В 30-е гг. среди политзаключённых значительную часть со­ставляли бывшие государственные чиновники, в том числе и ра­ботники карательных органов. Уголовники видели в них своих врагов. Они убеждённо называли их «фашистами» и соответст­венно к ним относились. Ограбление или убийство политзаклю­чённого не считалось среди них преступлением. Власти широ­ко использовали это противоречие и всюду старались опирать­ся на уголовных заключённых против политических. Уголовни­ки назначались бригадирами, лагерной обслугой и т. п.

В 60—70-е гг. положение резко изменилось. Бывший полит­заключённый Владимир Буковский писал тогда об уголовниках: «Рассказывают, что ещё лет двадцать назад называли они наше­го брата не иначе как фашистами, грабили на этапе и по пере­сылкам, угнетали в лагерях и так далее. Теперь же вот эти самые уголовники добровольно помогали таскать на этапах мои меш­ки с книгами, делились куревом и едой. Просили рассказать, за что мы сидим, чего добиваемся, с любопытством читали мой

468

приговор и только одному не могли поверить — что всё это мы бесплатно делаем, не за деньги. Очень их поражало, что вот так запросто, сознательно и бескорыстно люди идут в тюрьму. Мы были высшими судьями во всех их спорах, помогали им писать жалобы, разъясняли законы, и уж, разумеется, бесконечно рас­спрашивали они нас о политике».

Основным методом воздействия на заключённых по-прежнему оставалось «пониженное питание». Массовой гибели от истощения в лагерях уже обычно не наблюдалось, но недое­дание, конечно, оставалось общим правилом. Политзаключён­ный Анатолий Марченко вспоминал о своём пребывании в тюрь­ме в начале 60-х гг.: «Ложишься спать и думаешь: скорей бы ночь прошла да хлеб дали. Встал, дождался хлеба, баланды, ещё пьёшь её, а уже думаешь: скорей бы обед; торопишь вечер: скорей бы ужин. Вытирая корочкой со дна миски следы картофельного пюре, мечтаешь: скорей бы отбой, а за ним утро, свою пайку по­лучишь... Свой счёт времени, свой календарь у зэка в тюрьме: хлеб — завтрак — обед — ужин... День за днём, месяц за месяцем, год за годом».

В 1955—1956 гг. произошло некоторое смягчение тюремно-лагерного режима. Это выразилось во множестве мелких из­менений. С одежды заключённых исчезли бирки с номерами, с окон бараков — решётки. Однако в среде работников МВД по­добные послабления вызывали растущее неодобрение. В 1961 г., как отмечал историк Рой Медведев, «недовольство оказалось столь значительным, что на одной из сессий Верховного Совета прозвучала столь редкая на таких заседаниях критика в адрес правительства за установление „курортных условий в исправи­тельных лагерях". Эти слова были встречены общими аплодис­ментами депутатов. Н. С. Хрущёв дал директиву о решительном ужесточении режима...».

Денежные квитанции Соловецких лагерей.

Женщины-заключённые, перевозящие на тачках обломки скал (из книги «Канал имени Сталина»).

469