Для впечатлительного Александ­ра знакомство с реальным состояни­ем дел в проигравшей войну держа­ве стало вторым потрясением после

446

неожиданной смерти отца. «Адреса» с предложениями реформ по-преж­нему поступали в многочисленные петербургские канцелярии. От царя ждали ответа. Александр дал его че­рез несколько месяцев — в марте следующего, 1856 г.

ГОД 1856-й. «ВЫ МОЖЕТЕ СКАЗАТЬ ЭТО ВСЕМ НАПРАВО И НАЛЕВО»

В марте 1856 г. был заключён Па­рижский мир, которым окончилась Крымская война. Возвратившись из Франции домой, Александр застал общественное мнение России ещё более возбуждённым, чем в день сво­его отъезда в Париж. И подписанный только что мирный договор, пусть невыгодный, но тем не менее почёт­ный, так как воевали против много­численного и сильного неприятеля, меньше всего был тому причиной. Казалось, о войне вообще забыли, и обустройство внешнего мира вос­принимали лишь как необходимое условие для того, чтобы обратиться к миру внутреннему.

Констатировать несостоятель­ность прежнего российского образа жизни было мало — пришла пора определиться с будущим политиче­ским курсом. Царь сделал первый шаг, а скорее — лишь намёк на него. Но даже намёк озадачил консерва­торов и ещё больше возбудил нетер­пеливые умы. Речь идёт о нескольких строках высочайшего манифеста от 19 марта 1856 г., известившего подданных Российской империи об окончании Крымской кампании. За­ключительная часть его гласила: «При помощи небесного Промысла, всегда благодеющего России, да ут­верждается и совершенствуется её внутреннее благоустройство; правда и милость да царствуют в судах её; да развивается повсюду и с новою си­лою стремление к просвещению и всякой полезной деятельности, и каждый, под сению законов, для всех равно справедливых, равно покрови­тельствующих, да наслаждается в мире плодом трудов невинных».

С первого взгляда трудно обна­ружить в этих написанных высоким слогом выражениях то, что так силь­но поразило их первых читателей, а большей частью слушателей, по­скольку три четверти населения Рос­сии не знали грамоты. Перечень царских пожеланий может показать­ся обычным, «протокольным», но только не для страны, в которой «сень покровительствующих за­конов» распространялась далеко не на каждого: 25 млн. человек были

К. Маковский. Крестьянский обед в поле.

Н. Неврев. Торг. (Один помещик продаёт другому крепостных.)

447

вычеркнуты из числа «оберегаемых законом» подданных императора. Эти 25 млн. — «крепостные души», подвластные не Своду законов Рос­сийской империи, а помещикам. За службу, государственную и военную, царь предоставлял дворянам и зем­лю, и безраздельную власть над при­креплёнными к ней земледельцами. Сказать о «равно справедливых для всех законах» в то время означало заявить о намерении изменить пра­вовое положение крепостных кре­стьян, посягнуть на вотчинное пра­во помещика.

Смысл подобного рода намёков дворяне улавливали мгновенно: ис­ходящие сверху эзоповы формули­ровки сразу же становились объек­том всевозможных истолкований, источником тревожных слухов. Ведь для огромного количества дворян крестьянский труд был одним из ос­новных источников существования, а то и единственным.

Немало дворян, желавших, чтобы крестьянский вопрос был разрешён, вполне осознавали противоестест­венность и аморальность крепостных институтов. Не только крестьяне за­висели от помещиков, но и помещики от крестьян. Помещик считал себя единственным и полноправным собственником земли. Освободить крестьянина от крепостной зависимо­сти и уравнять его в правах с други­ми сословиями неизбежно означало ещё одно — поставить вопрос о зем­ле. Собственность помещика на зем­лю была защищена законом. Кресть­янин же без земли жить не мог, а достаточных средств для выкупа её не имел. Раскрепощение крестьян при сохранении земельных прав помещи­ка и решение вопроса о земле в отно­шении самого крестьянина — в этом заключался основной смысл преобра­зований, а одновременно и мучитель­ная проблема для реформаторов. Раз­решить её удалось лишь частично.