Благодаря неустанным трудам Огарёва деятельность Вольной типо­графии расширялась, успех пре­взошёл все ожидания. Авторитет издателей рос, имя Герцена стало широко известно и в России, и за её пределами. В газете и журналах Гер­цена и Огарёва публиковались мате­риалы о безнравственности и ужасах крепостного права, движении декаб­ристов, о юридических, экономиче­ских и политических аспектах рос­сийской жизни. «Колокол» читала даже царская семья.

Чутко и своевременно реагиро­вала газета на события в России. Многим помог «Колокол», дал воз­можность критически взглянуть на реформы Александра II, расстановку общественно-политических сил в стране. Но многих стала и отталки­вать явно пропагандистская, анти­правительственная направленность пореформенного издания. Герцен выступил в поддержку Польского восстания 18бЗ—1864 гг., за это быв­шие друзья обвинили его в анти­патриотизме. Искандеру пришлось разъяснять свои взгляды в работах «Письма к противнику», «Письма к будущему другу», «Письма к путеше­ственнику».

В последние годы жизни Герцен разошёлся с Бакуниным и даже с Ога­рёвым в принципиальной оценке пер­спектив революционного движения в России, потерял контакты с прежни­ми своими корреспондентами. Он перестал верить в успех русской рево­люции. Не встречал он понимания и у «молодых» эмигрантов. В 1865 г. Герцен переехал в Женеву, где почти не поддерживал отношений с други­ми русскими эмигрантами.

В 1869 г. Александр Иванович подготовил цикл писем «К старому товарищу», адресованных Бакунину. В них нашли отражение его изме­нившиеся взгляды на революцию. Он осуждал призывы политических организаций к немедленному рево­люционному перевороту, говорил о

«БРАТЬЯМ НА РУСИ»

Отчего мы молчим? Неужели нам нечего сказать? Если мы все будем сидеть сложа руки и довольствоваться бесплодным ропотом и благородным негодованием, если мы будем благоразумно отступать от всякой опасности и, встретив препятствие, останавли­ваться, не делая опыта ни перешагнуть, ни обойти, — тогда долго не придут ещё для России светлые дни.

Ничего не делается само собой, без усилий и воли, без жертв и труда. Воля людская, воля одного твёрдого человека — страшно велика.

Спросите, как делают наши польские братья, сгнетённые боль­ше вас. В продолжение двадцати лет разве они не рассылают по Поль­ше всё, что хотят, минуя цепи жандармов, сети доносчиков.

И теперь, верные своей великой хоругви, на которой было на­писано: За нашу и вашу вольность, — они протягивают вам руку; они облегчают три четверти труда, остальное можете вы сделать сами.

Польское демократическое товарищество в Лондоне в знак его братского соединения с вольными людьми русскими предлагает вам свои средства для доставления книг в Россию и рукописей от вас сюда...

Если мы не получим ничего из России — это будет не наша вина. Если вам покой дороже свободной речи — молчите.

Но я не верю этому — до сих пор никто ничего не печатал по-русски за границею, потому что не было свободной типографии. С первого мая 1853 г. типография будет открыта. Пока, в ожидании, в надежде получить от вас что-нибудь, я буду печатать свои рукописи...

Быть вашим органом, вашей свободной, бесцензурной речью — вся моя цель.

Не столько нового, своего хочу я вам рассказать, сколько вос­пользоваться моим положением для того, чтобы вашим невысказан­ным мыслям, вашим затаённым стремлениям дать гласность, передать их братьям и друзьям, потерянным в немой дали русского царства.

Будем вместе искать и средств, и разрешений для того, чтоб грозные события, собирающиеся на Западе, не застали нас врасплох или спящими...