Постепенно мальчишеская забава превраща­лась в серьёзное увлечение. Пётр собрал в своём потешном войске не только молодых людей из боярских семей, но и взрослых мужчин из числа оставшихся не у дел знатных придворных родов. Он постоянно требовал присылать ему из Оружей­ной палаты в Преображенское пищали (ружья), свинец, порох, знамёна, барабаны и другие предметы «Марсовых потех». В 1687 г. к Петру явилось столько желающих записаться в потеш­ные, что постепенно ему удалось составить из них два полка, один из которых разместился в Преображенском, а второй — в ближайшем селе Семёновском. С тех пор они так и назывались: Преображенский и Семёновский полки. Со вре­менем для них сшили специальную форму: для преображенцев — зелёную, а для семёновцев — синюю. Позже вся петровская гвардия оделась в форму зелёного цвета. Мундиры были сшиты по европейскому образцу. Солдатская форма почти не отличалась от офицерской. Офицеры носили

Пётр I предпочитал голландское декоративное искусство с его огромными изразцовыми печами, тяжёлыми шкафами и элегантными креслами.

золотые галуны, нагрудный знак в виде по­лумесяца и трёхцветный шарф на поясе.

Со временем многие «потешные» благодаря своей смелости, преданности и уму превратились в выдающихся людей той эпохи: полководцев, дипломатов и государственных деятелей. Не случайно их мнение по наиболее важным вопросам нередко становилось для царя решающим. В октябре 1721 г. сподвижники Петра преподнесли ему «памятный адрес» с просьбой впредь имено­ваться «отец Отечества император Великий». При этом канцлер Головкин обратился к нему с весьма примечательными и трогательными словами: «Мы, твои верные подданные, из тьмы неведения на театр славы всего света, из небытия в бытие произведены, и в общество политических народов присовокуплены». От нахлынувших воспомина­ний о трудном начале славных дел глаза Петра подёрнулись влагой, и, приняв адрес, он расцело­вал своих верных друзей.

А пока потешные полки проводили манёвры, учились строить, защищать и брать приступом или осадой пока ещё не настоящие, а потешные крепости. Пётр неизменно оказывался в первых рядах атакующих. Молодой царь хотел знать и уметь всё: подавать сигнал войску барабанной дробью, стрелять из мортиры, метать гранату. Его одолевали тысячи вопросов, ответить на которые было некому.

Любознательность привела Петра в распо­ложенную по соседству с Преображенским Не­мецкую слободу, где жили купцы, лекари, наём­ные военные и разного рода мастера из Западной Европы. Москвичи сторонились обитателей Не-

493

мецкой слободы. Молодой государь нашёл там себе друзей, научился говорить по-голландски и по-немецки. Пётр познакомился с голландским инженером Францем Тиммерманом, который стал заниматься с ним арифметикой, алгеброй, геометрией, артил­лерийской наукой, обучил основам строительства крепостей и укреплений.

К молодому царю в Слободе относились неиз­менно приветливо и дружелюбно. Пётр быстро усвоил ту невероятную смесь диалектов, на которой здесь говорили, и впоследствии его с трудом понимали в европейских столицах. Общи­тельный по характеру, он завёл множество товарищей среди иностранных плотников, аптека­рей, пивоваров и солдат, из которых сразу выделил обаятельного и галантного Франца Лефорта. Этот выходец из Швейцарии, находившийся на русской службе в чине полковника, стал наставником молодого царя в его знакомстве со своеобразной культурой «московской Европы». Она не была ни английской, ни германской, ни французской, ни голландской, хотя представители этих народов обрели в Москве второе отечество; она воплотила все оттенки народной культуры Западной Европы. Иначе и быть не могло. Носители утончённой культуры — иноземные дворяне — в России оседали редко. Сюда в поисках счастья приезжали отчаянные смельчаки, люди сложной судьбы, покинувшие родину по политическим или рели­гиозным причинам, авантюристы с тёмным прош­лым. За благопристойными фасадами причудливо украшенных домиков дремали привычки пиратов, «рыцарей удачи», выброшенных жизненным штормом на чужой берег. Не случайно постоянное и неумеренное потребление пива и водки было главным занятием российских «немцев» в часы досуга. Подобный стиль жизни был наивно заимствован молодым царём и перенесён им сначала в среду потешных, а затем и дворянства. Страсть к точным наукам и практическим занятиям, развитая Тиммерманом, осталась у Петра на всю жизнь, а к прежним увлечениям прибавилось новое — строительство кораблей и плавание на них. Старый английский ботик (небольшое судно), обнаруженный в заброшенном сарае, позволил юноше испытать неведомое ранее чувство свободного скольжения по водной глади, подобное полёту птицы. Тихие подмосковные реки скоро оказались для него узкими и мелкими. Вместе со своим потешным флотом Пётр пере­брался на Плещеево озеро под Переславлем-Залесским, а затем в Архангельск, ближе к настоящим морским просторам.