Купола Успенского собора в московском Кремле.

Именно на это ссылался Иван III, обращаясь в 1472 г. к непокорным новгородцам: «Вотчина моя это, люди новгородские, изначала: от дедов, от прадедов наших, от великого князя Владимира, крестившего землю Русскую, от правнука Рюрика, первого великого князя в вашей земле. И от того Рюрика и до сегодняшнего дня знали вы един­ственный род тех великих князей, сначала киевских, и до самого великого князя Дмитрия-Всеволода Юрьевича Владимирского (Всеволод Большое Гнездо, владимирский князь в 1176— 1212 гг. — Прим. ред.), а от того великого князя и до меня... владеем мы вами...» Тридцать лет спустя, во время мирных переговоров с литовцами после удачной для России войны 1500—1503 гг., посольские дьяки Ивана III подчёркивали: «Рус­ская земля от наших предков, из старины, наша отчина... хотим за свою отчину стояти, как нам Бог поможет: у нас Бог помочник и наша правда!»

«Старину» дьяки вспомнили не случайно. В те времена это понятие было очень важным. Ценным и законным считалось то, что имело свою «старину», которую признавали ещё деды и прадеды и которая понималась как плод мудрости многих поколений. Даже тогда, когда в жизни появлялось что-то новое, его часто старались одеть в одежды «старинного». Так уж был устроен

293

Венчание Ивана III и Софьи Палеолог. Летописная миниатюра.

человек средневековья! Именно поэтому великому князю было очень важно заявить о древности своего рода, показать, что он — не выскочка, а правитель русской земли по «старине» и «правде».

Не менее важна была и мысль о том, что источником великокняжеской власти является воля самого Господа. Это ещё больше возвышало великого князя над его подданными, которые, как писал один иностранный дипломат, побывавший в начале XVI в. в Москве, постепенно начинали верить, что «воля государя есть воля Божья». Провозглашаемая «близость» к Богу накладывала на монарха ряд обязанностей. Ему надлежало быть благочестивым, милостивым, заботиться о сохра­нении его народом истинной православной веры, творить справедливый суд и, наконец, «боронить» (защищать) свою землю от врагов. Конечно, в жизни далеко не всегда великие князья и цари соответствовали этому идеалу. Но именно такими хотел их видеть русский народ.

Новые идеи происхождения власти великого князя московского, древности его династии позво­лили ему уверенно заявить о себе среди европей­ских и азиатских правителей. Русские послы

давали понять иностранным владыкам, что «го­сударь всея Руси» — независимый и великий правитель. Даже в отношениях с императором Священной Римской империи, который в Европе признавался первым монархом, Иван III не желал поступаться своими правами, считая себя равным ему по положению. По примеру того же импера­тора он приказал вырезать на своей печати символ власти — увенчанного коронами двуглавого орла. По европейским образцам был составлен и новый великокняжеский титул: «Иоанн, Божиею милостию государь всея Руси и великий князь Володимирский, и Московский, и Новгородский, и Псковский, и Тверской, и Югорский, и Вятский, и Пермский, и Болгарский, и иных».

При дворе начали вводиться пышные цере­монии. Своего внука Дмитрия, впоследствии попавшего в немилость, Иван III венчал на великое княжение по новому торжественному обряду, напоминавшему обряды венчания византийских императоров. О них Ивану могла рассказывать его вторая жена — византийская принцесса Софья Палеолог...

Так во второй половине XV в. в Москве создавался новый образ великого князя — силь­ного и полновластного «государя всея Руси», равного по своему достоинству императорам.