Пётр предполагал организовать при многочисленных монастырях не только приюты и богадельни, но и работные дома, мастерские и шко­лы, с тем чтобы искоренить сами причины нищенства. Нищих стали собирать и отправлять в монастыри, но от «утеснений», чинимых там, они вновь разбредались по стране.

После кончины Петра его пре­емникам было не до нищих. О си­рых и убогих вспомнили, как и о великих замыслах петровских, мно­го позже, когда Россия стала бога­той и просвещённой державой.

ШУТЫ

Часто люди с физическими недос­татками, а также острословы и бала­гуры становились шутами — живыми

662

игрушками, объектами комнатных забав в домах знати или царском дворце. По словам современников, «дураки служат потехой величайшим властителям; иные без них ни трапе­зовать, ни прогуливаться, ни даже единого часа прожить не могут. Глу­пые шутки, прибаутки, хохот, бала­гурство всего больше им по душе». Снисходительно относясь к шутам, многие вспоминали слова апостола Павла, говорившего, что земная муд­рость перед Божественной подобна безумию. Памятуя об этом, люди вслушивались в крамольные или странные речи шутов — существ, ох­ваченных, как принято было гово­рить, «Божьей болезнью», отыскивая в их словах тайный, провидческий смысл. Обычно личина дурака дела­ла шутов неприкасаемыми, позволя­ла им безнаказанно глумиться над общепринятыми понятиями и нор­мами поведения.

По тем или иным причинам среди шутов нередко оказывались умные, образованные, талантливые люди. Петру I случалось проигры­вать шутам в спорах, теряться перед их умом и находчивостью. Однаж­ды он поспорил со своим шутом Ла Костой, который прибыл к русско­му двору в свите Голштинского гер­цога, да так и остался в России. Речь шла об одной цитате. Ла Коста ут­верждал, что она из Библии, царь настаивал на обратном. Пётр при­казал принести Библию, чтобы шут нашёл цитату. Ла Коста сказался за­нятым и ушёл, а Пётр, сердитый и раздражённый, ещё долго перелис­тывал страницы. Наконец царь об­наружил слова, которые вызвали спор, и вынужден был признать, что шут знает Священное Писание луч­ше, чем он, самодержец всея Руси.

Шутов и их забавы любила и императрица Анна Иоанновна. При её дворе были карлы и карлицы, инородцы-шуты, которые задевали и передразнивали придворных, раз­влекая императрицу своими выход­ками и играми.

У Анны Иоанновны было шесть придворных шутов; Балакирев и Ла Коста, служившие ещё Петру, Апрак­син, Волконский и Голицын — представители знатнейших русских фа­милий, которые подверглись опале и сделались придворными паяцами. Шестым был Педрилло, музыкант. Приехав, в Россию, он вскоре понял, что гораздо спокойнее и сытнее быть шутом, чем служителем муз.

Шутовские забавы при дворе Анны Иоанновны очень напомина­ли выдумки Петра I, её дяди. Пётр, празднуя в 1721 г. заключение Ништадтского мира, устроил шутовское действо — свадьбу старика Батурина («князь-папы») со старухой-вдовой Никиты Зотова (воспитателя царя). Их венчали в присутствии всего двора, а потом был «пир на весь мир». Анна превзошла дядю. Для

ШУТЫ ПЕТРА I

Из уст в уста, из поколения в поколение передавались рассказы об отчаянных проказах и едких насмешках прославившихся своим ост­роумием шутов. Так, И. А. Балакирев (1699—1793) начал службу при Петре I поручиком лейб-гвардии Преображенского полка, но был замешан в дворцовых интригах и жестоко наказан: его сделали при­дворным шутом. О нём сохранилось много забавных историй. Однаж­ды Пётр I ехал в одноколке вместе с Балакиревым. Дорога была в колдобинах и лужах. Лошадь остановилась посреди одной из них для известной надобности. Указывая царю на клячу, шут произнёс: