Н. Хрущёв в то время гораздо лучше Г. Маленкова и других членов руководства чувствовал общие настроения среди ответ­ственных работников. Ф. Бурлацкий приводил такой характер­ный случай.

В ноябре 1953 г. в ЦК проходило совещание. Г. Маленков выступил с длинной речью, где резко осуждал взяточничество и морально-бытовое разложение среди работников аппарата. Пос­ле этого выступления в зале воцарилась «гробовая тишина», где «недоумение было перемешано с растерянностью, растерянность со страхом, страх с возмущением». Тягостное молчание нарушил бодрый голос Хрущёва: «Всё это, конечно, верно, Георгий Мак­симилианович. Но аппарат — это наша опора». Зал ответил ему бурными восторженными аплодисментами.

Такое «перетягивание каната» между Маленковым и Хрущё­вым давало явное преимущество последнему. Шаг за шагом он продвигался к победе над соперником. В феврале 1955 г. он, на­конец, добился полного поражения Г. Маленкова. Тот потерял свой пост и остался всего лишь министром электростанций.

Первым человеком в стране оказался теперь Н. Хрущёв. Од­нако среди его ближайших соратников недовольство действия­ми нового руководства нарастало. Они считали, что Хрущёв час­то принимает своевольные и неправильные решения.

Особенное возмущение вызвал его лозунг: «За три-четыре года догнать США по производству мяса, молока и масла на душу населения!». Он выдвинул его без обсуждения в Президиуме ЦК. Постепенно здесь родилась идея сместить Хрущёва.

18 июня 1957 г. её попытались привести в исполнение. Не­ожиданно для Н. Хрущёва против него выступили почти все ста­рейшие члены руководства: Вячеслав Молотов, Климент Воро­шилов, Лазарь Каганович, Георгий Маленков. В. Молотов вспо­минал: «У нас программы никакой не было, единственное — снять Хрущёва, назначить его министром сельского хозяйства».

Большинством в семь голосов против трёх Президиум ЦК проголосовал за снятие Хрущёва. Казалось, его противники одер­жали победу.

На стороне Хрущёва решительно выступил министр обо­роны Г. Жуков. Его голос имел немалый вес.

Сторонникам Хрущёва удалось созвать пленум ЦК, который

нья — все люди, которые имеют дело с этим животным, знают особенности сви­ньи, — она никогда не гадит там, где ку­шает, никогда не гадит там, где спит. По­этому, если сравнить Пастернака со свиньёй, то свинья не сделает того, что он сделал (Аплодисменты.). Он нагадил там, где ел, нагадил тем, чьими трудами он живёт и дышит» (Аплодисменты.). «А почему бы этому внутреннему эмигран­ту, — продолжал Семичастный, — не из­ведать воздуха капиталистического, по которому он так соскучился. Я уверен, что и общественность, и правительство никаких препятствий ему бы не чинили, а, наоборот, считали бы, что его уход из нашей среды освежил бы воздух» (Аплодисменты.). После этой речи несколь­ко десятков студентов Литературного института провели митинг с требовани­ем высылки Пастернака за границу. «Иуда — вон из СССР!» — гласил один из лозунгов. На плакате был изображён Пастернак, протянувший руку со скрю­ченными пальцами к мешку долларов.

29 октября Борис Пастернак направил в Стокгольм вторую телеграмму: «В силу того значения, которое получила присуждённая мне награда в общест­ве, к которому я принадлежу, я должен от неё отказаться. Не примите за ос­корбление мой добровольный отказ». 31 октября он писал Н. Хрущёву: «Я связан с Россией рождением, жизнью, работой. Я не мыслю своей судьбы от­дельно и вне её. Я поставил в извест­ность Шведскую академию о своём добровольном отказе от Нобелевской премии. Выезд за пределы моей Роди­ны для меня равносилен смерти».