К сожалению, изменники находились и среди русских, причём в самых верхах. При расследо­вании причин неудачи под Смоленском тяжкие «вины» московские власти возводили, например, на сына второго воеводы Артемия Измайлова — Василия. «Ты, Василий, — говорилось в обви­нительном заключении, — будучи под Смо­ленском... государю изменял больше всех, съез­жался с литовскими людьми... и с государевыми изменниками... к себе их в стан призывал, с ними пировал, потчевал и дарил, и от них подарки с братом своим Семёном принимал... они у тебя были и ночевали, а приезжали к тебе с своим кормом и питьём и провожали тебя до стану, и ты разговаривал с ними обо всём, что годно ли­товскому королю. Да ты же, Василий, будучи под Смоленском и из-под Смоленска пришедши в

429

«Погоня» — герб Великого княжества Литовского, в состав которого входили в XVII в. Украина и Белоруссия.

Можайск, хвалил литовского короля, говорил: „Как противу такого великого государя монарха нашему московскому плюгавству биться?.."» По­нятно, что в такой ситуации у поляков не было недостатка в секретной информации о московском войске, и они могли почти без риска проводить против него удачные операции.

Между тем русские войска всё сильнее страдали от голода и холода. Начался падёж лошадей, многие люди слегли или умерли от цинги. В конце декабря король, хорошо осведомлённый о труд­ностях противника, прислал русским военачаль­никам грамоты с предложением о сдаче. В середине января Шеин начал переговоры. 1 февраля 1634 г. со своим разведчиком Сатиным, проскользнувшим мимо польских кордонов, он переправил в Москву донесение о том, что польские военачальники предлагают обеим армиям отступить друг от друга, а «большим послам» съехаться для мирных переговоров. Царь отвечал согласием, но при условии, что король отведёт войско в границы Речи Посполитой, чтобы к Шеину могли подойти подкрепления и спасти артиллерию и «казну». Одновременно он запросил стоявших в Можайске воевод Дмитрия Черкасского и Дмитрия Пожар­ского, могут ли они выступить к Вязьме и Дорогобужу на помощь Шеину. Получив утверди­тельный ответ, царь приказал им готовиться, но сразу же пришло известие, что Шеин уже заключил перемирие и движется к Москве.

Договор, текст которого воевода отослал Ми­хаилу Фёдоровичу, был далеко не так благо­приятен для русских, как можно было ожидать судя по первому донесению. В сущности это была капитуляция, хотя и почётная. Шеин оставлял неприятелю всю артиллерию, за исключением 12 лёгких пушек. Русские должны были выдать всех перебежчиков и освободить всех пленных, передать победителям знамёна и оружие своих погибших товарищей, оставить все сохранившиеся припасы; присягнуть, что в течение четырёх месяцев не предпримут против короля никаких враждебных действий; позволить всем желающим

перейти на польскую службу. Последнее право предоставлялось, естественно, и иноземцам, кото­рые в противном случае должны были возвра­титься на родину, дав присягу никогда не обнажать оружие против Речи Посполитой.

Войско выступило из лагеря в полной тишине, со свёрнутыми знамёнами и потушенными ружей­ными фитилями, имея при себе только личное оружие. Поравнявшись с королём и его свитой, Шеин и другие воеводы сошли с коней, зна­меносцы положили знамёна на землю и отступили назад. Затем по знаку, поданному поляками, русские развернули знамёна, запалили фитили, ударили в барабаны и двинулись в обратный путь. От войска, впрочем, к этому времени осталась едва ли четверть: Шеин вёл в Москву лишь 8 тыс. человек. Среди них было много больных, которые либо умерли по дороге, либо были оставлены в различных городах. 2 тыс. человек занемогли настолько, что их пришлось бросить в лагере на милость победителей.