На похоронах А. Юшинского один быв­ший член «Союза русского народа» раздавал листовки такого содержания: «Православные христиане! Жидами замучен мальчик Андрей Юшинский.

шли четверо читателей: рабочий, ремесленник, торговец, чинов­ник. Он так передавал разговор в редакции:

«— Какое они имеют право! — вдруг страшно рассердился лавочник. — Ты красной тряпке поклоняешься — ну и чёрт с то­бой! А я трёхцветной поклоняюсь. И отцы и деды поклонялись. Какое ты имеешь право мне запрещать?

— Господин редактор, мы хотим тоже, как они, демонстра­цию, манифестацию... Только они с красными, а мы с трёхцвет­ными...

— Возьмём портрет государя императора и пойдём по все­му городу... Вот что мы хотим... Отслужим молебен и крестным ходом пойдём...

— Они с красными флагами, а мы с хоругвями...

— Они портреты царские рвут, а мы их, так сказать, всена­родно восстановим...».

На «патриотические шествия» повсюду решено было соби­раться у стен храмов. Начинались они церковными службами. На такие демонстрации по всей стране вышли сотни тысяч людей. Они несли российские флаги, иконы, портреты царя. Праздно­вали отчасти манифест 17 октября, отчасти годовщину вступле­ния на престол Николая II (21 октября). Кое-кто выкрикивал, что надо бить смутьянов — студентов и евреев.

Начавшись с простого шествия, события развивались по на­растающей. Некоторые участники демонстрации останавливали прохожих и требовали от них снимать шапки перед портретом государя. С тех, кто не хотел обнажить голову, шапки сбивали. Ко­нечно, это вызывало ответное возмущение, и в демонстрантов час­то летели камни. В Иваново-Вознесенске большевик В. Морозов в ответ на требование снять шапку обозвал Николая И сволочью, выстрелил в портрет и застрелил двух демонстрантов. Самого его за это сильно избили, арестовали и приговорили к каторге.

Стреляли в черносотенцев и в других городах; например, в Одессе в демонстрантов бросали бомбы, причём подорвался и погиб один из бросавших, анархист Яков Брейтман. Порой вспы­хивали уличные схватки между революционерами и черносотен­цами. Такие происшествия почти везде перерастали в погромы, направленные против «интеллигентов и инородцев», главным об­разом евреев.

Кое-где демонстранты просто разбивали камнями витрины магазинов и окна домов, принадлежащих евреям. Но чаще всего это сопровождалось и грабежом: толпа врывалась в дома, выбра­сывала на улицу имущество. Любая попытка самозащиты вызыва­ла возмущение толпы и влекла за собой многочисленные жертвы.

Говорили, что покарать «крамольников» разрешил сам царь. В Томске имел место следующий характерный случай. Шествие приблизилось к магазину, и один из демонстрантов громко спро­сил у царского портрета: «Разрешаете громить, Ваше Величест­во?». «Разрешаю», — отвечал человек, нёсший портрет...

В. Шульгин так описывал картину погрома:

«Это была улица, по которой прошёлся „погром".

114

— Что это? Почему она белая?..

— Пух... Пух из перин.

Страшная улица... Обезображенные жалкие еврейские халу­пы... Все окна выбиты... Местами выбиты и рамы... Точно ослеп­шие все эти лачуги. Между ними, безглазыми, в пуху и в грязи — вся жалкая рухлядь этих домов, перекалеченная, переломанная... Стулья, диваны, матрацы, кровати, занавески, тряпьё... полувдав­ленные в грязь, разбитые тарелки... — всё, что было в этих хибар­ках, искромсанное, затоптанное ногами...».

В течение двух недель после манифеста уличные беспорядки произошли более чем в ста городах. По данным историка С. Сте­панова, погибло 1622, ранено было 3544 человека. В число жертв попали как евреи, так и русские «смутьяны» — студенты, интелли­генты. Из тех погибших и раненых, чья национальность известна, евреи составляли 50%, русские и другие славяне — около 44%.