10 февраля Михаил Владимирович
вновь уговаривал Николая II: «Ещё есть время и
возможность всё повернуть и дать ответственное перед палатами правительство.
Но этого, по-видимому, не будет. Результатом этого, по-моему, будет революция
и такая анархия, которую никто не удержит...». «Государь ничего не ответил, —
вспоминал М. Родзянко, — и очень сухо простился». ПОСЛЕ ФЕВРАЛЯ После Февральской революции
партия октябристов формально прекратила существование. Её программа уже не
могла догнать ЗАМЫСЕЛ
ДВОРЦОВОГО ПЕРЕВОРОТА Группа
октябристов во главе с Александром Гучковым в борьбе с правительством пошла
ещё дальше Прогрессивного блока. Они считали, что власть ведёт страну к
поражению в войне и внутренней революции. Единственный способ предотвратить
это — низложить Николая II. «Мне стало
ясно, — вспоминал А. Гучков, — что государь должен покинуть престол». В конце Заговор
опирался на поддержку некоторых высших чинов армии. Генерал Александр Крымов
говорил его участникам: «Настроение в армии такое, что все с радостью будут
приветствовать известие о перевороте. Переворот неизбежен. Если вы решитесь на
эту крайнюю меру, то мы вас поддержим». Заговорщикам передали сочувственную
фразу генерала Алексея Брусилова: «Если придётся выбирать между царём и
Россией, я пойду за Россией». Но все эти
обсуждения, по словам А. Гучкова, «настолько затянулись, что не привели ни к
каким реальным результатам». 109 В
ДНИ ФЕВРАЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ Вожди
октябристов всегда оставались убеждёнными противниками любой революции. Однако
волей событий им пришлось вместе с другими политическими силами встать во
главе Февральской революции. Михаил Родзянко по телеграфу первый посоветовал
Николаю II отречься от престола. А 2 марта в Пскове А. Гучков принимал это уже
подписанное отречение... Дума направила его к государю вместе с В. Шульгиным,
хотя А. Гучков даже не был депутатом. Для него это событие стало как бы
маленьким реваншем в той борьбе, которую он столько лет вёл лично с Николаем... Между тем
М. Родзянко в эти дни многократно выступал перед подходившими к Думе
войсками, убеждая их сохранять порядок и дисциплину. Военные части являлись
со знамёнами, под торжественную музыку. «Православные воины! — говорил
солдатам Родзянко. — Послушайте моего совета. Я старый человек и обманывать вас
не стану. Слушайте офицеров, они вас дурному не научат...» Своим зычным,
раскатистым басом председатель Думы выкрикивал: «За нашу святую матушку-Русь!».
Войска отвечали дружными возгласами «ура!». «Будь другом народа, Родзянко!» —
благожелательно кричали ему собравшиеся. Впрочем,
иногда в толпе пробуждалась и давняя неприязнь к октябристам. Так, П. Милюкову,
когда он представлял народу новых министров, пришлось сказать: «Теперь я назову
вам имя, которое, я знаю, возбудит здесь возражения. А. Гучков был моим
политическим врагом (Крики: «Другом!».) в
течение всей жизни Государственной думы. Но, господа, мы теперь политические
друзья, да и к врагу надо быть справедливым...», А. Гучков стал военным и
морским министром Временного правительства. Были и
другие случаи, когда на необычное «единство октябристов и простонародья»
набегали тучи. Михаил Родзянко рассказывал Василию Шульгину об одном своём
выступлении 1 марта: «Встретили меня как нельзя лучше... Я |