Отбывая наказание в
Петропавловской крепости, В. Пуришкевич написал цикл стихов под названием
«Песни непокорённого духа». Но уже 17 апреля по решению ЧК его выпустили из
тюрьмы, а 1 мая окончательно амнистировали. Освободили и его «сообщников». Выйдя из тюрьмы, В. Пуришкевич
опубликовал в газете «Новая жизнь» краткое письмо, где подчёркивал
неизменность своих убеждений. «Я остался тем же, кем был, само собой
разумеется, не изменившись ни на йоту», — писал он. Вскоре Пуришкевич уехал на
юг, где примкнул к Добровольческой армии А. Деникина. Издавал в
Ростове-на-Дону черносотенный журнал «Благовест». В феврале Карикатура на черносотенцев.
Открытка ПОЛИЦИЯ И РЕВОЛЮЦИОННОЕ ДВИЖЕНИЕ История политической полиции и
история революционного движения в России начала XX в.
тесно соприкасаются друг с другом. Порой они даже переплетаются между собой,
образуя единое целое. Между полицией и революционерами не только кипела
ожесточённая борьба: нередко случалось, что представители одного лагеря
переходили в другой. Более того, о некоторых
политических фигурах до сих пор идут горячие споры среди историков. Обсуждается
вопрос, кем они были: то ли видными революционерами, то ли столь же видными
полицейскими деятелями? История взаимоотношений
полиции и революционного движения ярко отразилась в биографиях трёх непохожих
друг на друга людей: Евгения Азефа, Георгия Гапона и Сергея Зубатова. (1869—1918) Имя этого человека
революционеры ставили наравне с именами вождей «Народной воли». Он сумел
добиться не только непререкаемого авторитета, абсолютного доверия, но и
настоящей любви своих товарищей. Евгений Филиппович (Евно
Фишелевич) Азеф родился в Тогда же Евгений Азеф начал
участвовать в революционных кружках русского студенчества. Товарищи запомнили
его как искреннего идеалиста, страдающего за народ. Они называли его «светлой
личностью». С деспотической властью, считал Азеф, ТОВАРИЩИ
О ЕВГЕНИИ АЗЕФЕ По словам
эсера Виктора Чернова, товарищи Евгения Азефа считали, что «натура у него
скрытная, сдержанная, но по существу отзывчивая и нежная». Как-то раз, когда
один бежавший с каторги эсер рассказывал, как его пороли розгами, Азеф
расплакался. «Он делил с революционерами их жизнь, полную тревог, опасностей и
глубоких, трагических переживаний, — замечал Чернов. — Он принимал последнее
„прости" людей, идущих на смерть. В революции он завоевал себе положение,
напоминавшее положение Желябова...» «Все
работавшие с ним в терроре товарищи, — вспоминал боевик Владимир Зензинов, —
не только безмерно уважали, но и горячо его любили». Азеф прекрасно разбирался
в людях. Один из его полицейских начальников, Александр Герасимов, писал, что в
Азефе его «каждый раз поражало умение понимать мотивы поведения самых
разнокалиберных людей». При Азефе в Боевую организацию не смог проникнуть ни
один сотрудник полиции (конечно, кроме него самого). |