На
следующее утро с корабля был подан сигнал: «Командую флотом. Шмидт». Императору
Николаю II «красный адмирал» составил такое послание: «Славный Черноморский флот,
свято храня верность своему народу, требует от Вас, Государь, немедленного созыва
Учредительного собрания и прекращает повиноваться Вашим министрам.
Командующий флотом гражданин Шмидт». В речи
перед арестованными офицерами П. Шмидт поделился своими планами: «Я отрежу
Крым, пошлю своих «Восставшие расстреливают
начальника тайной полиции. Москва. Декабрь вратить кровопролитие и
обратился к войскам: «Какое же вы христолюбивое воинство, когда собираетесь
стрелять в своих же братьев-рабочих! Если вы хотите вторично расстрелять крест,
если вы хотите моей пастырской крови — то стреляйте в меня!». Солдаты приготовились к
стрельбе, не обращая на него внимания. Как вспоминал участник восстания И.
Петухов, из-за баррикады священнику крикнули, что в случае стрельбы его тоже
угостят огнём... Ошеломлённый, он отошёл в сторону. Однако в войсках гарнизона
начались заметные колебания, в любой момент они могли перейти на сторону
восставших. Ф. Дубасов каждый день звонил в Петербург и требовал прислать для усмирения
первопрестольной «совершенно надёжные войска». Без этого он не мог поручиться
за исход борьбы... И вот 15 декабря в Москву из столицы прибыли 2 тыс. солдат
Семёновского лейб-гвардейского полка. Перебросить полк оказалось возможным
благодаря тому, что железная дорога между Петербур- 58 гом и Москвой продолжала
работать (единственная во время забастовки). Прибытие семёновцев оказало
решающее влияние на развитие событий: власти получили полный перевес в силах. В незнакомом городе, под
выстрелами из окон и с чердаков семёновцы чувствовали себя как во вражеском
стане. Командир полка Георгий Мин в первый момент даже заколебался и попросил
прислать подкрепление. Министр внутренних дел Пётр Дурново дал ему по телефону
такие инструкции: «Никаких подкреплений Вам не нужно. Нужна только
решительность. Не допускайте, чтобы на улице собирались группы даже в 3—5
человек. Если отказываются разойтись — немедленно стреляйте. Артиллерийским
огнём уничтожайте баррикады, дома, фабрики, занятые революционерами...». После этого Г. Мин стал
действовать по-настоящему решительно и сурово, как того требовала обстановка.
Он отдал семёновцам приказ: «Арестованных не иметь». Столь же беспощадно
действовал другой семёновец, полковник Николай Риман. Например, 16 декабря он
нашёл револьвер при обыске одной квартиры. «Чей револьвер?» — спросил
полковник. Хозяин квартиры Иван Оводов ответил: «Мой». Мать И. Оводова
попыталась защитить своего сына, но полковник отстранил её рукой, крикнув:
«Посторонись, старуха!». После этого он выхватил свой револьвер и убил её сына
наповал. Дольше всего держались
дружинники рабочей Пресни. В одном из приказов штаба пресненских боевых дружин
говорилось: «Пресня окопалась... Вся она покрыта баррикадами и минирована
фугасами. Это единственный уголок на всём земном шаре, где царствует рабочий
класс, где свободно и звонко рождаются под красным знаменем песни труда и
свободы». Огонь артиллерии сносил целые
здания, причём погибали сотни случайных прохожих. Улицы горели, небо закрывали
тучи дыма, и весь город освещался заревом пылающей Пресни. 16 декабря штаб
пресненских дружинников решил прекратить борьбу. В последнем приказе штаба
говорилось: «Мы начали. Мы кончаем... Кровь, насилие и смерть будут следовать
по пятам нашим. Но это — ничего. Будущее за рабочим классом. Поколение за поколением
во всех странах на опыте Пресни будут учиться упорству... Да здравствует
борьба и победа рабочих!». |