— Я человек военный, — заявил
он Гапону, — и ничего не понимаю в политике. Мне про Вас сказали, что Вы
готовите революцию. Вы говорите совсем иное. Кто прав, я не знаю. Поклянитесь
мне на священном Евангелии, что Вы не идёте против Царя, — и я Вам поверю. Гапон поклялся...». Забастовка стала расти как
снежный ком. Выдвигались всё новые и новые требования. В городе прекратили
выходить газеты, перестал работать водопровод, отключили электричество и газ.
Столица погрузилась во тьму. Утром в воскресенье 9 января Г. Гапон и градоначальник
И. Фулон среди членов «Собрания русских фабрично-заводских рабочих
Санкт-Петербурга». 125 ГЕОРГИЙ
ГАПОН ПЕРЕД 9 ЯНВАРЯ Каждый
день после начала забастовки в Санкт-Петербурге отец Георгий выступал со
страстными речами перед рабочими, переходя с одного митинга на другой. Затаив
дыхание, тысячи людей ловили каждое его слово. Он обладал необычайным даром
красноречия; простыми, понятными словами зажигал людей и увлекал их за собой. Позже
Борис Савинков описывал одно его гневное выступление: «Гапон внезапно
преобразился. Он как будто стал выше ростом, глаза его загорелись. Он с силой
ударил кулаком по столу и заговорил... Никогда и никто на моих глазах не
овладевал так слушателями, как Гапон. У него был истинный ораторский талант, и,
слушая его исполненные гнева слова, я понял, чем этот человек завоевал и
подчинил себе массы». В начале
января «Мы,
рабочие и жители города С.-Петербурга, — говорилось в ней, — пришли к Тебе,
Государь, искать правды и зашиты. Не откажи в помощи Твоему народу, выведи его
из могилы бесправия, нищеты и невежества, дай ему возможность самому вершить
свою судьбу, сбрось с него невыносимый гнёт чиновников. Разрушь стену между Тобой
и Твоим народом, и пусть он правит страной вместе с Тобой». Затем
перечислялись просьбы рабочих — ввести гражданские свободы, созвать
Учредительное собрание и многие другие. В заключение говорилось: «Повели и
поклянись исполнить их, и Ты сделаешь Россию и счастливой, и славной, а имя
Твоё запечатлеешь в сердцах наших и наших потомков на вечные времена. А не
повелишь — мы умрём здесь, на этой площади, перед Твоим дворцом. Нам некуда
дальше идти и незачем. У нас только два пути: или к свободе и счастью, или в
могилу». В своих
речах Г. Гапон разъяснял рабочим; «Ну вот подам я царю петицию, подняв перед собой крест,
возглавлял священник Г. Гапон. Рядом с ним шёл его знакомый, эсер Пётр
Рутенберг. Шествие встретили войска.
Раздалось пение рожка горниста, что означало команду «Огонь!». Большинство
рабочих этого не знали, но П.
Рутенбергу смысл сигнала был хорошо известен. При первом звуке рожка он толкнул
Гапона на землю, а сам упал возле него. Стоявшие рядом с ними люди
погибли. Так Рутенберг спас жизнь Гапону. Лёжа на снегу под градом
солдатских пуль, Рутенберг обратился к нему: «Ты жив?». «Жив», — прошептал
потрясённый священник. В перерыве между ружейными залпами друзья вскочили и
побежали прочь. Рутенберг отвёл Гапона на квартиру писателя Максима Горького. Немного придя в себя, Г. Гапон
написал новое воззвание к народу. «У нас нет больше царя! — восклицал он
теперь. — Берите бомбы и динамит — всё разрешаю!» За несколько дней новые призывы
Гапона прочла вся Россия. Скрываясь от ареста (и вероятной казни), Г. Гапон вёл
себя очень хладнокровно. Большевик Владимир Бонч-Бруевич вспоминал: «Мне
рассказывали очевидцы, что он был очень спокоен, держался непринуждённо, не
выказывал никаких признаков волнения и совершенно не боялся». |