И всё же самое немотивированное наказание постигло выдающегося рус­ского просветителя Н. И. Новикова.

Давний её оппонент по журналь­ной полемике, он легко развенчал миф о «просвещённой монархине», создан­ный самой императрицей. На страни­цах новиковских изданий возник дру­гой образ Екатерины: Звезда Севера исчезла, и появилась пожилая дама «нерусского происхождения», «непра­вильно говорящая... свойств и правил русского языка не знающая», похвала­ми избалованная, много рассуждаю­щая о человеколюбии, а на деле пра­вящая Россией с помощью «кнута и виселиц».

Есть сведения о том, что после за­крытия новиковского журнала «Тру­тень» в 1770 г. между Екатериной и публицистом возникло кратковре­менное, но плодотворное сотрудниче­ство. Они оказали друг на друга нема­лое влияние. Новиков стал издателем императрицы. Он смягчил свою едкую сатиру, а Екатерина на некоторое вре­мя прониклась его идеями.

В своих комедиях она высмеива­ла французоманию и пусть сдержан­но, но всё же говорила о бесправном положении российского крестьянства, как, например, в комедии «О време­на!». Именно тогда Новиков писал о Екатерине, что она «участвовала в похвальном подвиге исправлять нравы своих единоземцев».

Но вот в конце 80-х гг. в сатири­ческом рассказе «Седина в бороду, а бес в ребро» писатель представляет читателям свою новую героиню — женщину, «которую морщины и седые волоса достаточно обезобразили, но искушением беса ей всё казалось, буд-

120

то она в 18 лет. Наряды, румяны и белилы занимали всю её голову, она не думала о должностях своих... ей бес­препятственно мечталось, будто моло­дые мужчины ею пленяются, вздыха­ют по ней и гоняются везде за нею...». Современники без труда узнавали в этой даме... императрицу.

В ту пору фаворитизм Екатерины принял чудовищный характер и бук­вально разорял казну. Среди придвор­ных происходила бешеная борьба за благосклонность императрицы. Фа­вориты, возводимые в дворянское достоинство, получавшие титулы, одариваемые целыми состояниями, менялись с калейдоскопической быст­ротой. Недаром Екатерина оставила после себя государственный долг в 200 млн. рублей, огромную по тем вре­менам сумму, значительная часть которой была связана с тратами на фаво­ритов. По Петербургу ходили злове­щие слухи о бесследном исчезновении одних «любимчиков» императрицы и внезапных, не распознаваемых лека­рями болезнях других, от которых эти молодые люди вскоре умирали. Тогда же Новиков написал рассказ — «Близ царя, близ смерти».

Конечно, публицистическая дея­тельность Новикова в немалой степе­ни повинна в страшном повороте его судьбы. Однако только из-за реакции, наступившей в России после Великой французской революции, он не мог стать узником Шлиссельбургской кре­пости. Поскольку Новиков являлся главой московских масонов, Екатери­на обвинила его в принадлежности к тайным политическим обществам, хотя и была прекрасно осведомлена о полной невиновности издателя и журна­листа. Как обычно, она изучила все материалы следствия, в которых не об­наружилось и намёка на заговор. Го­ворили, будто бы тяжесть наказания, понесённого Новиковым, была связа­на с политическим характером связей, существовавших между ним и цесаре­вичем Павлом Петровичем. Однако это не подтвердилось. Издатель лишь снабжал великого князя книгами, ко­торые того интересовали. Но Москва всегда отличалась пропавловскими на­строениями. К тому же императрица знала, что её сын получил предложе­ние возглавить московскую масонскую ложу. Чтобы «как бы чего не вышло», в назидание всем прочим, Екатерина, по-видимому, решила, жестоко распра­вившись с Новиковым, предотвратить такую возможность.