Всё это наводит на мысль, что человека, взявшего себе имя Дмитрий, и Марину Мнишек объединило отнюдь не трепетное чувство любви. Нет, это была сделка с далеко идущими планами. Каждый из её участников преследовал свои цели. Сам воевода, уже давно привыкший жить за счёт средств своих зятьёв, богатых шляхтичей, за которых он выдал старших дочерей, рассчитывал вновь поправить и укрепить своё финансовое и общественное положение. Самозванцу же, кем бы он ни был в действительности, брак с дочерью разорившегося воеводы обеспечивал помощь со стороны влиятельного дворянского рода и позво­лял надеяться на поддержку его авантюры поль­ским королём. Что же касается интересов самой Марины, то они явно были сосредоточены на

Золотая медаль в честь венчания на царство Лжедмитрия I.

382

Правда, почти сразу же вслед за коронованием состоялся обряд бракосочетания высокой четы. Но пышное и торжественное венчание в Успенском со­боре Кремля лишь подчеркнуло парадоксальность этого брака: ведь до сих пор в вопросах престоло­наследия и вероисповедания своих государей русские отличались невероятной разборчивостью.

Теперь судьба России зависела от того, будет ли царь главенствовать в этом семейном союзе или верх над ним возьмёт его жена. В случае же смерти царя власть в стране вполне законным образом могла перейти в руки Марины Мнишек, на что и рассчитывал польский король, поддерживая само­званца. Возможность подобного развития событий, вероятно, была одной из причин, заставившей боярина князя Василия Шуйского, влиятель­нейшего политика того времени, спешно пустить в ход пружины тайно готовившегося заговора.

Между тем царственная чета молодых броси­лась в вихрь свадебных празднеств. Пиры следо­вали один за другим. В Кремле гремела музыка. Марина, оказавшись в центре внимания, чувство­вала себя на вершине счастья. Супруг её, щеголяя своей галантностью, веселился от души. Да и как ему было не веселиться: ведь он достиг всего, к чему стремился. И потому, когда преданный ему воевода Пётр Басманов попытался поделиться с ним своими опасениями по поводу назревавшего мятежа, царь лишь беспечно отмахнулся.

В ночь на 17 мая Марина Мнишек была разбужена внезапным шумом. Мужа рядом не оказалось. Перепуганная царица в одной ночной сорочке выскочила из опочивальни, смешалась с толпой мечущихся, полуодетых, растерянных служанок и тем спасла свою жизнь: в лицо её никто ещё не знал, и заговорщики загнали её вместе с другими женщинами в девичью. Там провела она остаток ночи, так и не узнав, что муж её был растерзан заговорщиками, не выдав им, однако, тайны своего происхождения.

Пришедший к власти на гребне мятежа Васи­лий Шуйский распорядился выслать в Польшу всю польскую челядь, знатных же поляков превратил в своих заложников. В числе последних оказалась и Марина Мнишек со своим отцом. Они были ли­шены всего имущества и сначала посажены под арест в доме их свата, дьяка Афанасия Власьева, а затем сосланы в Ярославль, подальше от столицы: ведь они были козырной картой Василия Шуй­ского в возможном его конфликте с Сигизмундом III.

К лету 1607 г. разнёсся слух о появлении чудом спасшегося от рук заговорщиков Дмитрия. Это был уже Лжедмитрий II, обосновавшийся в подмосков­ном селе Тушине и впоследствии прозванный «Тушинским вором». Вскоре его власть признали почти все окружавшие Москву города. К нему на службу привели свои отряды знатные поляки и литовцы — Ромодан Рожинский, Ян Сапега, Александр Зборовский, а также казак Иван Заруцкий. Даже вожак казацко-крестьянского восстания Иван Болотников объявил себя его