В 1763 г. Панин фактически воз­главил внешнеполитическое ведомст­во — Коллегию иностранных дел. Этому способствовали его столкнове­ние и разрыв с прежним учителем и наставником А. П. Бестужевым-Рюми­ным, возвращённым Екатериной из ссылки и начавшим оказывать замет­ное влияние на внешнеполитическую ориентацию нового петербургского двора. Давние друзья перестали быть единомышленниками.

Н. И. Панин и его учитель про­должали считать главным против­ником России на мировой арене Францию, а естественным союзни­ком — Англию, но расходились в оценке других потенциальных уча­стников будущего альянса.

152

Граф

А. П. Бестужев-Рюмин.

«Батюшка Алексей Петрович», как именовала Бестужева Екатерина, обращал взоры в сторону Австрии и Саксонии с подвластной ей Поль­шей. А Панина воодушевляла идея создания «северного концерта» (или «аккорда»), включающего помимо России и Англии Пруссию, Польшу, Данию и Швецию. Проект этот не был изобретением Панина и возник, вероятно, в Лондоне, где были серьёз­но озабочены организацией проти­вовеса «бурбонскому» блоку Фран­ции, Испании и Австрии.

Но и Панин, воспринявший эту идею от русского посланника в Дании Корфа, имел определённые основа­ния считать идею «северной системы» своим детищем. Он учитывал рас­становку политических сил, сложив­шуюся после Семилетней войны, и сближение России с Пруссией, а так­же предусматривал усиление русско­го влияния в Польше и враждебной, профранцузски настроенной Шве­ции. Поэтому Панин не остановился перед разрывом со своим наставни­ком, в реабилитации которого прини­мал живейшее участие. «Я рассчитал­ся с графом Бестужевым, — говорил он прусскому посланнику Сольмсу, — я заплатил ему за все прежние обя­зательства, я ему не должен ничего, и он не в числе моих друзей».

Екатерина II в конце концов предпочла молодого, не связанного стереотипами прошлого дипломата, каким был Панин, тем более что за ним стояла влиятельная придвор­ная партия. Она назначила его стар­шим членом иностранной колле­гии, т. е. исполняющим обязанности канцлера. Конечно, Панин не был свободен в проведении своей поли­тической линии. Досаждал ему не только Бестужев. Екатерина и сама любила и умела играть в диплома­тические игры. Кроме того, её по­стоянно окружали временщики — этот вечный бич монархической системы любого государства. В пер­вую половину царствования Екате­рины наиболее сильное влияние на неё оказывал Григорий Орлов. Фа­ворит императрицы, он беспрерыв­но конфликтовал с Паниным. Импе­ратрице, впрочем, это было на руку, позволяло лавировать и достигать наиболее выгодных, с её точки зре­ния, результатов. «В течение многих лет, — вспоминала Екатерина II в письме к одному из иностранных корреспондентов, — они оба со­стояли моими советниками, и тем не менее дела шли быстрым тем­пом; часто мне приходилось, по­добно Александру Македонскому, разрубать гордиев узел и направлять

...Екатерина крепко веровала в дипломатические таланты Панина, но потом иногда не соглашалась с его мнениями, бывала недовольна его медлительным умом и нерешительным характером, но пользовалась им как гибким истолкователем её видов... Панин был дипломат ново­го склада, непохожий на Бестужева. Много лет стоя на трудном посту посла в Стокгольме, он приобрёл познания и навык в дипломатиче­ских делах, но с умом не соединял трудолюбия своего учителя. По смерти его Екатерина жаловалась, что довольно помучилась с ним, как с лентяем, в первую турецкую войну.

После работящего и практичного до цинизма Бестужева, дип­ломата мелочных средств и ближайших целей, Панин выступил в дипломатии провозвестником идей, принципов и, как досужий мыс­литель, любил при нерешительном образе действий широко заду­манные, смелые и сложные планы, но не любил изучать подробности их исполнения и условия их исполнимости. Это был дипломат-бе­лоручка, и так как его широкие планы строились на призраке мира и любви между европейскими державами, то при своём дипломати­ческом сибаритстве он был ещё и дипломат-идиллик, чувствительный и мечтательный до маниловщины...