Уничтожение госу­дарства и юридиче­ского права необ­ходимо будет иметь следствием унич­тожение личной наследственной собственности и юридической семьи, основанной на этой собственности, так как и та и другая совершенно не допускают челове­ческой справед­ливости...

(М. А. Бакунин.

« Государственность

и анархия».)

547

Мы (анархисты. — Прим. ред.) не только не имеем намерения и ни малейшего опыта навязывать нашему или чужому народу какой бы то ни было идеал общественного устройства, вычитанного из книжек или выдуманного нами самими, но в убеждении, что народные массы но­сят в своих более или менее развитых историею инстинктах, в своих насущных потребностях и в своих стремлениях, сознательных и бес­сознательных, все элементы своей будущей нормальной организации, мы ищем этого идеала в самом народе; а так как всякая государствен­ная власть, всякое правительство, по существу своему и своему поло­жению поставленное вне народа, над ним, непременным образом должно стремиться к подчинению его порядкам и целям, ему чуж­дым, то мы объявляем себя врагами всякой правительственной, госу­дарственной власти, врагами государственного устройства вообще и думаем, что народ может быть только тогда счастлив, свободен, ког­да, организуясь снизу вверх путём самостоятельных и совершенно свободных соединений и помимо всякой официальной опеки, но не помимо различных и равно свободных влияний лиц и партий, он сам создаст свою жизнь...

Свобода, или анархия, т. е. вольная организация рабочих масс снизу вверх, есть окончательная цель общественного развития и... всякое государство... есть ярмо, значит, с одной стороны, порождает деспотизм, а с другой — рабство.

(М. А. Бакунин. «Государственность и анархия».)

подавлено, и Бакунин бежал из Лио­на, сбрив бороду и надев синие очки.

КОНЕЦ «ИНТЕРНАЦИОНАЛА». ПЕРЕЕЗД В ЛОКАРНО. ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ

Затишье в Европе после поражения Парижской коммуны в 1871 г. озна­чало для Бакунина победу противни­ков свободы: правительств и богатых буржуа. Раскололся на сторонников Маркса и Бакунина «Интернацио­нал», после чего практически пре­кратил своё существование. Вновь пришло «время теории». Бакунин пишет в эти годы свою самую знаме­нитую книгу «Государственность и анархия». Специальное приложение к этой книге представляло собой программу деятельности для русских революционеров. Бакунин уверял, что русские крестьяне готовы к ре­волюции, нужно только объединить их для одновременного выступле­ния — а суть борьбы им ясна. К Ба­кунину в швейцарский город Локарно приезжали многие русские народники — они перенесли его книги и мысли в Россию. Не без аги­тации Бакунина началось грандиоз­ное «хождение в народ». Бакунин стал одним из крупнейших автори­тетов народничества.

Однако не только народники навещали Бакунина — каждый рус­ский, приезжавший в Швейцарию, стремился побывать у него. Он стал своеобразной достопримечательно­стью Локарно. Бакунина считали глубоким стариком (хотя ему испол­нилось только 60 лет), а потому за­нявшийся теорией «старый бунтов­щик» казался неопасным. Он и сам подтверждал это в 1873 г., когда по­терпели поражение бакунисты в Ис­пании: «Я удаляюсь с арены борьбы и требую у моих милых современни­ков только одного — забвения. От­ныне я не нарушу ничьего покоя...». Друзья-итальянцы купили Бакунину виллу на берегу озера. Но на самом деле вилла «Бароната» была местом встреч итальянских революционе­ров, тайным складом оружия и мес­том для будущей типографии. А Ба­кунин, хотя и подумывал о смерти, мечтал погибнуть «посреди великой революционной бури», может, так, как предсказывал ему Тургенев в «Рудине». Последняя надежда Бакунина на такую бурю рухнула 7 августа 1874 г., когда он явился в итальян­ский город Болонья, чтобы принять участие в восстании. Заговор был раскрыт, начались аресты. Бакунин взял револьвер и сам себе назначил смерть на четыре часа утра. Друзья не дали ему умереть, переодели в сельского священника, для убеди­тельности дали в руки корзину яиц, и в этом «маскарадном» костюме он вернулся в Швейцарию. Только те­перь Бакунин окончательно уверил­ся в том, что «в массах нет револю­ционной мысли и страсти, а когда их нет, то можно хлопотать сколько угодно, а толку никакого не будет».