26 июля 1951 г. в Новгороде была найдена первая берестяная грамота. На мягкой, податливой, предварительно обработанной берёзовой коре острым стержнем с лопаточкой на другом конце (он назы­вался «писало» или «стило») наши далёкие предки процарапывали знаки. Сейчас общее число найденных на территории Древней Руси берестяных документов превышает 800; на долю Новгорода приходится подавляющее большинство — более 750. Среди них имеются хозяйственные распоряжения, политические донесения, записи судебных дел, бытовые просьбы, крестьянские жалобы, технологические рецепты ремесленников, школьные упражнения детей, заказы художнику на изготовление икон, любовные записки, сообщения о смерти близкого человека, ростовщиче­ские записи, заговоры против лихорадки, молитвы... Значение открытия берестяных грамот огромно. Дело не только в том, что учёные получили значительное количество новых источников. Впервые в руки историков попали подлинные документы XI столетия, и было неопровержимо доказано, что грамотность на Руси была распространена среди широких слоёв населения. Впервые появилась возможность узнать имена владельцев раскапываемых усадеб. «Берестяная почта столетий» стала прочным мостиком, ведущим из глубины археологического раскопа в летописный рассказ.

Коллекция древних вещей, накопленная при рас­копках в Новгороде, огромна и уникальна по своему разнообразию. С такой детальностью никогда ранее не представала перед современными людьми жизнь средневекового русского города. Где, например, довелось бы увидеть настоящие древнерусские гусли,

поскольку сами крепостные стены городов были лишены декоративных элементов.

Наиболее древним и простейшим типом дере­вянной крепостной стены был тын (частокол) — высокая деревянная ограда из вертикально вры­тых и заострённых в верхней части столбов; он устраивался во рву и на валах. В зависимости от того, где ставился тын, изменялась и его высота: поставленный на равнинной местности тын был выше, а на высоком, с крутыми откосами земляном валу — ниже. Гораздо более прочными были стены, где тын сочетался с элементами срубной конструкции (в срубе брёвна лежат горизонтально, одно на другом). Ячейки срубных стен, как правило, изнутри заполнялись землёй и камнем («хрящом»).

Отдельные срубы, поставленные вплотную друг к другу, назывались городнёй. Но такая конст­рукция имела существенный недостаток — места соединения срубов под воздействием влаги быстро загнивали. И позднее на Руси города обносили чаще всего более устойчивыми тарасами. Они представляли собой систему деревянных крепост­ных стен, при которой две параллельные стены через некоторые промежутки соединялись вруб­ленными в них поперечными стенками, а образо­вавшиеся таким образом клети засыпались землёй и камнями.

Вал, окружавший, как правило, крупный город, только казался полностью земляным: основу его составляли, как, например, в Киеве, бревенчатые срубы, засыпанные «хрящом» и землёй, служившие своеобразным каркасом вала, чтобы он не оползал. При Ярославе Мудром внутри вала были сооружены дубовые срубы размером 7x19 м, которые в свою очередь делились дубовыми перегородками на 12 клетей. Высота срубов была не менее 5,5—6 м. При такой системе фортификаций (укреплений города) часть срубов выводилась на гребень вала, и их внешние стены служили тогда защитой воинам и горожанам, оборонявшим город. В столицах княжеств вал и стена делились на несколько участков (прясел) каменными или кирпичными башнями, как пра­вило имевшими ворота (яркие тому примеры — Золотые ворота в Киеве и Владимире).