для Пруссии нейтралитета. В об­мен на это российская дип­ломатия добилась согласия Пруссии (с 1871 г. Герман­ская империя) и находив­шейся под прусским влия­нием Австро-Венгрии на отмену «нейтрализации» Чёрного моря. Разрыв Рос­сией Парижского догово­ра, заключённого в 1856 г., поверг великие державы Европы едва ли не в боль­шее изумление, чем падение Франции. Ограничительные статьи договора были отме­нены в 1871 г. на международ­ной конференции в Лондоне. Горчаков мог торжествовать победу, усилия Министерства иностранных дел России увенчались блестящим успехом.

Александра Михайловича ожи­дали ещё многие удачи и пораже­ния, триумф России в войне с турка­ми 1877—1878 гг. и смерть государя Александра II, сделавшего Горчакова тем, кем он был, — вершителем судеб российской дипломатии. Однако для русской истории имя А. М. Горчакова навсегда связано прежде всего с од­ним славным событием: 1 (13) марта 1871 г. он подписал Лондонскую кон­венцию. Этот документ перечеркнул позор Севастополя.

Богатский. Портрет А. М. Горчакова в 1876 г.

ДИПЛОМАТ НОВОГО ВРЕМЕНИ.

НИКОЛАЙ ПАВЛОВИЧ ИГНАТЬЕВ

(1832—1908)

1856 год. Великий позор России. Го­речь севастопольского разгрома, по­теря черноморского флота, невидан­ное падение внешнеполитического авторитета России.

Поражение Российской импе­рии в Крымской войне не было од­ним только поражением армии и

обветшалого государственного по­рядка — была разбита также россий­ская дипломатия. Заканчивался век старой, кабинетной дипломатии, ко­гда европейские дела были всем, а положение в остальном мире — поч­ти ничем; когда политика могла быть в отношениях с Францией, Англией,

511

Улица в Бухаре. Гравюра. Вторая половина XIX в.

на худой конец — с Португалией, но только не с Китаем или Средней Азией. Вторая половина XIX в. стала эпохой колониальных захватов: француз бился с англичанином в сердце Африки за раздел сфер влия­ния в этих весьма далёких от Пари­жа и Лондона местах; немец спешил занять южно-африканские террито­рии, оставленные без присмотра прочими великими державами; аме­риканец с вожделением поглядывал на Филиппины и Кубу, слабо защи­щенные допотопными испанскими кораблями.

Россия была разгромлена в Евро­пе и рисковала совершенно отстать от европейских соседей, теряя возмож­ность защищать собственные интере­сы в Средней Азии и на Дальнем Вос­токе. Для подобной деятельности требовались новые энергичные ди­пломаты, которые были бы способны решительно выйти за узкие рамки политики между Кронштадтом и Ла-Маншем и осознать требования глобальной, всемирной, дипломатии. Первым из них стал граф Николай Павлович Игнатьев.

Николай Павлович принадле­жал к знатному и влиятельному роду. Он получил образование в привиле­гированном учебном заведении — Пажеском корпусе, затем окончил Академию Генерального штаба. Вый­дя из стен Академии в 19 лет с сереб­ряной медалью, Игнатьев знал не­сколько иностранных языков (в том числе турецкий), обладал литератур­ным дарованием, высокой работо­способностью, ясностью и масштаб­ностью мышления. Но главная черта будущего дипломата состояла в его беззаветной преданности России, готовности служить ей верой и прав­дой. Николай Павлович на протя­жении всей жизни неоднократно проявлял готовность жертвовать своими чинами, положением при дворе; рисковал жизнью, подставляя грудь под пули; принимал тяготы дальних путешествий, если того тре­бовали интересы России.

Нельзя сказать, что это был чело­век без недостатков и слабостей. Со­временники отмечали, что Игнатьев имел склонность прихвастнуть своими заслугами перед отечеством и вез­де отыскивал многочисленных за­вистников. В политике он почти все­гда отдавал предпочтение наиболее радикальным, агрессивным решениям, стремился выполнять великие замыс­лы, порой не считаясь с жертвами. Но, если подвести итог дипломатическим победам и поражениям Игнатьева, станет ясно, что его деятельность принесла России очевидную и нема­лую пользу.