Уже к манёврам 1819 г. в Крас­ном Селе Николай так вымуштровал свою бригаду (ценой неприязни подчинённых), что заслужил по­хвалу императора Александра. Но не из-за похвалы старшего брата остались эти манёвры в памяти Ни­колая. Больше запомнился скром­ный обед в кругу семьи (Александр, Николай и Александра Фёдоровна), закончившийся слезами 23-летнего великого князя. Чего было больше в этих слезах — радости или отчая­ния, решить не так просто. Дело в том, что Александр объявил брату о своём намерении отречься от пре­стола и сделать наследником имен­но Николая. Константин царство­вать отказался, детей ни у него, ни у Александра не было. «Мы были по­ражены как громом, — признавался в своих воспоминаниях Николай, — в слезах, в рыданиях мы молчали». Все возражения нового наследника Александр отверг и пообещал, что у Николая будет лет десять на подго­товку к царствованию.

Николай неоднократно призна­вался, что он совершенно не ожидал этого и не готовился царствовать. Путешествуя в 1816 г. по России, он обращал внимание только на мар­шировку, выправку и службу войск. Побывав в 1817 г. в Англии, являвшей Европе пример политического уст­ройства, Николай иронически заме­тил: «Если бы, к нашему несчастью, какой-нибудь злой гений перенёс к нам все эти клубы и митинги, делаю­щие больше шума, чем дела, то я про­сил бы Бога повторить чудо смеше­ния языков, или, ещё лучше, лишить дара слова всех тех, которые делают из него такое употребление».

Единственное, что было истин­но царским у Николая Павловича, — это его физическая красота. «В нём каждый дюйм — король», — повторя­ли англичане слова Шекспира, уви­дев Николая. «Это самый красивый мужчина в Европе», — написала одна

338

дама. «Лоб открытый, нос римский, рот умеренный, взгляд быстрый, го­лос звонкий», — описывал Николая его русский современник.

«Я ИМПЕРАТОР,

НО КАКОЙ ЦЕНОЮ...»

27 ноября 1825 г., во время мо­лебна в Зимнем дворце о здравии болящего государя Александра Пав­ловича, из Таганрога пришло извес­тие: император скончался. Николай, хотя и смутно помнил о манифесте 1823 г., по которому престол офи­циально переходил именно к нему, немедленно присягнул Константи­ну. На Монетном дворе даже нача­ли чеканить рубли с профилем Кон­стантина. Но многие знали тайну: царствовать должен Николай Пав­лович. Поэтому 17 дней, от присяги Константину до присяги Николаю, продолжался период междуцарст­вия. На почтовых станциях сроч­ные курьеры одновременно требо­вали лошадей: иркутский — именем императора Александра, варшав­ский — именем императора Кон­стантина, петербургский — именем императора Николая!

Так прошло 16 дней междуцар­ствия. Настало 14 декабря 1825 г. В этот день Николай должен был при­нимать присягу подданных на вер­ность. «Участь страшная, жертва тяж­кая, — признавался он 12 декабря в письме графу Дибичу. — Послезав­тра я или государь, или без дыхания. Я жертвую собой для брата. Счаст­лив, что как подданный исполняю его волю. Но что будет с Россией?» Николай знал от доносчиков о заго­воре против него. Как деду и отцу, царствование могло стоить ему жиз­ни. Почему он решился, не повторил поступок Константина?

Ответ можно найти в одном из писем Николая к жене Александре Фёдоровне. «Мне говорят, — писал Николай, уже будучи императором, — что я один из могущественнейших правителей в мире и что мне всё по­зволено, что я могу делать что захочу и когда захочу. Но на самом деле всё, я думаю, происходит по-другому. И если спросят о причине такой аномалии, ответ будет в одном сло­ве долг! Это не пустое слово — его священное значение заставляет от­бросить все личные мнения... долг — это моё ключевое слово. Да, это трудно. Я страдал от этого больше, чем могу рассказать, — но я создан для страдания».