В 1921 г. В. Молотова назначили ответственным секретарём ЦК партии. По своим качествам он прекрасно подходил для подобной («бумажной») технической работы. На этом посту он оставался около года. Потом должность получила новое назва­ние («Генеральный секретарь»), и её занял И. Сталин. Таким об­разом, В. Молотова можно даже считать «предшественником» И. Сталина...

Между ними ещё со времён подпольной работы сложились тёплые приятельские отношения, они обращались друг к другу на «ты». Как замечал Н. Хрущёв, Молотов никогда не заискивал перед Сталиным, всегда держал себя с достоинством. Такой тон отношений сохранялся до самой смерти Сталина. Н. Хрущёв вспоминал о 40-х годах: «Молотов на меня производил в те вре­мена впечатление человека независимого, самостоятельно рас­суждающего. Он имел свои суждения по тому или другому вопро­су, высказывался и высказывал Сталину, что он думает. Было вид­но, что Сталину это не нравится, а Молотов всё-таки настаивал. Это, я бы сказал, было исключением». Больше почти никто не решался спорить со Сталиным.

В. Молотов расходился со Сталиным и по некоторым прин­ципиальным вопросам. Например, он оставался сторонником «мировой революции». Сталин даже сказал ему в 1926 г.: «Что же, ты хочешь между нами и Троцким занять место? Серединку?». «Он понял очень правильно, — вспоминал Молотов. — Моя точка зре­ния несколько отличалась от сталинской...»

Одновременно в 20-е гг. Вячеслав Михайлович был одним из самых деятельных борцов с оппозицией, как левой, так и пра­вой. За это оппозиционеры неодобрительно называли его «ста­линская дубинка» и «Вячек — бараний лоб». После смещения в 1930 г. «правого уклониста» Алексея Рыкова Молотов сменил его на посту главы советского правительства, где он оставался до мая 1941 г.

Однако в 1936 г. между Сталиным и Молотовым едва не про­изошёл полный разрыв. В это время наметился крутой поворот

384

к уничтожению «старых большевиков». Руководи­тели государства шли на беспощадный разрыв с этой прослойкой, из которой они сами выросли. Многим, в том числе и В. Молотову, этот разрыв да­вался трудно. Вячеслав Михайлович возражал про­тив казни Г. Зиновьева и Л. Каменева, которые всё ещё оставались для него как бы «своими», «стары­ми большевиками».

Сталин рассматривал такие возражения как са­мый опасный переход «на другую сторону баррика­ды». Но он дал Молотову возможность пересмотреть свои взгляды. Для него прозвучало несколько гроз­ных сигналов. Читая газетные отчёты о процессе, со­ветские граждане с удивлением узнали, что заго­ворщики собирались убить Сталина, Ворошилова и т. д. — всех видных вождей государства... кроме Молотова. Для главы Совнаркома «террористы» по­чему-то решили сделать исключение. Почему? На­прашивались самые зловещие объяснения.

«Вскоре Молотов отправился на юг отдыхать, — вспоминал бывший чекист А. Орлов. — Его неожиданный отъезд был воспри­нят верхушкой НКВД как последний акт разворачивающейся дра­мы. Руководство НКВД со дня на день ожидало распоряжения об аресте Молотова. Сталин держал Молотова между жизнью и смер­тью шесть недель и лишь после этого решил „простить" его...» В эти недели, ожидая со дня на день ареста, Вячеслав Михайлович, види­мо, немало передумал. Во всяком случае, он пришёл к выводу, что в интересах государства нужно беспощадно бороться с возможны­ми «двурушниками». Больше он уже не колебался.

Сталин ещё не раз устраивал ему проверки. Например, в июне 1937 г. в Политбюро поступили показания против «старо­го большевика» Георгия Ломова. На этих показаниях Сталин на­меренно не поставил своего решения, а только вопрос: «Как быть?» и передал их Молотову. Вячеслав Михайлович без коле­баний написал: «За немедленный арест этой сволочи Ломова». «1937 год был необходим, — говорил В. Молотов уже в 70-е гг. — Остатки врагов разных направлений существовали... Я оправды­ваю репрессии, хоть там и были крупные ошибки».