Поскольку именно крестьянство со­ставляет в России большинство насе­ления, «завершение социалистической революции в национальных рамках не­мыслимо». Чтобы выжить, она должна будет, по мнению Троцкого, «взорвать национально-государственные рамки» и перерасти в мировую революцию.

В своей речи сразу после прихода боль­шевиков к власти, 26 октября 1917 г., Троцкий вновь повторил эту мысль: «Надежду свою мы возлагаем на то, что наша революция развяжет евро­пейскую революцию. Если восставшие народы Европы не раздавят империа­лизм, мы будем раздавлены — это не­сомненно; либо русская революция поднимет вихрь борьбы на Западе, либо капиталисты всех стран задушат нашу». В 20-е гг. власти особенно жес­токо «били» Троцкого именно за тео­рию «перманентной революции». Как известно, они противопоставляли ей «социализм в одной стране».

На вокзале его старший сын Лев Седов кричал железнодо­рожникам: «Товарищи рабочие, смотрите, как несут товарища Троцкого». Но те не стали вмешиваться, хотя у одного из них, по словам Троцкого, было «взволнованное лицо».

В алма-атинской ссылке Л. Троцкий оказался за 250 км от железной дороги и за 4 тыс. км от столицы. Но и здесь он не пре­кращал политической деятельности, переписывался со своими сосланными сторонниками. Л. Седов рассказывал: «За апрель — октябрь 1928 г. нами было послано 800 политических писем, отправлено около 550 телеграмм. Получено свыше 1000 поли­тических писем и около 700 телеграмм...». Но затем власти по­старались, чтобы эта переписка почти прекратилась. Письмо от заболевшей дочери из Москвы шло к Льву Давидовичу 73 дня, и его ответ уже не застал её в живых,

В декабре 1928 г. к Троцкому явился из Москвы представи­тель ОПТУ. Он потребовал от него прекратить политическую дея­тельность, угрожая «переменой места жительства». Троцкий ка­тегорически отказался, назвав это «жалкими угрозами».

В Алма-Ате произошла ещё одна любопытная встреча, зна­чение которой Троцкий оценил лишь позднее. Он рассказывал: «Ко мне явился однажды какой-то советский инженер, якобы лично мне сочувствующий. Он очень осторожно спросил: „Не ду­маете ли Вы, что возможны какие-либо шаги для примирения?". Ясно, что инженер был подослан для того, чтобы пощупать пульс. Я ответил ему в том смысле, что о примирении сейчас не может быть и речи: не потому, что я его не хочу, а потому, что Сталин не может мириться, он вынужден идти до конца по тому пути, на который его поставила бюрократия. „Чем это может закончить­ся?" „Мокрым делом, — ответил я, — ничем иным Сталин кончить не сможет".

Моего посетителя передёрнуло, он явно не ожидал такого ответа и скоро ушёл. Я думаю, что эта беседа сыграла большую роль в отношении решения о высылке меня за границу».

ВЫСЫЛКА ЗА ГРАНИЦУ

20 января 1929 г. Л. Троцкому передали решение Особого сове­щания ОПТУ о том, что его высылают за границу. Он обвинялся в «контрреволюционной деятельности» и «организации неле­гальной антисоветской партии».

10 февраля особым поездом Троцкого с женой и старшим сыном доставили в Одессу. Затем на пароходе «Ильич» их отпра­вили к берегам Турции. Всё путешествие длилось 22 дня. С борта парохода Троцкий передал заявление на имя турецкого прези­дента Мустафы Кемаля: «Милостивый государь! У ворот Констан­тинополя я имею честь известить Вас, что на турецкую границу я прибыл отнюдь не по собственному выбору и что перейти эту границу я могу, лишь подчиняясь насилию. Соблаговолите, гос­подин Президент, принять соответственные мои чувства».