Школу дипломатии Николай
Павлович проходил в Лондоне: он был назначен туда военным атташе вскоре после
окончания Крымской войны. В Англии молодой дипломат быстро усвоил, сколь
огромные экономические выгоды получает «владычица морей», распоряжаясь
многочисленными колониями в Африке, Азии и на Тихом океане. Затем он совершил
путешествие по Сирии и Египту. Получив представление о расстановке
политических сил в Азии, Николай Павлович подал проект, согласно которому
Россия должна была наращивать свои дипломатические и военные усилия в Средней
Азии, утверждать своё господство в этом регионе и активно противодействовать
победоносному шествию англичан по Азии. Более того, по мнению Игнатьева, это
принесло бы немалую выгоду русской торговле, поскольку до сих пор среднеазиатские
купцы буквально наводняли русский рынок своими товарами, «выкачивая» из
России золото и серебро, а русские коммерсанты не хотели рисковать, торгуя в
Средней Азии, так как позиции Российской империи в этих краях были весьма непрочными. В 512 ти все остальные — военными
разных чинов. Для завоеваний этого было слишком мало, для научной деятельности
по освоению и описанию края — слишком много. Молодой честолюбивый граф
мечтал, видимо, о лаврах русского конкистадора. Получилось иначе. Негодуя, он
писал: «К несчастью, у нас если предпринимают что, то лишь под впечатлением
минуты, а не достаёт у нас действительной государственной инициативы для того,
чтобы предпринять великое дело, с твёрдой решимостью, неуклонно и настойчиво
довести его до конца». Главе миссии оставалось «исполнять разведочную службу» и
добиваться от среднеазиатских правителей уступок по торговым делам. Несмотря
на то что жизнь членов экспедиции не раз висела на волоске, а однажды им даже
пришлось в стычке применить и ракетный станок, Игнатьеву удалось Миссия полковника Н. П.
Игнатьева в Бухару и Хиву. 513 НОЧНАЯ
АУДИЕНЦИЯ (ПО
ВОСПОМИНАНИЯМ Н. П. ИГНАТЬЕВА) Полковник
Игнатьев, глава русской миссии в Хиве, старался ничем не обнаружить своей
тревоги. Выпрямившись перед почтительно склонившимся адъютантом хана, он
твёрдо ответил: «Передай хану, хотя сейчас ночь, тотчас буду. Что до оружия, то
явлюсь как предписано уставом царским, с шашкой не намерен расставаться». Темнота
ночи рождала тревожные мысли: «Хотят заманить. Не выпустят, пока не соглашусь
на все ханские требования. Надо доказать, что не боюсь хана». Полковник упрямо
мотнул головой: «Насилия над собой не допущу». Сидя на
лошади, Игнатьев ощущал тяжесть револьвера в кармане. Это успокаивало. Рядом,
справа и слева, —два уральских казака. Лихие ребята, не подведут: у каждого по
два заряженных револьвера. Дворец
хана и днём выглядел малопривлекательно, а в эту ночь походил скорее на
становище атамана разбойников. Перед воротами полыхал большой костёр, зарево
освещало два огромных кола, вбитых в землю. На их верхушках — безжизненные,
багровые в пламени костра фигуры двух жертв. Соскочив с
коней, делегация быстро прошла во двор. Небольшие костры бросали зловещие
красноватые отблески на халатников в высоких туркменских шапках: дворцовая
стража размешалась по всему пути внутри дворцовой ограды. Лабиринтом
полутёмных коридоров Игнатьев с казаками вышел в небольшой дворик. На
возвышении, сложенном из глины и покрытом ковром, сидел хан. Сеид-Мухаммед
молод, на вид лет тридцати. Лицо серьёзное. Перед ханом, на ковре, лежат
пистолет и кинжал. За спиной — государственное знамя. Вокруг хана, на
ступеньках, — вооружённые с ног до головы люди... |