С. Иванов. Бунт в деревне.

сыграть на этой крайне болезнен­ной для дворян струне, поставив предводителей перед выбором: либо власти освободят крестьян с согла­сия дворянства, либо крестьяне са­ми завоюют себе свободу. Впрочем, роль крестьянских выступлений пре­увеличивать не стоит: количество их было незначительно, и государство

держало ситуацию под полным кон­тролем. Однако показателен сле­дующий факт: информацию о кре­стьянских волнениях тщательно собирали, анализировали и пред­ставляли императору в виде поме­сячных отчётов.

Подписывая рескрипт Назимову и одобряя, таким образом, программу безземельного освобождения кресть­ян, Александр знал о том, что сущест­вуют и другие точки зрения на реше­ние крестьянского вопроса. Кроме упомянутого проекта Милютина царь ознакомился и с проектом М. П. Позена, крупного помещика из Полтав­ской губернии. Позен предлагал осво­бодить крестьян с земельным наделом за выкуп, выплачивать который мож­но было бы 20 лет. Предложенный Позеном компромисс — постепенный выкуп земли освобождёнными кресть­янами — позволял решить мучитель­ную проблему, с которой не спра­вился Николай I: сохранить частную собственность дворян на землю и од­новременно наделить землёй кресть­ян. Мнение Позена, известного госу­дарственного деятеля того времени, было весьма авторитетным для Алек­сандра. Положения реформы 1861 г. во многом повторяют проект Позена.

Альтернативные программы при­обретали всё большее значение в глазах царя. Этому способствовало нарастание активности просвещён­ной и либерально настроенной пе­тербургской бюрократии. Она умело пропагандировала свои идеи. Ис­пользовались и родственные связи: проект Милютина поддерживала ве­ликая княгиня Елена Павловна, к её мнению Александр прислушивался, и к середине 1858 г. император уже весьма благосклонно относился к идеям Милютина. В то же время Главный комитет не продвинулся ни на шаг вперёд. Его председатель граф А. Ф. Орлов и слышать не хотел о возможном выкупе крестьянами земельного надела.

Поворот произошёл неожидан­но и связан с именем графа Я. И. Рос­товцева — самого близкого друга Александра, которому император безгранично доверял. Причины пре­вращения Ростовцева из явного кон-

452

серватора в активнейшего сторон­ника реформ, как считали некото­рые его современники, глубоко лич­ные. Вот что вспоминал об этом А. М. Унковский, бывший тогда пред­водителем дворянства Тверской гу­бернии: «Интересно проследить, как на человека, поставленного у важ­ных государственных дел, влияет семейная обстановка. Эта забытая страница многое разъяснила бы в истории, и совершившееся яснее предстало бы потомству. В жизни Якова Ивановича был случай, ко­торый и лёг в основание всех его дальнейших действий в крестьян­ском деле. В начале 1857 года один из его сыновей заболел опасно в Гейдельберге. Отец поехал к нему... На смертном одре умирающий сын обратился к отцу с такими словами: „Батюшка! Я обращаюсь к вам с по­смертной просьбой вот какого рода: вы настолько замараны по декабрь­ской истории (Ростовцев сообщил властям о готовящемся вооружён­ном выступлении декабристов. — Прим. ред.) и по военно-учебным за­ведениям, что мне хотелось бы уме­реть с мыслью, что вы чем-нибудь загладите свою память... Дайте слово, что вы будете помогать делу освобож­дения крестьян". Говорят, он (Рос­товцев Я. И.) при этих словах просле­зился и клялся, что все средства, какими он будет в состоянии распо­ряжаться, употребит в пользу этого дела. И действительно, после этого случая он стал писать всеподданней­шие письма уже в совершенно ином тоне... „Я дал клятву своей семье слу­жить честно крестьянскому делу" — слова Якова Ивановича».