьяне («кулаки»)... Вслед за массовыми порками час­то производились и аресты. Зимой толпу иногда заставляли ча­сами стоять на коленях на снегу.

Все эти меры ожесточали крестьян. В некоторых местах по­явились символические «виселицы для начальства». Однако бла­годаря суровым мерам властей в деревнях постепенно восстанав­ливался порядок. В 1905 г. по всей России было 3228 крестьян­ских выступлений, в 1906 — 2600, в 1907 — 1337. В последую­щие годы эти волнения почти стихли (см. ст. «Столыпинская зе­мельная реформа»).

Карательные экспедиции, массовые порки и т. п. заставляли крестьян сделать выводы на будущее. Чиновник А. Комаров так описал состоявшийся в 1910 г. типичный для того времени раз­говор со знакомым крестьянином: «Это был солидный мужик с бородой-лопатой и лысиной в полголовы. Разговорились, и я коснулся 1905 года. Нужно сказать, что наш уезд был из числа тех, которые в эту эпоху особенно озарились багровым заревом по­мещичьих усадеб...

— Чёрт вас знает, что вы тут наделали в 1905 году!

— Это ты правильно... Не так бы нам нужно.

— Ну вот то-то и есть, — успокоительно сказал я, радуясь, что мы поняли друг друга.

— Верно, верно... Здорового маху дали... Никого бы нам вы­пускать не следовало...

— То есть как?

— Да так, чтобы, стало быть, начистоту... Всех под одно...

И при этом ласковое, улыбающееся лицо и симпатичные морщинки-лапки около светлых, добродушных, детски-наивных улыбающихся глаз...».

ВОССТАНИЕ НА БРОНЕНОСЦЕ «ПОТЁМКИН»

Одним из самых ярких эпизодов пер­вой русской революции стало восста­ние на броненосце Черноморского флота «Князь Потёмкин Тавриче­ский». Это вооружённое выступление в июне 1905 г. произвело сильное впе­чатление на всю Россию. Матросский бунт на военном корабле восприни­мался в то время как событие почти невероятное. Граф С. Витте замечал, что эта история «баснословна». Им­ператор Николай II записал в дневни­ке: «Просто не верится!».

Восстание началось стихийно, а пово­дом послужил чисто бытовой случай. 13 июня мичман А. Макаров из эко­номии закупил для команды плохое, испорченное мясо. На следующий день из него сварили борщ. Всем мо­рякам стало известно, что борщ будет из тухлого мяса. Матрос И. Лычёв вспоминал: «Когда наступило время обеда, ни один матрос не прикоснул­ся к борщу, все ели чёрный хлеб, за­пивая чаем».