В те годы сложились и политические взгляды Г. Распутина, Он мечтал о царстве вольных крестьян, без вечного дворянско­го засилья, где мужики имели бы достаточно земли.

30

В скитаниях Распутин познакомился со многими премудро­стями — от врачебного ремесла до тибетского буддизма. Правда, грамоте он почему-то так и не выучился до конца. Писал всегда подчёркнуто по-мужицки, с грубыми ошибками почти в каждом слове.

Не раз он помогал больным, даже считавшимся неизлечи­мыми. Однажды в уральском монастыре исцелил «бесноватую» — женщину, страдавшую тяжёлыми припадками.

В начале XX столетия Распутина уже почтительно именова­ли «старцем». Так называли его не за возраст, а за опыт и веру. В это время он и приехал в Петербург.

К сибирскому страннику потянулись люди, не находившие полного утешения в государственной церкви. Они посещали Гри­гория Ефимовича, слушали его рассказы, наставления. Вот что мно­го лет спустя рассказывала писателю Эдварду Радзинскому одна из­вестная актриса. Г. Распутин «стал говорить. Всё было — о крото­сти, о душе. Я пыталась запомнить и потом, придя домой, даже за­писала, но это было уже не то. А тогда у всех зажглись глаза... это был неизъяснимый поток любви... Я опьянела». Особое впечатле­ние производили глаза странника, «необыкновенно проницатель­ные», заглядывающие будто в самую душу собеседника.

Г. Распутиным заинтересовался епископ Феофан. Его пора­зил особый религиозный экстаз, в который впадал иногда Рас­путин. Такое глубокое молитвенное настроение, говорил епи­скоп, он встречал только в редких случаях сре­ди наиболее выдающихся представителей рус­ского монашества.

В 1908 г. благодаря епископу Распутин встретился с самой императрицей Александрой Фёдоровной. Граф Владимир Коковцов так пе­редавал содержание этой беседы: «Распутин стал говорить, что ей и государю особенно трудно жить, потому что им нельзя никогда узнать прав­ду, так как кругом них всё больше льстецы да себялюбцы, которые не могут сказать, что нуж­но для того, чтобы народу было легче.

Царю и ей нужно быть ближе к народу, чаще видеть его и больше верить ему, потому что он не обманет того, кого почитает почти равным самому Богу, и всегда скажет свою на­стоящую правду, не то что министры и чинов­ники, которым нет никакого дела до народных слёз и до его нужды. Эти мысли глубоко запали в душу императрицы».

Постепенно Григория Распутина стали звать «другом» царской четы. Он лечил их детей, особенно больного наследника Алексея. Держал он себя с царём и царицей удивительно свобод­но и естественно. Называл их попросту «Мама» и «Папа», а они его — Григорий.

шучу, — говорил он сам. — Было раз так: все девочки сели ко мне на спину верхом, Алексей забрался на шею мне, а я начал возить их по детской комнате. Долго возил, а они смеялись. Потом слезли, а наследник и говорит: „Ты про­сти нас, Григорий, мы знаем, что ты — священный и так на тебе ездить нельзя, но это мы пошутили"».

Однажды в 1907 г. царь спросил свою сестру Ольгу, не хочет ли она познако­миться с крестьянином. В детской Оль­га увидела Распутина, игравшего с цар­скими детьми. «Кажется, он нравился детям, они чувствовали себя с ним не­принуждённо», — вспоминала великая княжна. Уже наступил вечер, и детям пора было ложиться спать. «В спальне Алексея слабый свет исходил только от лампадки перед чудной иконой. Ребёнок очень спокойно стоял рядом с гигантом, кивавшим головой. Я поняла, что он молится... Я поняла также, что мой ма­ленький племянник молится вместе с ним. Я не могу описать это — но я была тогда совершенно уверена в искренно­сти этого человека».