В мае 1939 г. В. Молотов кроме поста главы правительства занял должность наркома иностранных дел. В августе был заклю­чён знаменитый Договор о ненападении с Германией. Этот до­говор на Западе потом окрестили «пактом Молотова — Риббен­тропа».

Уинстон Черчилль, много общавшийся с Молотовым во вре­мя войны, писал о нём: «Его подобная пушечному ядру голова, чёрные усы и проницательные глаза, его каменное лицо, лов­кость речи и невозмутимость хорошо отражали его достоинст­во и искусство. Его улыбка сибирской зимы, его тщательно взве­шенные и часто мудрые слова, его приветливая манера себя дер­жать делали его совершенным орудием советской политики в

А. Яр-Кравченко. «А. М. Горький читает 11 октября 1931 гола И. В. Сталину, В. М. Молотову и К. Е. Ворошилову свою сказку „Девушка и смерть"».

385

В. Молотов. 1953 г.

дышащем смертью мире. Дожив до старости, я радуюсь тому, что мне не пришлось пережить того напряжения, какому он подвер­гался, — я предпочёл бы вовсе не родиться».

Только один раз Черчилль заметил «щёлку» во всегдашней невозмутимости дипломата. В 1942 г. Молотову после перегово­ров в Лондоне предстояло опасное возвращение домой. «У садо­вой калитки на Даунинг-стрит я крепко взял его за руку, — вспо­минал Черчилль, — и мы посмотрели друг другу в глаза. Внезап­но он показался мне глубоко взволнованным. За маской стал ви­ден человек. Он ответил мне таким же крепким рукопожатием...»

Несмотря на обычную любезность, В. Молотов умел при слу­чае уколоть собеседника метким словом. В ноябре 1940 г. он встречался в Берлине с немецким руководством. Внезапно раз­дался сигнал воздушной тревоги, и собеседникам пришлось спус­титься в бомбоубежище. Иоахим Риббентроп говорил о том, что Британская империя практически разгромлена. Молотов в ответ ехидно заметил: «Если Англия разбита, то почему мы сидим в этом убежище? И чьи это бомбы падают так близко, что разрывы их слышны даже здесь?».

После окончания войны Вячеслав Михайлович вновь ока­зался в опале. Недоверие коснулось всех оставшихся в высшем руководстве «старых большевиков»: В. Молотова, К. Ворошилова, А. Микояна. Они старались защищать друг друга, но это не все­гда удавалось. Н. Хрущёв вспоминал такой случай: «Сталин, отды­хая в Сухуми, вдруг поднял вопрос о том, что Молотов является американским агентом, что он сотрудничает с Америкой. „А вот помните, Молотов был на какой-то ассамблее Объединённых На­ций и он сообщал, что он ехал из Нью-Йорка в Вашингтон. Раз он ехал, значит, у него там есть собственный вагон. А как он мог его заиметь? Значит, он американский агент", — сказал Сталин, Молотов сейчас же начал апеллировать к другим, там был Мико­ян при этом, и все сказали, что это невероятно».

В 1949 г. арестовали жену В. Молотова, «старую большевич­ку» Полину Жемчужину. Она входила в руководство Еврейского антифашистского комитета. Теперь её, как и весь комитет, обви­нили в связях с западными еврейскими кругами. Молотов так и не согласился с представленными доказательствами. При голо­совании на Политбюро по вопросу об аресте его жены он воз­держался. Ещё ранее он пошёл из-за неё на неслыханное нару­шение традиций. «Когда на Пленуме стоял вопрос о её выводе из состава ЦК, то все проголосовали „за", а Молотов воздержался, -вспоминал Хрущёв. — Происшествие на Пленуме наложило свой отпечаток на отношение Сталина к Молотову». После ареста По­лина Жемчужина провела четыре года в казахстанской ссылке. Вячеслав Михайлович даже ничего не знал о её судьбе, только Л. Берия однажды шепнул ему на ухо: «Полина жива...».