Шеин триумфатором подошёл к Смоленску и осадил его. Казалось, для победоносного завер­шения войны осталось сделать всего один шаг. И русский полководец был очень близок к успеху. Восьмимесячная блокада, перемежавшаяся ярост­ными приступами, истощила городские запасы. К тому же Шеин наголову разбил стоявший непо­далёку от Смоленска 8-тысячный корпус польского военачальника Гонсевского и отправил в Москву, по словам современника, «как скот», большое количество пленных. Поляки готовились к сдаче.

427

Но внезапно всё переменилось. 25 августа 1633 г. Владислав, ставший к тому времени польским королём под именем Владислава IV, появился под Смоленском с 23-тысячным войском. Кроме того, он заключил соглашение с крымским ханом, и тот совершил набег на южную окраину Московского государства. Узнав об этом, местные помещики, нёсшие службу у Шеина, стали спешно разъезжаться по домам. По словам самого царя, «дворяне и дети боярские украинских (окраинных. — Прим. авт.) городов,

видя татарскую войну, слыша, что у многих поместья и вотчины повоёваны, матери, жёны и дети в полон взяты, из-под Смоленска разъез­жались, и остались под Смоленском немногие люди».

Если здесь и допущено преувеличение, то резкое изменение военной ситуации в пользу поляков сомнений не вызывает. Королевские войска атако­вали русских на Покровской горе, где в шанцах (укреплениях) стояли находящиеся на российской службе иноземные роты под командованием пол­ковника Матисона, а рядом, в небольшой крепости, — русская рать князей Прозоровского и Белосельского. Русские отбились, а наёмников пришлось выручать. 11 сентября поляки возобно­вили атаку, ожесточённый бой шёл двое суток, и московские воеводы приняли решение оставить эту выгодную, хорошо укреплённую позицию и отвес­ти защитников в большой острог (крепость). При отступлении часть иноземцев переметнулась к полякам. Хотя царь и его советники в Москве одобрили сбор русских сил под Смоленском в один кулак, этот манёвр, вероятно, был ошибкой: встав в пассивную оборону, войска полностью отдали инициативу противнику и постепенно превра­тились из недавних осаждающих в осаждённых. Вскоре поляки вышли глубоко в тыл Шеину и захватили, а затем предали огню Дорогобуж — главную базу снабжения русских войск. То, что Шеин не смог организовать оборону Дорогобужа, было его крупным просчётом, грозившим самыми серьёзными последствиями.

Московские стрельцы отправляются в поход под Смоленск.

428

туров (вид укреплений) заняла позиции на горе. Почувствовав, как сжимаются польские тиски, Шеин сделал вылазку, изрядно потрепав и напугав королевскую кавалерию, но облегчить своё поло­жение не смог. Поляки блокировали его коммуни­кации, и русское войско стало испытывать нехват­ку продовольствия и конского корма. Немалый урон наносила и польская артиллерия, имевшая отличную позицию на Сковронковой горе.

Упорно пытаясь переломить ситуацию, Шеин начал готовиться к новой битве. Но 2 декабря русские, отправившись в лес за дровами, натолк­нулись на польскую засаду и понесли тяжёлые потери, перечеркнувшие их наступательные пла­ны. Очевидно, здесь не обошлось без измены. Старший полковник наёмников Александр Лесли прямо обвинил в ней английского полковника Сандерсона, когда вместе с ним и Шеиным отправился на место побоища. «Это твоя работа, — гневно крикнул он, указывая на убитых ратни­ков, — ты дал знать королю, что наши пойдут в лес!» «Лжёшь!» — возмутился Сандерсон. Лесли выхватил пистолет и в упор застрелил англичанина. Был ли Сандерсон действительно виноват   —   неизвестно.   Достоверно лишь то, что иноземцы, не терзаясь угрызениями совести, при малейшем затруднении переходили на сторону поляков и выдавали им русские секреты.