Однако Шамиль был не только требовательным законодателем, но и незаурядным полководцем. Вначале он лично участвовал в боях: высо­кий, с окрашенной хной рыжей бо­родой, на неизменном бело-сером коне в яблоках, он был на виду у всех и символизировал удачу. Всё больше горцев присоединялось к нему, всё меньше оставалось покорных ханам и русскому царю. Нередко против­ников по междоусобным войнам Шамиль подвергал жестоким рас­правам и лютым казням. По его при­казу 33 телетлинских бека (знатные люди) были сожжены в своих домах; 11-летнего Булач-хана, наследника аварских ханов, врагов имама, бро­сили в горную реку. Но чаще всего

Воины

Гази-Магомеда и Шамиля.

561

Засада горцев.

Шамиль прибегал к дипломатиче­ским переговорам с ними, умело склоняя их на свою сторону в борь­бе против общего врага — России. Он говорил так: «Две собаки дерутся между собой, но если видят волка, то вместе бросаются на него. Русские — наш волк, и нам необходимо объеди­ниться».

А русские направляли против Шамиля всё более крупные силы. В 1839 г. имам еле спасся после трёх­месячной осады его резиденции -аула Ахульго. Он был вынужден от­дать своего семилетнего сына Джамалутдина в заложники русскому царю (позже другой сын Шамиля — Гази-Магомед — похитил двух гру­зинских княгинь и обменял их на брата). В дни решительного штурма аула Шамиль лишился одной из сво­их жён, младшего сына Сагида, мно­гих родственников. Сам он три дня прятался под скалой — снова имама спасли горы.

В России торжествовали побе­ду, но через восемь месяцев имам Шамиль вновь явился во главе вер­ных мюридов. Его союзниками ста­ли Большая и Малая Чечня, обратив­шиеся к нему с просьбой защитить их от карательных экспедиций рус­ских войск.

И Шамилю удалось найти вер­ную тактику в войне против огром­ных русских корпусов: он стал избе­гать открытого боя с ними и начал заманивать их в горные ущелья, заго­раживая затем дорогу завалами и обстреливая с гор многочисленные ко­лонны войск. В результате в 1845 г. бесславно закончилась экспедиция нового наместника на Кавказе — свет­лейшего князя Михаила Семёновича Воронцова, спешившего одним уда­ром покончить с Шамилем. Об этом успехе горцев очевидец писал: «Кто не имел осла, приобрёл несколько ло­шадей и оделся в суконную чуху (у кавказских народов — кафтан с закид­ными рукавами. — Прим. ред.), кто прежде и палку в руках не держал, до­был хорошее оружие».

К 1847 г. имам Шамиль достиг пика своего могущества. Но сияние власти ослепило его. Он объявил всем учёным, всем «почётным лю­дям», что назначает своего сына на­следником духовной власти! И народ начал роптать... Ведь нельзя духов­ный авторитет передать по наследст­ву. Пошли разговоры, что Шамиль заботится только о себе, что он стал стремиться к богатству и нисколько не думает о Боге. Народ видел, что наибов-управителей, которых Ша­миль считает своими помощниками, обуревают страсть к накопительству, жадность и алчность. Теперь они создавали лишь видимость, что ис­полняют приказы имама, а на деле обманывали его. Так, именно наибы разогнали и перебили отряд терских казаков, перешедших к Шамилю вмес­те с семьями и двумя священниками, хотя сам Шамиль приказал выделить им землю и охранять их. Червь раз­ложения начал подтачивать иерар­хическую систему, созданную Ша­милем. Начальник контрразведки Шамиля Гаджи-Али признавался в своих «Воспоминаниях очевидца о Шамиле»: «Это была такая болезнь, которую излечить или уничтожить не было ни средств, ни лекарств, оставалось покоряться только воле Божьей и предопределению». Сам Шамиль повторял с сожалением вслед за одним арабским поэтом: «Я вижу тысячу человек, строящих зда­ние, которое может разрушить один человек! Так что же сможет постро­ить один человек, когда сзади по ты­сяче разрушителей?».