Тем не менее столь неприятное Николаю слово «конститу­ция» произнесено не было, и он сохранил титул «самодержца». Не оставил Николай и мысль найти опору для самодержавия в народе — но, конечно, не среди интеллигенции. При выборах в I Государственную думу государь попытался опереться на под­держку крестьянства, что отразилось в избирательном законе. В крестьянстве он видел историческую основу самодержавия. Од­нако эти надежды не оправдались. Крестьяне, требовавшие пе­редачи им помещичьих земель, послали в Государственную думу отнюдь не монархических депутатов...

В III Думе властям пришлось отказаться от «ставки на крестьянство». И всё-таки Николай сохранял глубокую веру в то, что самодержавие наиболее близко душе русского народа. Он счи­тал, что революция вызвана внешними, поверх­ностными причинами: призывами интеллиген­ции, влиянием национальных меньшинств. Рус­ский народ, по мнению государя, по-прежнему сохранял верность царскому престолу.

Очень характерный диалог произошёл в 1909 г. между Николаем II и премьер-минист­ром Петром Столыпиным. В годы революции царь находился почти под арестом в одном из своих дворцов, не мог никуда ездить, опасаясь покушений.

И вот глава правительства торжественно сказал ему «Ваше Величество, революция вооб­ще подавлена, и Вы можете теперь свободно ез­дить куда хотите». П. Столыпин ожидал слов бла­годарности, удовлетворения. Вместо этого он с удивлением услышал ответ государя: «Я не пони­маю, о какой революции Вы говорите. У нас, правда, были беспорядки, но это не революция... Да и беспорядки, я думаю, были бы невозмож­ны, если бы у власти стояли люди более энер­гичные и смелые...».

ПОСЛЕ НАЧАЛА ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

Летом 1914 г. в Европе чувствовалось приближе­ние большой войны. Фрейлина и близкая подру­га императрицы Анна Вырубова вспоминала, что в эти дни она часто «заставала государя бледно-

Царская чета и наследник Алексей. 1908 г.

16

го и расстроенного». «Из разговора с ним, — пи­сала А. Вырубова, — я видела, что и он считает войну неизбежной, но он утешал себя тем, что война укрепляет национальные и монархические чувства, что Россия после войны станет ещё бо­лее могучей, что это не первая война...». Когда же война стала свершившимся фактом, настроение Николая И резко изменилось в лучшую сторону. Он испытывал бодрость и воодушевление и го­ворил: «Пока этот вопрос висел в воздухе, было хуже!».

20 июля, в день объявления Россией войны, государь вместе с супругой побывал в Петербур­ге. Здесь он оказался главным участником вол­нующих сцен национального подъёма. На улицах Николая II встречали необъятные толпы народа под трёхцветными знамёнами, с его портретами в руках. В зале Зимнего дворца государя окружи­ла восторженная толпа депутатов. Один из них, монархист Василий Шульгин, описывал этот мо­мент: «Стеснённый так, что он мог бы протянуть руку до передних рядов, стоял государь. Это был единственный раз, когда я видел волнение на про­светлевшем лице его. И можно ли было не вол­новаться? Что кричала эта толпа, не юношей, а по­жилых людей? Они кричали: „Веди нас, государь!". Это было, быть может, самое значительное, что я видел в своей жизни».

Николай II произнёс речь, которую закон­чил торжественным обещанием, что не заклю­чит мир до тех пор, пока не изгонит последнего врага с русской земли. Ответом ему было мощное «ура!». Он вышел на балкон, чтобы приветствовать народную демонстрацию. А. Вырубова пи­сала: «Всё море народа на Дворцовой площади, увидев его, как один человек опустилось перед ним на колени. Склонились ты­сячи знамён, пели гимн, молитвы... все плакали... Среди чувства безграничной любви и преданности Престолу началась война».