Театр
крепостных в усадьбе князей Юсуповых. Усадебный
дом, принадлежавший князьям
Трубецким. Выстроен крепостным архитектором. прошения,
давали взятки, посылали челобитчиков в сенат. Крестьяне всех категорий были
убеждены в праве «мира» подавать жалобы в самые высокие инстанции. При этом
мирские челобитчики умело ссылались на действующее законодательство, царские
манифесты и указы, которые могли помочь при защите их интересов. Прибегали
крестьяне и к более решительным формам сопротивления: отказывались нести
повинности и платить помещикам оброк, избивали и убивали своих господ и управителей,
отнимали их «пожитки» и делили между собой. Иногда они убирали и присваивали
хлеб с барской запашки, вероятно считая его своим по праву затраченного ими на
барщине труда. Порой крепостные не желали платить налоги и подчиняться
помещичьей администрации. Государственные крестьяне также противились тому,
чтобы их передавали помещикам. Одним из
способов избежать разорительных податей и крепостной неволи было бегство.
Конечно, это крайняя мера для крестьянина, жившего средневековыми
представлениями о мире. Его вселенная ограничивалась деревней, землёй
предков, роднёй и общиной. Тем не менее в конце царствования Петра I насчитывалось около 200 тыс. беглых, в
1727— 1742 гг. — 330 тыс., т. е. в бегах находились 4—5% всех крепостных.
Беглые осваивали Сибирь, уходили за рубеж в соседнюю Литву и Польшу. Спасаясь
от репрессий царских войск, участники восстания Булавина во главе с атаманом
Игнатом Некрасой бежали в Турцию. Потомки некрасовцев вернулись на родину
только в Типичным
явлением для XVIII в. были восстания крестьян. Как правило, они носили местный характер, но
вспыхивали постоянно: за период с 1725 по 164 губернии от
рук собственных «рабов» погибли 30 помещиков. Вспыхивая
то здесь, то там, крестьянские бунты быстро гасли, но уже предвещали гигантский
пожар Пугачёвского восстания 1773— 1775 гг., охватившего вскоре огромную
территорию. Воспоминания о бушующей народной стихии долго ужасали дворянство.
После поражения крестьян количество их выступлений сократилось, но в последние
годы XVIII столетия вновь заволновались 32 губернии. Мечты
народа о лучшей жизни рождали немало фантазий, легенд и социальных утопий.
Заводские крестьяне с удивительной лёгкостью верили в подложные манифесты об
их освобождении от работ. Тысячи беглых крестьян искали легендарную страну
Беловодье, где не было ни рекрутчины, ни бар, ни чиновников, ни податей. Там
«земные плоды всякие и весьма изобильны бывают: родится виноград и
сорочинское пшено (т. е. рис. — Прим. ред.) и
другие сласти без числа. Злата же и серебра и каменья другого зело много, ему
же несть числа». |